Сказка о принце. Книга вторая (СИ) - Чинючина Алина. Страница 9

И уже подходя к калитке, Вета поняла вдруг, что домик этот ей знаком. И когда на стук вышла невысокая, крепенькая бабка, Вета уже не удивилась, увидев знакомое лицо в сетке густых морщин и внимательные, добро глядящие из-под низко повязанного платка глаза.

Старуха выслушала ее вопрос и молча поманила за собой. Уже знакомая комната встретила таким ароматным запахом только что выпеченного хлеба, что у Веты на миг закружилась голова. Маленький дом точно такой же, как две недели назад… впрочем, это ведь только для нее, Веты, минула целая жизнь, а для этих стен, для неба и земли едва ли две недели прошло. Самый счастливый день, когда Патрик еще был с ней, и их на этой земле стало уже трое… Вета закашлялась. Эта женщина была добра к ней тогда, неужели прогонит теперь?

Бабка указала на лавку: садись, мол. Сама встала у окна, скрестив на груди морщинистые руки.

- Ты чья будешь? – спросила деловито.

- Я… - Вета запнулась. Как ответить?

- Родители живы? – точно не заметив, продолжала бабка.

Вета молча покачала головой.

- А муж что?

- Убили… мужа, - девушка снова закашлялась.

- Ишь ты. Ну, а свекровь-то со свекром есть?

- Свекровь… - горькая усмешка исказила губы Веты: перед глазами встала, как живая, королева Вирджиния. То-то была бы рада такой родне! – Свекра нет – умер недавно, а свекровь… не нужна я им.

- Не бывает так, - покачала головой старуха, - чтоб родное дитя от сына бросать. Ну да не мне их судить, а только сдается, чего-то ты скрываешь, девка.

Вета прерывисто вздохнула.

- Так есть у вас работа, бабушка? Я бы и по хозяйству могла, и шить умею, и…

Бабка помолчала. Кивнула, точно соглашаясь с чем-то:

- Недаром, видно, ты мне повстречалась. Нет у меня такой работы, какую сама бы не выполняла, и если б то хоть пару лет назад было, отправила бы я тебя. Ну, а сейчас… только если всю правду мне расскажешь, а то мне полиции в доме не надобно. Не воровка ты, скажи по совести?

Вета покачала головой.

- Нет, бабушка. В жизни никогда ничего у чужих не взяла.

- Не убийца?

- Нет.

- Хм. И есть поди хочешь? Останешься у меня до завтра, а там решим, что с тобой делать…

Вета сглотнула застрявший в горле комок. Вот так. Есть Господь на небе, и видит Он ее. И ее, и маленького…

- Спасибо, - сказала она тихо. – Спасибо, бабушка…

* * *

Минуло две недели, а рядовой Вельен был все еще жив. Никто не приходил, чтобы арестовать его и тащить на дыбу, никто не кричал грозно: «Говори, как посмел ты приказа ослушаться?!», никто не тронул ни его, ни тетку, и Жан уже начал надеяться, что все обойдется. Легран, товарищ верный, молчал (а деньги-то, думал Вельен, большие, тут и помолчишь, да и страшно, наверное, донести – товарищи все же), а больше и не знал никто. Теперь оставалось главное – чтобы не напрасным стал пережитый ужас, чтобы тот, кого они прятали, уже определился, на каком свете ему лучше, и либо умер, либо пришел бы в себя, да забрали бы его, что ли, от них… Умом Жан понимал, что их нежданный гость долго еще ходить не сможет, по всему – заживется у тетки, но ведь надежда умирает последней.

Иногда в темном ночном ужасе, в сонной казарме, думал Жан, что лучше б помер их постоялец, чтоб все шито-крыто. Тут же стучал по дереву и плевал через плечо, но ведь мыслям не прикажешь. Две недели подряд, приходя в увольнительную к тетке, слышал одни и те же слова: без памяти, плох, а когда очнется – Бог весть. Жаклина выглядела озабоченной и усталой, но ругать племянника перестала и только раз обмолвилась: хоть бы узнать, кто этот парень да откуда, может, где-то мать плачет или жена… Жан пожал плечами и поспешно заговорил о другом.

