Сказка о принце. Книга вторая (СИ) - Чинючина Алина. Страница 35

На его счастье господина Лиона не было – уехал по делам к кому-то из соседей. В доме было тихо, только где-то в задних комнатах смеялись и пели служанки. Патрик попросил доложить о нем мадемуазель Луизе и, ожидая, подошел к окну. С грустью глядя на потрепанную дождем молодую траву, подумал о том, как, должно быть, тихо и размеренно протекает жизнь в этом доме… и как некстати ворвался в эту жизнь, где все определено на много лет вперед, он сам – со своим прошлым и совсем неопределенным будущим, с повисшей на волоске самой жизнью, с потерями и бедами… зачем он этим простым, милым людям? Быть может, стоило вовсе никогда не встречаться с ними, чтобы не навлечь на этот тихий дом горя? Узнай нынешний король о том, что ван Эйреки…

Легкий топот шагов прервал его мысли – чуть задыхаясь от волнения, сбежала по лестнице Луиза и смущенно и радостно улыбнулась ему. Темные ее локоны были по-утреннему подобраны на затылке, совсем простое светлое платье облегало полную фигурку, пальцы перемазаны красками – рисовала? В глазах девушки стояла тревога и вопросы: прочитал ли господин Людвиг ее письмо? Зачем он приехал? И с чем он приехал?

Патрик склонился к руке девушки.

- Мадемуазель Луиза, вы сегодня восхитительно выглядите, - улыбнулся он. – Я ехал к вам, чтобы засвидетельствовать свое почтение господину ван Эйреку, но судьба подарила мне более очаровательную собеседницу.

Луиза засияла.

- Простите, господин ван Эйрек, что заставила вас ждать – я рисовала наверху.

- Надеюсь, вы покажете мне ваши новые работы?

- Да, безусловно. Но садитесь же, садитесь, пожалуйста. Выпьете что-нибудь?

- Нет, мадемуазель, благодарю. То есть с удовольствием, конечно, но чуть позже. Мне… нужно поговорить с вами.

Луиза вспыхнула.

- Тогда… тогда мы можем пройти в библиотеку. Отец вернется к обеду, и пока нам никто не помешает. Вы останетесь обедать у нас?

- Да. Благодарю… Луиза.

Библиотека у Лиона ван Эйрека была небольшой. Как многие провинциальные дворяне, сам хозяин не читал почти ничего, кроме молитвенника; жена его, госпожа Эмма, предпочитала чтению вышивку и хозяйственные хлопоты, поэтому почтенное семейство собирало книги для детей. Однако брат Луизы уже давно жил отдельно, поэтому все, что было скоплено за долгие годы, принадлежало девушке почти безраздельно. Почти – потому что часть сочинений родители сочли все-таки неподходящими для девицы. Но поскольку они не слишком часто интересовались, какой роман ночует у дочки под подушкой, Луиза могла заглядывать в книги любого содержания. Оттого, быть может, смелыми были и ее мечты… только мечты, потому что реального предмета приложения чувств у нее до недавних пор не возникало. Кто же мог предположить, что молодой племянник соседа и родственника окажется ну словно списанным со страниц любимого романа?

Небольшая квадратная комната служила, видимо, не только библиотекой: в двух стоящих у окна креслах валялись клубки яркой пряжи и вязальные спицы, на полу стояла рабочая корзинка, полная ниток. Но стол, покрытый зеленой запыленной скатертью, был девственно пуст, если не считать развалившегося на нем огромного кота ярко-апельсинового цвета. Кот при звуке шагов поднял голову и окинул входящих презрительным взглядом. Очевидно, он считал эту комнату и этот стол своей безраздельной собственностью и не собирался уступать лежбище кому бы то ни было, даже если это будет хозяин дома.

Луиза, впрочем, не тронула кота. Она плотно прикрыла дверь, торопливо собрала пряжу и спицы, переложила их на стол (к вящей радости зверя, который тут же тронул клубки когтистой лапой, раскатил по полу… подумал, стоит ли гонять игрушку по комнате, но счел, видимо, ниже своего достоинства заниматься таким ребяческим делом и снова лег). Девушка опустилась в кресло; сел и Патрик.

Несколько секунд они молчали, глядя друг на друга. В полуприкрытое тяжелыми темными шторами окно пробивался луч солнца и растекался по паркету желтыми пятнами.

- Мадемуазель Луиза…- Патрик глубоко вздохнул. – Я осмелился приехать к вам сегодня, потому что прочитал ваше письмо.

Девушка кивнула, не сводя с него внимательных глаз. Руки ее, сложенные на коленях, слегка дрожали, и она переплела пальцы, чтобы скрыть эту дрожь.

