Хозяйка сердца - Даймонд Глория. Страница 5

Она ошеломленно подняла на Джона глаза.

— Простите?

— Вы не знакомились со мной. — Под его тяжелым пристальным взглядом Одри почувствовала себя мышкой, на которую смотрит огромный голодный котяра. — Однако же знаете, как меня зовут.

Она внутренне содрогнулась, поняв, что попала впросак, оказалась на грани разоблачения. Какая дура! Надо все же сначала думать, а потом уж открывать рот!

— Ну, к чему такая скромность? — Одри заставила себя выдавить улыбку. — Кто в Сент- Вудбайне не знает отель «Буревестник» и его хозяев братьев Олтман?

— Но вы ведь не местная. — Он пожал плечами. — Я не собираюсь льстить себе, утверждая, что моя известность простирается дальше, чем за двадцать миль отсюда.

— Возможно, вы недооцениваете себя, — возразила Одри, стараясь, чтобы в голосе не было ни иронии, ни намека на флирт.

— Ну да, еще чего! — не выдержав, фыркнул Фредерик. — Трудно даже представить, чтобы Джон недооценил себя. Впрочем, нам пора, — сказал он с уже нескрываемым раздражением и, подавая пример, сделал пару шагов по направлению к отелю. Увидев, что никто не последовал за ним, вернулся. — Послушай, упрямец. Ведь эта мисс сказала, что предпочитает работать в одиночестве. И тебе лучше оставить ее в покое.

Джон не ответил, по-прежнему глядя на Одри. Та со спокойствием, на какое только хватило сил, встретила его пристальный взгляд.

— Черт бы тебя побрал, Джон! — Нетерпение Фредерика было готово выплеснуться через край, что чувствовалось по дрожащему от возмущения голосу. — Ты же знаешь, что позарез нужен мне. Пожалуйста!

Пожалуйста? Одри уставилась на старшего из братьев. С каких это пор Олтман-старший стал таким вежливым, тем более по отношению к тому, кто находился ниже его на социальной лестнице.

Из рассказов сестры Одри знала, что Джон был бедным родственником, который обосновался в этом райском курортном местечке, можно сказать, благодаря милости кузенов и у которого не было ни цента на счету.

Наконец Джон повернулся к брату.

— Ты прав, — миролюбиво согласился он. — Мы не должны мешать нашим гостям. Что ж, в таком случае прощайте. — Молодой человек замешкался, осененный какой-то мыслью. — Вы же будете сегодня вечером на приеме? Насколько мне известно, мистер Эрскин изъявил желание там появиться. Так что, надеюсь, мы еще встретимся. — Он ехидно улыбнулся, давая понять, что прекрасно понимает, почему Одри чурается более близкого знакомства, и заодно, что от него не так-то просто отделаться.

Этот человек опасен, подумала Одри. Ох, права была Эстер, говоря о его дьявольской хитрости. Девушка с достоинством приняла вызов.

— Не сомневаюсь, что без труда найду вас. Вы же будете исполнять роль жиголо при мадам сенаторше, не так ли? А ее можно будет узнать по белой розочке, ведь ничем иным, она, видимо, отличиться не может, коль скоро выбрала в кавалеры вас.

Джон, однако, выделялся в толпе даже без дамы с розочкой. С пиратским загаром, в белом фраке, он являлся на этом сборище самым сексуальным мужчиной.

К девяти вечера в зале приемов «Буревестника» яблоку негде было упасть. А публика… Каждый житель южного побережья Джорджии, который претендовал на маломальскую известность и обладал хоть толикой власти или счетом с пятизначной цифрой, был здесь. Пропустить большой раут в «Буревестнике» значило бросить вызов обществу.

Одри обреченно сидела за столиком рядом с Эрскином. Подчеркнутое молчание Натана давало понять, что он глазом профессионала уже окидывает окружающую обстановку, кадрирует возможные сюжеты, ставит свет и выбирает ракурсы.

Зал приемов недавно отреставрировали, отдав предпочтение мягкой гамме: стены обтянули бежевого цвета шелком, дубовый паркет натерли до зеркального блеска. Пышные букеты роз украшали каждый стол, а огромные канделябры поблескивали сотнями хрустальных слезинок.

Дамы, как и рекомендовалось в приглашении, были в вечерних туалетах, но, словно сговорившись, предпочли неброские тона — белые, нежно-розовые, кремовые. Мужчины, проявив солидарность, а может быть, из-за жары, также вырядились в светлые костюмы.

