Мародер - аль Атоми Беркем. Страница 55

Однако тревожных сигналов не поступало. Всю неделю Ахмет слонялся вместе с Кирюхой по торжкам, улаживая дела организуемого базара. Народ, вроде, велся, понимая преимущества новой точки, с консерваторами приходилось работать. С молчаливыми противниками этой идеи спокойно беседовали, с активными же иногда приходилось поступать по обычаю нового времени. Раз, снеся голову слишком далеко зашедшей бабе, непотребно оравшей на него посреди староресторанского торжка, Кирюха даже немного подгрузился:

– Не, хуйня это какая-то. Че-то не идет, Ахмет. Может, и впрямь далековато для них? И зря я тут хожу, по бабам стреляю? Я ведь ее против всех понятий сейчас завалил.

– Ага. Знаешь, откуда эта сука печево таскает? От кучи, где институт был.

– А че у себя там не торгует?

– Да не сложилось у нее там, и подписаться за нее некому. Невидимая рука рынка показала ей видимую пику, покойная поглядела, да и приняла взвешенное решение. Кстати, ты че там о понятиях говорил? Нормально ты ей припаял, че ты. Эта дура сама выпросила. И как просила, у меня аж уши заворачивались.

– Не, все равно как-то мне это не нравится…

– Бля, во граф Карамазов, или как его там, бабку-то который прихуярил! Херово, да – ментовки нет, а то пошел бы да облегчил душу.

– Да че ты, ты сам-то вон, чистенький ходишь!

– Чистенький… Рад бы. Рад бы в рай, товарищ Кирюха, ан грехи не пущают. Я свой кусок, Кирюх, тоже не на пожалуйста беру… Не без греха, одним словом. Да не грузись, сходим к Магомедычу, все поменяется. Все, все у тебя будут, увидишь.

– Че это ты так уверен?

– Да вот.

Надежды Ахмета на какое-то прояснение завязавшейся ситуации со старым башкиром не оправдались. Придя в Вениково, он первым делом, едва ли не вместо приветствия, поинтересовался у Магомедыча – когда пойдем к старику Абдулло. Оказалось, что никогда, старик не изъявил желания повторно встречаться с Ахметом, вот так.

– Он тебе принес тут хуйню какую-то. Сказал, что заберешь, когда уходить будешь.

– Не сказал мне ниче?

– Сказал. Тоже, когда домой пойдешь, тогда скажу.

– У, ептыть, конспирация, смотри-ка…– раздраженно дернулся про себя Ахмет, но ничего не поделаешь, пришлось до дна исчерпать хозяйственную повестку дня, пообедать, не проявляя и тени нетерпения, побеседовать на ритуальные темы цен, оперативной обстановки, погоды…

Наконец, программа визита подошла к завершению. Ахмет с Кирюхой вышли из тепла на скрипящий под жесткими порывами ноябрьского ветра двор. По мерзлой земле несло снежную крупу, вдоль забора уже белела полоска сухого снега. Вылетевшие сгоряча без бушлатов, Магомедычевы помогальники ежились, но оставались на крыльце, одинаково положив стремительно остывающие стволы на сгиб локтя.

Магомедыч оттянул Ахмета от Кирюхи, сунул сверток.

– Значит, так. Абдулло сказал, передай, чтоб на каждый базарчик ты отнес по одной, понял? Положь где у торжка главное место, а то, что там лежит – забери, Кирюхин базар отнеси, спрячь там. Главное место, так и сказал. Что за главное место, не спрашивай, я не знаю, он говорил, ты сам должен знать. Дальше слушай. На тот день, когла торговать приходят, там будь. Смотри, кому от того, что базарчика нет, больше всех хуево стало. Этот последний на базаре останется, когда все уйдут. Вот последнему, кому хуево, дай жить, тогда все сделается, и ты сам будешь жить, не повредит тебе это все. Вот, все. А! Он сказал, если ты два-три дня не будешь с бабой спать, жрать и курить, то с первого раза все сделается.

По дороге домой Ахмет, как мог, обсказал Кирюхе расклад, не вдаваясь в подробности технологии.

– Вот, твои будут. Базар твой? Значит, ты и кормить будешь.

– Ты и в самом деле в эти… деревенские сказки веришь?

– Да как сказать. Иногда верю больше, чем… хер знает, с чем сравнить… ну, что вот завтра солнце встанет. Нет, даже не то что завтра, а вот, встало уже. А иногда сам себе удивляюсь – типа, совсем я, что ли, ку-ку?

– А чаще?

