Аркан - Русуберг Татьяна. Страница 56

Именно этот момент чуть отдышавшийся Токе выбрал, чтобы задать насущный вопрос:

— А как Лилия узнала?..

— Вот об этом ты ее в «Хвостике» и спросишь, — прошипел Кай, подсаживая товарища на стену. — Только туда еще добраться надо, забыл? — Подтянувшись, гладиатор и сам уселся на горячий каменный гребень. Снизу послышались крики, муравейник оживился. Блестящие шлемы наддали ходу — их заметили.

Сделав стражникам ручкой, Кай скользнул со стены и, мягко перекатившись, приземлился в прохладном тихом переулке. Не обнаружив признаков опасности, гладиатор махнул Горцу рукой. Тот кулем свалился вниз, угодив прямо на плечи товарища.

— Не ушибся? — ехидно вопросил Аджакти, вылезая из-под Токе и отряхиваясь.

— Еще как! Эти камни мягче твоих костей, — Токе попытался ухмыльнуться бледными губами, но улыбка получилась кривой.

Кай молча помог ему подняться и потащил прочь от стены, за которой становилось слишком шумно. Он старался держаться узких безлюдных улочек, которых, к счастью, в этой части города оказалось много. До сих пор им встретилась только молодая женщина с полной корзинкой мокрого белья. Завидев их, церруканка испуганно бросилась в ближайшую дверь. Токе заметно потяжелел. Во взгляде его все чаще мелькала пелена, предвещающая близкое беспамятство. Парень споткнулся, и Аджакти осторожно прислонил его к стене дома под запертыми ставнями. Коричневая пудра на лице Горца растеклась, так что теперь он скорее походил на больного тигра, чем на гайена. Кай размотал бесполезный камуфляж с его головы и отер тряпкой пот. Потом снял и свою повязку, помянув добрым словом ни разу не надеванный плащ.

Неплохо было бы избавиться и от выдававшего их оружия. Скажем, сунуть в щель между стенами двух соседних домов. Но тут внимание Аджакти привлекло движение в конце темного и узкого, как кишка, переулка. Гладиатор впихнул Токе в ближайшую подворотню и ввалился туда сам, но было уже поздно — гайены заметили их. Топот пяти пар сапог эхом отозвался от высоких стен. Кай ломанулся в калитку — заперто. Ржавая цепь удерживала массивную щеколду на месте.

Он ухватил Токе под локоть, чтобы тащить дальше, но тот оттолкнул руку товарища и плотнее вжался в нишу:

— Оставь! Я уже отбегался, не могу больше. Спасайся сам! — Горец был бледен, но стоял твердо, опершись о ворота спиной и обнажив меч.

— Вот еще! — фыркнул Кай, выхватывая двойные клинки из ножен. — Упустить такой случай проверить, годится ли Каюров рекламный образец на что-нибудь еще, кроме портняжного дела?!

Токе упрямо мотнул головой:

— Не дури! Им нужен я, а не ты. Беги, пока не поздно!

Аджакти посмотрел ему прямо в глаза:

— Я не бросил тебя в песках, не брошу и сейчас. К тому же, уже поздно!

И верно: пятеро гайенов с закрытыми лицами окружили их. Кай не мог определить, кто был кто: только узкие глаза поблескивали в прорезях серой ткани. Зато «псы» узнали его:

— О, да эдо же наш урод! — бросил один из них по-церрукански, выговаривая слова с сильным акцентом. — Помнишь его, Бурка?

— Как же, забудешь дакую-до образину, — согласился кряжистый приземистый воин.

— Эдо ды, урод, наших на базаре порезал? — поинтересовался первый гайен, в котором по голосу Кай опознал Штиля.

— Нет, вот он, — ткнул гладиатор себе за спину.

— Догда посдоронись, — махнул рукой кривоногий «пес», которого, как припомнил Кай, звали Колесом. — Нам придедся сделадь двоему другу немножко больно. Но ды, — усмехнулся он под своей повязкой, — можешь идти. Долько ножики свои положь, как бы не порезался.

— У меня есть предложение получше, — осклабился в ответ Кай. Он чувствовал приближение Ворона. Тесное пространство подворотни растягивалось, пульсируя, и загустевало вокруг гайенов. — Почему бы не посторониться вам и не пропустить меня и моего товарища? Обещаю, мы не причиним вам вреда.

«Пустынные псы» удивленно переглянулись и зашлись лающим смехом. Высокий и плечистый напарник Колеса шагнул вперед:

— Ладно, шудник. Хочешь, осдавайся. Я с тобой давно за Гриву ходел посчидадься! — С этими словами приятель покойного Гривы взмахнул бянь — и… в переулке, носившем символическое имя Правосудия, разверзся ад.

