Последняя встреча - Чейз Эллен Рако. Страница 16

— Что можно знать человека без году неделя и чувствовать, что он тебе бесконечно дорог. Что мечта может быть не только мечтой. Что…

— Ты считаешь, что я тебе пара? — перебила его Роксана.

Брэм кивнул.

— Я достаточно тебя знаю, чтобы делать выводы.

— Это тебе кажется, что ты меня знаешь, — прервала она, — но это не так.

— Серьезно? — Брэм на минуту задумался, а потом снова ожил. — И ты считаешь свое вчерашнее поведение обычным? Ты с радостью распахиваешь объятия перед каждым встречным мужчиной? И всякий мужчина, что будет обнимать и целовать тебя, услышит этот стон нетерпения и страсти?

— Нет! — почти крикнула Роксана и при виде его ухмылки снова взяла себя в руки, спокойно закончив:

— Ты неправильно меня понимаешь.

— Я понимаю так, что этой ночью ты была собой, а сейчас я разговариваю не с Роксаной Мердок, а с ее чопорной теткой.

Роксане захотелось отвесить ему пощечину. Вместо этого она швырнула карту на стол.

— А я в свою очередь разговариваю с дипломированным психоаналитиком, не так ли?

— Всего лишь с человеком, который стремится ускорить процесс твоего развода с теткой — мир ее праху! — Брэм побил ее карту. — Я один раз сказал, повторять не собираюсь: я люблю тебя и не позднее новогоднего утра намерен заняться с тобой любовью.

— Это больше похоже на угрозу, чем на предложение. Это и есть метод Тэйлора? Угрожать беззащитной женщине, принуждая ее к сожительству?

— Это меня всю жизнь шантажировали женщины, но я берег себя для тебя. Ты просто не понимаешь, какой замечательный я человек. Но ничего, скоро поймешь.

— Я всегда любила себя и никогда — мужчин. Что ты на это скажешь?

— Что я люблю тебя, — упрямо ответил Брэм и снова побил ее карту. — Учитывая тот факт, что Матильда пудрила тебе мозги лет семь-восемь, ты в весьма и весьма приличной форме.

Роксана невольно засмеялась.

— Спасибо, доктор.

— Я серьезно.

— Я знаю.

Роксана с трудом удерживалась от того, чтобы не расхохотаться во весь голос.

— Шутка ли сказать, — продолжал Брэм, — столько лет служить нянькой старой деве, не признающей слово "любовь".

— Это твое окончательное мнение о тете Матильде?

Брэм важно кивнул.

— Можешь не стесняться с комплиментами, — сказал он. — Я ведь достаточно верно описал этого демона в юбке?

Не дожидаясь ответа Роксаны, он продолжил:

— Тень этой мегеры преследует тебя, и ты боишься дать свободу себе, своим чувствам, своей любви.

— И кого же ты мне предлагаешь в качестве предмета моей любви? — поинтересовалась Роксана.

— Меня, конечно. Только меня. Я осознаю ответственность, которую беру на себя, избавляя тебя от авторитарного влияния тети Матильды.

— Как благородно с твоей стороны! Какое самопожертвование! — Роксана взяла карту, взглянула на нее и выложила на стол полный набор:

— Джинн.

Брэм пробормотал себе под нос крепкое словечко.

— Я понял, почему проигрываю! — заявил он.

Роксана приписала новые очки и начала раздавать заново.

— И в чем же дело на этот раз? — небрежно поинтересовалась она.

— Дело в отсутствии стимула.

— Пожалуйста, поднимем ставку до доллара за очко. На ближайший год ты меня уже обеспечил, пора подумать о более отдаленном будущем.

— Деньги для меня — не стимул! Не о них речь. — Загадочно улыбнувшись, Брэм начал раскладывать карты по масти.

Роксана следила за ним со все возрастающим подозрением.

— А что же тогда для тебя стимул?

— Игра на раздевание, — пояснил он коротко и взял первую карту. — Конечно, я почти вижу твою реакцию, слышу вопли ужаса целомудренной тети Матильды: еще бы, ее племянница участвует в таком непотребном деле!..

— Тетя Матильда, говоришь? Игра на раздевание, говоришь? — Роксана ваяла карту и медленно присовокупила ее к остальным. — Видимо, пора тебе узнать правду о моей семье и особенно о тетушке.

Роксана подняла руку, предупреждая реплику Брэма.