– Чаще, реже, какая разница. Вот про этот конкретно случай – даже не верю, а знаю. Сладится все.

– Не, во сука чурки дают. Не успела советская власть пропасть, как все по новой понеслось – бабки, дедки, шу-шу, присушу… Мракобесие, бля, развели. Парткома, бля, на вас нет! – соскочил с неудобной, мутящей душу темы Жирик.

– Ага. И соцсоревнования, – поддержал хохмяной тон Ахмет. – Вахты еще. Предсъездовской. С этими, помнишь? Встречными, мать их, обязательствами! “Мы, ракетчики КСибВО / Штатам сделаем тово! [135]” Слышь, Жирик! А куда ты пулемет дел? Ну, тот, что сняли-то уже, в потерне? А?

Кирюха, пойманный на выдохе, с ответом не нашелся и только перебирал губами, краснея от досады. Пришлось колоться:

– Там и лежит. С караулки рубероида надрали, Онофрейчук, покойничек, замотал его, да и прикопали.

– Да расслабься, не претендую, твое так твое. Там, говоришь, еще есть?

– Ну да.

– Значит, как спустимся, можно будет его сзади оставить, чтоб если кто по следу припрется…

– Че, решился-таки со мной в арсенал лезть?

– Ну, а че бы нет. Мне вторая машина на чердаке не помешает.

– Ну, тогда как базар отлажу, так и выйдем. – повеселел Жирик. – Снег там, не снег, успевать надо, а то и впрямь Паневин поколется, и козлы эти все загребут.

– А че конкретно загребут-то? Давай разрисуй, хорош уже целку изображать! Бля, как девочку тебя упрашиваю, достал!

– Паневин говорил, что там есть внизу рельсы, типа как для поезда. И если найти этот тоннель, то когда по рельсам этим влево пройдешь немного, метров пятьдесят, что ли, то будет сетка, а за ней три бэтра, полностью заправленных. То есть вооружение, боезапас, стволы, все! Это как бы эвакуационный такой заход, про него там и свои-то не знали, только старшие смен, командир, да те, кому следить положено.

– Ага… Это че получается, че у нас на бэтре, если строго по инструкции… КПВТ, ПКТ, две стрелы [136], РПГ седьмой, целый, мать его, арсенал. КПВешных пятьсот иметь положено, семерки сколь? Не помнишь?

– Да тысячу, вроде. Или полторы… Не, не помню. Но смысл слазить есть, согласен?

– Еще бы. Да еще если этот смысл на три помножить… Ой-eй. Это ты сравняешься по огневой с Нигматом точно, а может, и с Мирохой даже. Даже когда мне доляху отпилишь, так у тебя останется столько, что всю Тридцатку можно на тумбочке выстроить… Да, товарищ Жириновский, понимаю, почему ты партизаном притворялся…

– Вот. А ты – целочка, целочка. Так что Паневина надо выдергивать по-любому, сколько бы это ни встало. Если это кто-то возьмет – тьфу, даже думать о таком неохота, нельзя это отдавать.

– Уверен, что без него не сможем?

– Стопудово. Там знаешь, как все по-хитровыебанному? Ебнешься. Где лифт начинается, туда зайти говно вопрос, спускаться, вот, не сахар, но тоже, так, ничего особого. А вот дальше – вилы. Когда там все работает, хоть дивизию загоняй – бесполезно. Сам убедишься, там одну первую гермодверь только посмотришь, и все ясно станет. Вагон тола привози – не поцарапает даже. Там в углах эти машинки и стояли, типа как перед дверью коридор простреливать. А дальше – это Паневин говорит, еще потерна, ну, это коридор типа, она коленами идет, и каждое колено кончается двумя пулеметами, понял? Когда идет сигнал “вторжение”, то якобы это все, что за гермодверью, отрубается от внешнего, полностью, даже кабели рубятся в проходках, понял?

– Понял. Значит, у них там должен быть генератор еще. Слышь, а как мы туда попадем?

– Ну, до хранилищ иди, как по проспекту – америкосы все взломали, открыто стоит. Там погрузчики даже ездили. А вот дальше – труба дело. Паневин говорил, что надо ручным приводом открывать, а где эти привода, он точно не знает. Некоторые знает, а некоторые – нет. Или пиздит, но как проверишь… Так-то проблем нет, конечно, проверить – как два пальца об асфальт, все расскажет, что знает и не знает, но опосля такой проверки он может здорово обидеться. Это, сам понимаешь, только раз можно сделать, а после надо мочить, нельзя оставлять. Ну, это, конечно, если сильно прижмет.