Хозяйка сердца - Даймонд Глория. Страница 15

Наконец все было сделано. Она открыла шторку затвора и осторожно отползла назад. Теперь лунному свету оставалось произвести свое волшебное воздействие на эмульсию.

— Вот, выпейте вина. — Джон протянул ей стакан, когда Одри добралась до слухового окна. — Заслужили.

Устало улыбнувшись, она взяла запотевший холодный стакан и уселась поудобнее.

— За нашего ночного «Буревестника», — предложил Джон тост.

— И за моего великолепного помощника, — добавила Одри с искренней благодарностью.

Джон признательно улыбнулся. Они чокнулись, и легкий хрустальный звон нарушил тишину лунной ночи.

Несколько минут прошло в молчании. Одри пребывала в состоянии эйфории. Фотографии должны получиться изумительные. Она верила в успех, не сомневаясь, что волшебство этой ночи убережет ее от неудачи. Спасибо Джону, что привел ее сюда.

Одри улыбнулась, вспомнив, с какой подозрительностью встретила его на пороге, как испугалась предложения подняться наверх. И вообще вела себя, словно жеманная старшеклассница, которая, придя на футбольный матч, уверена, что все игроки только и думают, как бы забраться ей под юбку. Она рассмеялась. Господи, нельзя же быть ханжой и видеть во всем подвох.

Джон лениво повернул голову.

— Что вас так рассмешило?

Она прищурилась, рассматривая рубиновую жидкость в стакане.

— Я почему-то вообразила, что вы тащите меня сюда с намерением обольстить.

— Да? — усмехнулся он в ответ. — Что ж, это никогда не поздно. Кровать рядом, за окном. Какую вы ставите в фотокамере выдержку?

— Пять-десять секунд, — фыркнула она. — А вы хотите, чтобы я поставила на полчаса?

Он коснулся ее коленей своими.

— На полчаса и еще минутку. Чтобы раздеть вас.

— Ну ладно, хватит, — вздохнула она, желая положить конец скользкому разговору.

Они опять погрузились в блаженное молчание. Наверное, оба слушали дыхание друг друга. Оно перемежалось с тихими вздохами прибоя, накаты которого подчинялись каким- то неведомым лунным ритмам.

— Я любил забираться сюда, еще когда был мальчишкой, — заговорил наконец Джон. — Когда я буквально сходил с ума от сложностей жизни, стоило залезть на крышу — и приходило успокоение.

Одри удивленно посмотрела на него.

— То есть вы еще ребенком жили в этом коттедже? — А ей-то казалось, что он всегда жил в гостинице, вместе с остальными Олтманами.

— Да, с детства, — тихо отозвался он. — Мой отец умер, когда мне не исполнилось и семи. Скончался, полностью разорившись. Мать решила, что близкие родственники отца должны позаботиться о нас. Она сказала, что я — Олтман и должен расти в Сент-Вудбайне.

— И они приняли вас?

— Конечно. — Он постукивал по колену пустым стаканом. — Дядя Марк был очень благородным человеком, добрым и отзывчивым.

Одри попыталась припомнить старого мистера Олтмана, но не смогла. В поле зрения двенадцатилетней девочки люди его возраста не попадали.

Отпив глоток вина, она рассеянно спросила:

— И что же было дальше?

— На восемнадцатилетие дядя подарил мне двадцать пять тысяч долларов. Он считал, что дети не должны страдать из-за промахов своих отцов. Дядя Марк выразил надежду, что я сумею достойно распорядиться деньгами, скажем, потратив их на оплату учебы в колледже.

— Что вы и сделали?

— Ни в коем случае, — засмеялся Джон. Он налил себе вина и отпил пару глотков. — Я вложил их в фармацевтическую компанию, о которой прочитал в каком-то солидном журнале. У меня хватило ума понять, что она будет развиваться, и я не обманулся. Через пару лет я разбогател настолько, что смог купить матери дом в Вирджинии. Когда мне минуло двадцать, я наконец нашел время, чтобы посещать колледж. В двадцать три вернулся в Сент-Вудбайн и стал партнером кузенов. И с тех пор я здесь что-то из себя представляю.

— Управляете отелем?

Он кивнул и неторопливо продолжил:

— У Фреда и Юджина были определенные денежные затруднения и они искали партнера, который помог бы им быстро расплатиться по обязательствам. К счастью, я отвечал этим требованиям.