- Я был очень тронут, мадемуазель. Для меня огромная честь получить признание такой девушки, как вы.

Она кивнула, точно говоря: продолжайте.

- Вы – редкое создание Божье, и я безмерно счастлив знакомству с вами. И… признаться, удивлен тому, что вы выбрали меня… - он запнулся.

Луиза кивнула снова и чуть подалась вперед, словно ожидая тех заветных слов, которые он должен сейчас произнести. Лицо ее было напряженным и молящим… Черт возьми, что же делать? Как не обидеть и не оттолкнуть девочку?

- Господин ван Эйрек… Людвиг… - прошептала она. – Скажите мне честно: вы… вы любите меня?

- Луиза… Я недостоин такой девушки, как вы. Вы одарены всеми мыслимыми добродетелями, а я… я повеса и гуляка, и за душой у меня ни гроша. Но дело даже не в этом…

- А в чем же? – тихо спросила она.

- Я люблю другую, мадемуазель, - прямо сказал Патрик. – Простите меня.

Если она и ждала каких-то слов, то уж явно не этих. Губы ее обиженно дрогнули, точно у капризного ребенка.

- Вы обручены? – прошептала она. – Простите, я… кольца не разглядела. И когда же свадьба? – жалкая насмешка промелькнула в ее голосе.

- Да, мадемуазель. Но свадьба… не скоро, если будет вообще, - честно признался он. - Мы потеряны друг для друга. Она сейчас… далеко, и у меня нет надежды найти ее.

- Господин ван Эйрек… Людвиг! – в глазах девушки вспыхнула надежда. – Я могла бы заменить ее вам. Я все сделаю, чтобы вы были счастливы, я… я люблю вас, Людвиг!

Что он мог ей ответить?

Девочка, знала бы ты, что я не принадлежу себе, что жизнь моя – всего лишь путь от одной смертельной опасности до другой, и тащить тебя, еще ребенка, в неизвестность я не могу, даже если бы и хотел. Достаточно уже того, что одна девушка пострадала из-за меня, и Бог весть, что с ней теперь. Всех моих близких ждет несчастье. Я не могу…

- Я не могу, - вырвалось у него. – Простите меня, Луиза…

Девушка поникла в кресле, пряча глаза, щеки ее залила краска, нос покраснел – вот-вот заплачет.

- Извините, господин ван Эйрек, - сдавленно сказала она. – Но зачем, зачем вы дали мне напрасную надежду? Вам следовало сказать сразу, что у вас есть невеста, и я бы никогда… я бы не стала навязываться вам. Как вы могли так поступить со мной? Теперь вы будете считать меня распутницей и дурой…

- Мадемуазель, поверьте, я никогда не подумаю о вас плохо. Я бесконечно уважаю вас… но, право, я не мог предполагать, что вы будете испытывать ко мне чувства. Конечно, я виноват перед вами и…

Луиза закрыла лицо руками.

- Оставьте меня, пожалуйста, - проговорила она.

Патрик вздохнул, поднялся.

- Мадмуазель Луиза… Я готов остаться вашим другом до конца жизни, я уважаю и ценю вас. Если когда-нибудь вам будет что-нибудь нужно, вы всегда сможете прийти ко мне. Вы обязательно будете счастливы, поверьте, найдется человек, который по достоинству оценит вас.

Луиза не ответила. Она скорчилась в кресле, из-под пальцев капали слезы.

- Оставьте меня, - повторила она.

Апельсиновый кот спрыгнул со стола, бесшумно подошел к хозяйке. Покрутился рядом, прыгнул ей на колени. Но капли, катящиеся на светлый шелк платья, пришлись не по вкусу коту – мокро, и он соскочил на пол и потрусил к выходу. Из коридора послышался звук торопливых шагов и стук захлопнувшейся парадной двери.

Четвертого мая пришло письмо от лорда Лестина: поздравление с днем рождения и сообщение о том, что началась война. Объединенное войско Элалии и Версаны перешло леранскую границу.

Через два дня Патрик уехал из имения Августа Анри ван Эйрека.

* * *

Если бы когда-нибудь, думала Вета, графу Карелу Радичу сказали, что его первый внук родится не в доме графа в окружении слуг и врачей, а в маленьком, бедном домишке на окраине Леррена, граф бы очень сильно удивился. А еще вернее – рассердился бы и посоветовал собеседнику думать, прежде чем сказать такую очевидную глупость. И уж наверное, еще меньше ожидал бы такого Его Величество Карл Третий. Смешно - внук короля будет расти в доме простой горожанки. Увы, почему-то судьба не всегда учитывает желания и намерения людей. А еще вернее народная мудрость: хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах.