Конструктор С. И. Мосин - Чуднов Гавриил. Страница 26

Тут последнее и веское слово в пользу мосинской магазинки сказали Чагин и Ридигер. С учетом мнения оружейного отдела они проголосовали за русскую винтовку, в результате 20 марта голоса распределились 13 на 12 в пользу Мосина. Против русской винтовки голосовали ван дер Ховен, фон Розен, фон Фитингоф, Отмарштейн, Юрлов, Рудановский, Криницкий и другие. С мнением оружейного отдела Артиллерийского комитета полностью согласился генерал Л. П. Софиано, а военный министр наложил на решение Комиссии В. В. Нотбека следующую резолюцию:

«Согласен и я, но решение сего важного вопроса зависит от благоусмотрения государя императора».

Глава 7. МИЛОСТЬ ИМПЕРАТОРА

В Петербурге С. И. Мосин постепенно становится помехой высокопоставленным мошенникам в их стремлении во что бы то ни стало угодить Нагану. Желая избавиться от Сергея Ивановича, генерал Крыжановский 30 марта предписал ему «по исполнению возложенных на него поручений отбыть обратно к месту своего служения». После экстренного заседания Комиссии Нотбека новую русскую винтовку одобрили все столпы оружейного дела, о ней прознали за границей, и кое-где уже готовили гонцов на переговоры с изобретателем. Но русское министерство почему-то медлило и только 29 марта разрешилось следующим выводом: представленное ружье может служить руководством для изготовления на Императорском Тульском оружейном заводе справочных ружей. Но не преминуло застенчиво добавить — при условии, что пачечное ружье капитана Мосина удостоится высочайшего одобрения!

В тот день выстраданная восьмилетними неустанными трудами винтовка в последний раз названа именем автора, так как 30 марта военный министр Банковский, несомненно имевший какие-то обязательства перед Наганом, наложил в журнале оружейного дела Артиллерийского комитета нелепую, до крайности несправедливую резолюцию:

«В изготовленнном новом образце имеются части, предложенные полковником Роговцевым, Комиссией генерала Чагина, капитаном Мосиным и оружейником Наганом, так что целесообразно дать выработанному образцу наименование: русская трехлинейная винтовка образца 1891 года».

И Мосина, истинного изобретателя новейшего ружья, записал министр третьим по счету в этом перечне имен. Хорошо еще, что не после Нагана!

Сергей Иванович, накопивший громадный изобретательский опыт, отчетливо понимал, что его винтовка, как и всякий вновь созданный и принятый на вооружение образец, нуждается в дошлифовке мельчайших конструктивных царапинок в период подготовки к производству. Он вполне бы справился самостоятельно с этим нехитрым делом. Но зачем Ванновский подключил к его, Мосина, работе столько человек?

А случилось так, что 30 марта господин военный министр торжественно сообщил Главному артиллерийскому управлению, что сам государь-император, до крайности заинтересованный в скорейшем принятии магазинной винтовки, изволит самолично присутствовать на сравнительных стрельбах трех испытываемых ружей: двух магазинных и однозарядного.

Смотр имел место 6 апреля в 3 часа дня на Гатчинском военном поле. По сути дела это был третий акт изнурительной пьесы, действующими лицами которой были не только люди, но и вещи. Получалось так, что высшие должностные лица искали малейшую возможность, чтобы предоставить новые шансы на победу бельгийскому конструктору. Иначе нельзя расценивать действия Ванновского, подсказавшего Александру III весьма ценную мысль относительно стрельб в Гатчине.

Стрелковое действо в высочайшем присутствии шло по заранее составленной программе, и в нем участвовали те же роты Измайловского, Павловского и Самарского полков, а также гвардейцы-консерваторы первого стрелкового его величества батальона.

Опыты не отличались особым разнообразием: стрельба залпами в течение одной и полутора минут, учащенный огонь в тех же интервалах, сравнительная стрельба для определения проникновения пуль в пакет из 40-дюймовых досок, стрельба на меткость со станка на 400 шагов. В общем-то, испытания в определенной степени были театрализованы.

6 апреля все роты переехали в Гатчину, где заранее близ вокзала выбрали место и где император вместе с супругой и сыном Михаилом наблюдал за стрельбами. Комментарии давал министр Ванновский. А результат был таков, что вопрос об окончательном выборе винтовки все-таки не разрешился! Оружейный отдел признал необходимым устранить те недостатки, что были обнаружены в ходе войсковых испытаний, и генералу Нотбеку ничего не оставалось делать, как выполнить указание и привлечь к спешной работе полковника Кабакова, генерала Давыдова, а также срочно вызвать из Тулы начальника мастерской оружейного завода штабс-капитана А. К. Залюбовского. Сергей Иванович искренне обрадовался приезду старого товарища по службе.

Мосин, несмотря на все огорчения, трудился самозабвенно, предлагая одно оригинальное техническое решение за другим. Несколько дней шла напряженная творческая работа, и общими усилиями было существенно изменено устройство спускового механизма, для хвоста отсечки-отражателя был сделан паз с левой стороны ствольной коробки, кроме того, конструкторы переделали пазы под обоймы, причем на двух винтовках они были приспособлены под коробчатую обойму Нагана, а на одной под пластинчатую обойму Мосина. Из окончательно отработанных винтовок сделали по сотне выстрелов в тире поверочной комиссии Петербургского патронного завода, а затем еще по 500 выстрелов в Ораниенбауме. Последняя стрельба производилась на скорость. Винтовки Мосина и Нагана показали одинаковую скорострельность.

Магазинный механизм русской винтовки исправно действовал даже в том случае, когда специально вынимали винт отсечки-отражателя.

9 апреля полковник Кабаков (опять странная прихоть! — не Мосин, а Кабаков) доложил обо всех изменениях и результатах. В последующие несколько дней на Ораниенбаумском стрельбище состоялись четвертые испытательные стрельбы, на этот раз только из винтовок Мосина в присутствии автора системы. Было сделано от одной до трех с половиной тысяч выстрелов практически без задержек!

Так закончились мучения для винтовки, но не для ее создателя. Решающее слово осталось за Александром III. Император не стал вникать во все обстоятельства соперничества русского и бельгийского изобретателей, во всем положившись на своего военного министра.

13 апреля Ванновский предоставил Александру III доклад «Об утверждении образца пачечного трехлинейного ружья, предложенного капитаном Мосиным». Министр не мог полностью игнорировать объективные данные последних испытаний, а потому написал, что «система, предложенная капитаном Мосиным, заслуживает во многих отношениях предпочтения перед системой иностранца Нагана, как по более простому устройству и дешевизне валового изготовления, так и по тому, что с принятием ее на вооружение наши заводы скорее могут приступить к валовому изготовлению ружей». Но, отметив высокие качества русской системы, Ванновский не пожелал по достоинству оценить труд изобретателя, оставив не просто лазейку, но огромную дыру для пронырливого Нагана. В заключительном разделе своего доклада он «нижайше» предложил императору:

«Благоугодно ли будет образец пачечного ружья, представленного капитаном Мосиным и усовершенствованного по указанию оружейного отдела, всемилостивейше утвердить, наименовав „Русская винтовка образца 1891 года“, так как в окончательной разработке этой винтовки участвовал не один капитан Мосин».

Император, хорошо запомнив имя бельгийского оружейника, пошел дальше своего министра, он вычеркнул из предложенного наименования слово «русская». В приказе по военному ведомству от 22 мая 1891 года было объявлено:

«Государь император в 16 день прошлого апреля месяца высочайше соизволили утвердить испытанный образец новой пачечной винтовки уменьшенного калибра и патрон к ней, а также и пачечной обоймы к патронам и высочайше повелеть соизволил именовать винтовку эту „3-линейною винтовкой образца 1891 года“. Вместе с тем его императорскому величеству благоугодно было предоставить делать в означенном образце те детальные изменения, какие, по ходу валовой разработки на оружейных заводах, окажутся необходимыми, но не иначе, как с моего (военного министра) разрешения. Об изложенном объявляю по военному ведомству для сведения и должного, до кого касается, исполнения».