Одри невольно улыбнулась, представив, как Фредерик с распростертыми объятиями и с кислой миной принимает в партнеры бывшего «бедного родственника».

— И сколько же процентов акций приходится на вашу долю?

В уголках губ у Джона мелькнула улыбка.

— Давайте прикинем. У Юджина двадцать три процента, у Фреда двадцать шесть. Остальное мое.

Она быстро подсчитала:

— Значит, у вас… пятьдесят один процент?

Джон насмешливо взглянул на нее.

— Я же говорил вам, что предпочитаю контролировать свои финансы. И своих врагов.

— Кто же входит в их число? — тихо спросила она.

Он с нескрываемым облегчением вытянул ноги и немного помедлил с ответом, словно прикидывая, не нанесет ли он ущерб бизнесу.

— Думаю, что оба моих кузена, но в разной степени.

— Зачем же вам жить с ними? Вы же можете получать свое и не оставаясь здесь. Что же вас держит? — Поставив стакан на подоконник, Одри повернулась к собеседнику, отчетливо видя выражение его лица. Неужели годы борьбы за благополучие и независимость оставили в душе Джона такой след, что он продолжает холить жажду мести, каждодневно подпитывая ее? — Фредерику вполне по плечу руководство гостиницей. Почему бы вам не уехать отсюда?

Джон долго не отвечал, рассматривая Одри потемневшими глазами, словно надеялся найти ответ в ее глазах.

— Наверное, потому, что «Буревестник» стал частью меня, — медленно произнес он, не отводя взгляда. Протянув руку, он взял девушку за подбородок. — Ибо, полюбив эту гордую птицу, плывущую в лунном свете, уже трудно расстаться с ней.

Одри оцепенела, испуганная тем, как запылало лицо от жара его пальцев. Еще немного — и она потеряет контроль над собой. Ее захлестывала неудержимая, как половодье, страсть.

Благоговение, с которым Джон относился к старому отелю, к красоте здешней природы, к легендам, связанным с «Буревестником», — все это каким-то образом слилось воедино с растущим в Одри чувством.

Но между мною и этим человеком нет ничего похожего на физическое влечение. Нас связывает некое эмоциональное начало двух творческих натур. Да, Джон любит и понимает краски и цвет, изящество форм, не равнодушен к редким и неожиданным проявлениям красоты в природе. Схожесть интересов не имеет ничего общего с сексом. Так почему же… почему так сладко забилось сердце, когда Джон прикоснулся ко мне?

Словно в тумане девушка увидела склонившееся над ней лицо Джона. Внезапно небольшое пространство плоского участка крыши, которое они делили друг с другом, показалось Одри опасно тесным. Она вжалась в стену, не в силах даже вздохнуть. Прикосновения Джона были мягкими и нежными. С одной стороны, Одри было приятно, с другой— она чувствовала какую-то смутную тревогу.

Когда Джон провел большим пальцем по щеке Одри, кожа запылала, а когда очертил рисунок губ, девушка с трудом подавила желание облизнуть их, такими сухими они вдруг стали. Потом он коснулся шеи…

— Джон, не надо, — мягко попросила она, боясь нарушить очарование ночи. — Я не могу… мы не должны…

Будто не слыша, он привлек ее к себе, загородив от лунного света. Ноги Одри скользнули по гладкой крыше, и ступни оказались за карнизом.

Она испуганно вцепилась в плечи Джона.

— Не бойся, — с веселой хрипотцой шепнул он. — Расслабься. Я не собираюсь сбрасывать тебя с крыши.

Но Одри уже как бы падала в непроглядную бездну, что разверзлась под ногами. Сердце бешено колотилось.

— Я боюсь, как бы не упала камера, — сдавленно сказала она, презирая себя за малодушие, ведь боялась-то она совсем другого. — Надо бы снять еще несколько кадров.

Джон приник к ней и уверенно овладел ее ртом. Его губы… Какие они удивительно теплые и нежные. Исходящий от них аромат вина смешивался с жарким дыханием, и от этой пьянящей смеси у Одри внезапно приятно закружилась голова.

— О нет, не надо… — не узнавая собственного голоса, пролепетала она, но Джон и не думал выпускать ее. Ответив глубоким громким вздохом, он прижал ее к себе, как самую дорогую вещь на свете.