Одри была поражена великолепием нарядов, обилием драгоценностей и не могла не поддаться очарованию обстановки. Деньги Олтманов позволили воссоздать ту красоту, которой когда-то славился отель. И, должно быть, на это пошла немалая доля их средств.

— Тебе стоит потанцевать.

Одри удивленно повернулась к Эрскину. По мере того, как у него прогрессировала какая- то старческая болезнь, говорить ему становилось все труднее и обычно он ограничивался короткими фразами: «Пожалуйста, пленку» или «Замерь выдержку». И конечно же, он не собирался тратить запасы энергии, чтобы уговаривать ее танцевать.

— А стоит ли? — Она прикоснулась к руке старика, уже не впервые удивившись, что его тонкие хрупкие кости обтянуты лишь тонким слоем кожи. — Я прекрасно чувствую себя рядом с вами. И вообще считаю, что истинное наслаждение праздник доставляет, когда смотришь на него со стороны.

— Еще бы, — выдавил из себя Эрскин, — так гораздо безопаснее. По крайней мере, не облапит какой-нибудь нахал.

Наткнувшись на проницательный взгляд его серых глаз, Одри засмущалась и, чтобы куда- то деть руки, принялась теребить салфетку.

— Значит, вы считаете, что лучше соблюдать дистанцию?

— Нет. — Он свел к переносице кустистые поседевшие брови. — Необходимо общение с этой публикой, если мы заинтересованы в по-настоящему захватывающих снимках. Надо прочувствовать обстановку, понять, что представляют собой эти люди, этот отель, да все вокруг.

Одри заулыбалась. Все съемки Эрскин строил именно таким образом: сначала буквально впитывал в себя атмосферу, а потом старался передать свои ощущения на пленке. В данный момент его указания совпали с ее намерениями. Она сама планировала поближе познакомиться с Олтманами, задать им несколько осторожных вопросов. Вдруг повезет, и еще до окончания съемок ей удастся узнать, кто из этой троицы соблазнил Эстер в ту роковую ночь.

Одри решила начать с младшего — с Юджина. Он казался самым приятным из братьев, в нем не было пугающего грубоватого панибратства Джона или надменной величественности Фредерика. И сегодня вечером, похоже, Юджин влил в себя изрядную дозу шампанского. Тем лучше, подумала Одри, шампанское прекрасно развязывает язык.

— А не сходить ли мне за камерой? — обратилась она к шефу. — По-моему, можно сделать прекрасные кадры.

Эрскин снова окинул взглядом зал.

— Чертовски много светлого, — наконец произнес он. — Единственный объект, достойный съемки, — это яства.

Одри посмотрела на длинный массивный стол в центре зала. Эрскин, как всегда, прав. Рыба и ветчины разных сортов, обложенные ярко-изумрудной зеленью, золотисто-коричневые куры, багряно-красные пирамиды клубники, налитые соком оранжевые мандарины и солнечные шары апельсинов… Все это резко контрастировало с элегантной публикой в нарядах пастельных тонов.

Одри задержала взгляд на женщине в платье перламутрового цвета, расшитом жемчугом, с аккуратно уложенными завитками белокурых волос. Двумя длинными холеными пальцами она держала кроваво-красную клубнику и со смехом прижимала ее к губам человека, который… О Господи, да это же Джон Олтман! Вот он плотоядно раскрыл рот и взял ягоду в зубы. Яркий сок потек по пальцам женщины. Смущенно захихикав, она прижала их к губам Джона, явно приглашая слизать сок.

Одри брезгливо хмыкнула: эта дама по возрасту годилась Джону в матери. Добродушно улыбнувшись, он отвел руку престарелой эротоманки в сторону, извлек из кармана носовой платок и аккуратно вытер им пальцы женщины. Та надула губы, но, похоже, не особенно расстроилась. По всей видимости, она была подшофе.

— Ну и зрелище, — процедила Одри, обращаясь к Эрскину, который тоже наблюдал эту сцену.

— Почему бы им не пофлиртовать? — удивился старик. — Приятная женщина. Симпатичный мужчина. Мягкий свет, нежная музыка, вино рекой…

— Да она вдвое старше его, — вспылила Одри. — Я не ханжа, но в ее-то годы…