Третья увольнительная едва не сорвалась: накануне полк снова посетил Сам и остался недоволен результатом проверки. Командиры, получив свое, гоняли рядовых, точно взбесились, и Жан уже решил, что по такому случаю весь личный состав неделю, а то и две просидит не в кабаках, а под арестом. Но – обошлось, рядовой Вельен лично ни в чем замечен не был, оружие у него исправное и вид молодецкий, и на смотре, устроенном начальством на скорую руку, отличился. Как не отпустить такого? О том, что образцовый рядовой мало не с жизнью простился, решив, что Сам по его душу пожаловал, командиры, понятно, не узнали – мысли читать еще не научились. И выйдя за ворота казармы, Жан вознес небесам короткую, но от души молитву. И попросил еще об одном: чтоб скорее уж закончилось это все, чтоб вернулось все, как было, и жить по-старому. Как, оказывается, можно устать от ужаса ожидания, как тянет к земле душу страх… иной, не боевой, нутряной страх беды, беды не с собой – с близкими… Порой Жану казалось, что ненавидит он этого парня – бывшего принца, бывшего каторжника, так некстати ворвавшегося со своими тайнами и проблемами в их тихую с теткой жизнь.

И уже войдя в сени теткиного домика, Жан понял, что Господь его молитвы явно услышал: Жаклина, выскочившая ему навстречу с ведром в руке, вид имела озабоченный, но явно обрадованный. Жан замер. К добру или к худу? Что скажет она ему сейчас?

А тетка Жаклина, поблескивая глазами, сунула ему ведро и приказала:

- Иди-ка, милый, воды принеси. Да поживее, мне некогда. – И улыбнулась: - Твой-то найденыш…. очнулся ведь. Теперь, Бог даст, выживет. Я уж и не надеялась...

- Когда? – шепотом спросил Жан, сжимая пальцами дужку ведра. Губы пересохли.

- Третьего дня в себя пришел. И имя назвал. А кто такой, не сказал… ну да все лучше - не как собаку кликать.

- Какое имя-то? – спросил Жан, неизвестно на что надеясь.

Тетка оглянулась.

- Патрик, - почему-то шепотом проговорила она.

Жан почувствовал, как что-то оборвалось внутри. На что надеялся? На чудо? На то, что тот, кого он вытащил из могилы, окажется кем-то другим? Что ничего не вспомнит, очнувшись? Вот тебе новая забота, солдат, - думай теперь, как объяснять… а, собственно, и объяснять-то нечего.

- Ну… и как? – тоже шепотом спросил Вельен. – Как он вообще?

- Теперь ничего… - тетка перекрестилась. – Теперь, даст Бог, выживет.

- С ним… - Жан помялся, - поговорить можно?

- Зачем тебе? Ну, коли хочешь, иди, только немного, слабый он сильно… Эй, погоди, воды мне сперва, воды принеси!

Как он дошел до колодца, Жан не помнил. Вернувшись, сунул тетке ведро – та тут же перелила воду в котел и поставила греться – и, осторожно ступая большими ногами, подошел к горнице, тихонько заглянул за занавеску.

И поежился.

Огромные, обведенные черными кругами запавшие глаза смотрели на него. Пристально смотрели, жестко. Настороженно.

Жан вошел, осторожно присел на край лавки.

- Очнулись?

Не мог он, не получалось говорить лежащему перед ним беспомощному, едва живому человеку «ты». Сразу было видно, кто тут для чего рожден – даже если б не знал, кто он, даже если б не слышал своими ушами – сначала тот приказ, а потом боязливые разговоры между теми, кто там был.

- Очнулись, ваша милость? – Жан тронул загрубевшей ладонью забинтованную руку лежащего. – Теперь на поправку пойдете.

- Я тебя… помню, - проговорил Патрик едва слышно. – Лица… не видел… голос помню.

Жан опустил голову. Чего тянуть-то, лучше сразу поставить все точки.

- А коли помните, так поймете, - он умоляюще взглянул Патрику в глаза. – Не своей мы волей. Простите уж.

- Зачем… вытащил? – Патрик все так же пристально смотрел на него.

- Не по-человечески было, - шепотом ответил Жан. – Не мог оставить…

- Где я?

Жан осторожно оглянулся. Там, сзади было тихо – не то вышла тетка, не то затаилась, чтобы им не мешать.

- У тетки моей, - прошептал он. – Не тревожьтесь, ваша милость, не выдам. Подлечитесь, а там видно будет, что да как.

- Вета… где? – Патрик прикрыл глаза, преодолевая слабость.

- Кто? – не понял солдат.

- Там… в доме… девушка была. Где?

- Не было там никого, - покачал головой Жан. – Мы ее ждали, но дом пустой был.