— Тетя родилась в Нью-Йорке в начале столетия. В тысяча девятьсот двадцать втором году впервые нашла себе работу. Ты когда-нибудь слыхал о варьете Мински? В нем танцевали десять девушек, на которых выдавали девять платьев. Тетя не раз оказывалась десятой, и я, как ее племянница, не боюсь таких игр.

Роксана бросила карты на стол.

— Джинн. Я забираю твою рубашку.

Брэм попытался что-то ответить, но челюсть у него отвисла и возвращаться в прежнее положение не желала.

— Ты… ты шутишь? — наконец выговорил он.

— Про джинн, про тетю или про твою рубашку? — Роксана укоризненно покачала головой. — Туговато ты соображаешь для психоаналитика.

Что-то бормоча, Брэм через голову стащил тенниску.

— Итак, чопорной викторианской тетки и в помине не было! — сказал он и швырнул ей тенниску. — Ты все это время смеялась надо мной! Над чем еще ты смеялась, золотая ты моя?

— Я не смеялась над тобой, — возразила Роксана, чувствуя себя виноватой. — Я просто хотела показать тебе, что двенадцати свиданий и четырех недель знакомства недостаточно для того, чтобы узнать все о женщине, которой ты вздумал объясняться в любви.

Роксана запнулась, поймав себя на том, что она чисто по-женски, оценивающе смотрит на обнаженный торс Брэма. Немного бы нашлось женщин, которых не взволновало бы созерцание такого тела. Тетя Матильда — та вспыхнула бы как спичка. Она всегда загоралась при виде обнаженной плоти, даже на картине или во мраморе.

Торс Брэма способен был вдохновить любого художника или скульптора. Глаза Роксаны зачарованно пропутешествовали по сильным плечам и выпуклым мышцам груди, густо поросшим черными курчавыми волосами. Черт бы побрал этот теннис! И почему этот Брэм Тэйлор не какой-нибудь дистрофик со впалой грудью и бледным лицом — глядишь, так было бы спокойнее.

— Очнись! — окликнул ее Брэм.

Роксана вздрогнула и бросила карты.

— Ты выиграл, — рассеянно сказала она и, не замечая поднятых от удивления бровей, протянула ему тенниску.

— Роксана, — сказал он, тасуя колоду. — А в чем конкретно я промахнулся? Например, в описании тетиного дома?

— Ты был абсолютно прав, это дом с верандой, довоенной постройки. Меблировка вполне современная, антиквариата совсем немного. Вязаных салфеток и в помине нет. Два пастельно-розовых рисунка на стене — у изголовья водяной кровати тети Матильды…

— Водяной кровати!

— Предписание врачей. Матильда страдала артритом. Ужасная болезнь!.. — с ром заключила Роксана, но, увидев ошеломленную физиономию Брэма, улыбнулась. — Видел бы ты тетушку в ее лучшие годы! Гремучая смесь Айседоры Дункан, Анны Павловой и Онти Мейм. Истинная дочь Терпсихоры. В восемьдесят лет у нее все еще была ясная голова и непоседливая душа, заключенная в искалеченное тело. Я с радостью переехала к ней и начала за ней ухаживать: помогала во всем, лечила всевозможными способами, но ничто не помогало. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой бессильной!

Роксана ударила кулаком по столу.

— Ничто не помогало! Дурацкая болезнь отняла у нее всякую способность к движению, и после этого тетя недолго протянула.

Роксана почувствовала, как на ее побелевший от напряжения кулак ласково опускается большая сильная ладонь.

— Так ты была ее надеждой и опорой! Как я тебя понимаю! — Он разжал пальцы и перецеловал один за другим. — Мой дед пережил моих родителей, и наблюдая, как он уходит из жизни, я в отчаянии твердил себе, что я — неудачник и все кончено. Я был смыслом его жизни, а вот в моей собственной жизни смысла не обнаружил.

— Неудачник? Забавно! Я почувствовала себя банкротом гораздо раньше, и тетя как раз помогла мне найти себя, заставила поверить в собственные силы.

— Ментор-наставник?

— О, нет! Скорее поддержка словом. Луч света в темном тоннеле, когда башка забита Бог весть какой чепухой.

Брэм засмеялся.

— Не представляю тебя с головой, забитой чепухой. — Он снова поднял карты, с любопытством поглядывая на нее. — И как же эту чепуху звали?