Когда все кончилось, а это случилось быстро, подворотня и улочка перед ней были завалены трупами, одежда которых из серой стала красной. Зловонная жижа в сточной канаве стремительно окрашивалась в тот же цвет. Аджакти аккуратно отер клинки об одежду Бурки. Выпрямившись, он обернулся к Токе. Тот стоял на том же месте и в той же позе, как во время их последнего разговора. Лицо парня было белее мела. Глаза с расширенными зрачками выделялись на нем черными пятнами.

— Эй, тебе плохо? — забеспокоился Кай, отпихивая тело Штиля, все еще поливающее кровью пыльные сапоги Горца. — Идти сможешь?

Токе сначала мотнул головой, потом кивнул, не отводя от товарища потемневших глаз. И тогда Кай понял: парень побледнел не только от потери крови. Просто он впервые увидел вблизи, как убивал Аджакти, когда им овладевал Ворон, — не ограниченный ни гладиаторским кодексом, ни правилами арены, ни законами чести. Неожиданно для себя Кай смутился и отвел взгляд: как будто Токе застал его в припадке постыдной болезни, которую он ото всех скрывал. Кое-как отерев руку о забрызганную тунику, он протянул ее Горцу:

— Пойдем. Опасно здесь оставаться.

Тот молча отлепился от ворот и, игнорируя ладонь товарища, неловко перешагнул через труп. Оскользнувшись в натекшей из-под мертвеца луже, Токе медленно заковылял вверх по улице.

Вонючие узкие переулки походили друг на друга, как новорожденные, и вились нескончаемой пуповиной вокруг торгово-ремесленного центра, в который двум гладиаторам-беглецам соваться было очень неразумно. Кай рассчитывал на то, что удача пошлет им какого-нибудь отчаянного рикшу, который согласится довезти их до «Счастливого хвостика». Токе уже еле переставлял ноги.

Наконец, пройдя под карнавальными гирляндами вывешенного на просушку белья, товарищи выбрались на улочку пошире. Последние домишки на ней срослись верхними этажами, образовав арку. В ее просвете виднелась оживленная ремесленная галерея, по которой сновали пешеходы, рикши и всадники. Ни стражи, ни гайенов поблизости видно не было.

Оглядевшись по сторонам, Кай уронил оба своих клинка в сточную канаву, спугнув двух жирных крыс. Меч Токе отправился следом. Через минуту они уже смешались с толпой, течение которой донесло их до полуголого рикши, поджидавшего клиентов в тени чахлого каштана. Дела у парня, судя по впалым щекам и голодному блеску в глазах, шли неважно. После недолгого торга он согласился доставить бухого гладиатора и его страхолюдного приятеля в «Счастливый хвостик»:

— Цирконий, и я высажу вас на перекрестке. Это опасный квартал. Да, деньги вперед!

Не колеблясь, Кай запихал Токе в повозку и сам втиснулся рядом.

— Целый цирконий! Это же грабеж, — прошипел Горец, морщась, когда в тесноте товарищ задел раненый бок.

— А мне-то что, деньги твои, — фыркнул Кай и шепотом поведал, что случилось с его кошелем в лавке Каюра.

Рикша тем временем лениво трусил вперед. Он покинул ремесленные кварталы и теперь тащил повозку по незнакомым грязным улицам, полным подозрительных личностей и запахов. Личности были оборванные, но у многих лохмотья топорщились у пояса, там, где полагалось быть ножнам. Попадались среди них и особы женского пола — в облегченном варианте лохмотьев, тоже топорщащихся, но гораздо выше пояса. Несмотря на бледность, Токе расширенными глазами пялился по сторонам. Очередная брюнетка, демонстрировавшая на обочине содержимое своего драного корсажа, улыбнулась ему пеньками гнилых зубов. Парень зажмурился и поспешил втиснуться как можно глубже под полог повозки.

Тут рикша затормозил так резко, что оба гладиатора больно стукнулись носами о собственные колени.

— Перекресток. «Счастливый хвостик» там, — ткнул возница грязным пальцем куда-то вверх по улице. Он так спешил развернуть свой шарабан, что чуть не вывалил пассажиров на грязную мостовую. Личности бросили в направлении вновь прибывших пару алчных взглядов, но, заметив клейменые брови и кисти, почли за лучшее оставить гладиаторов в покое. Подперев Токе плечом, Кай побрел в указанном рикшей направлении. Особо крупные кучи отбросов и нищих он обходил, на мусор поменьше старался не обращать внимания.