Аркан - Русуберг Татьяна. Страница 96

— Что там? — Ноа испуганно потеребил Анафаэля за плечо.

— Ничего, — успокоил он парнишку. — Просто ветка скребется. От ветра. Я теперь пойду.

— И я пойду, — согласился Ноа. — Только вот Рыжика успокою. Забоялся он от шума.

— Сливовую камедь берете, — донесся до Найда надтреснутый дискант брата Евмения, когда парень бочком проскользнул в красочную, — да в водице ключевой распускаете. А вот пальцы грязные макать туда необязательно, Рольф! — Означенный послушник охнул, когда деревянная ложка на длинной ручке огрела его по руке. — И помешиваем все время, помешиваем, — как ни в чем не бывало, продолжал свои наставления мастер.

Дверь за спиной Найда скрипнула, закрываясь, и все четверо послушников подняли глаза от растворов.

— Простите меня, добрый брат, — пробормотал опоздавший.

Евмений, высушенный и пожелтевший от постоянного общения с ядовитыми веществами монах, даже не обернулся.

— Свет простит. Будешь у меня вместо завтрака камедь процеживать. А теперь бери-ка ложку.

Найд вздохнул и занял свое место у чана, в котором медленно распускался коричневый сгусток.

Анафаэль с тоской потыкал деревяшкой бурую жижу. Все ушли в трапезную, оставив его наедине с ковшиком и обвязанной тряпицей посудиной, в которую надлежало переливать терпко пахнущий раствор. Это творческое занятие не могло отвлечь послушника от рези в пустом животе и беспокойства за Ноа. К тому же рука, державшая на весу тяжелый ковш, отмеряя равномерную струйку, быстро начала дрожать — от локтя поднималась по плечу ноющая боль. Найд призадумался: неужели нельзя как-то ускорить дело?

Кажется, брат Евмений говорил что-то о нагревании. Правда, этот способ производства камеди мастер считал более сложным, а потому новиции обучались сначала холодному процессу. Чего тут было сложного, Найд не понимал. Перегонный аппарат он опознал сразу — отбывая трудовую повинность в Горлице, он ознакомился с технологией превращения яблочного сидра в кальвадос. Недолго думая, Найд водрузил чан с раствором над горелкой, а замотанный тряпкой горшок для конечного продукта приткнул под выходной трубкой. Запалив фитиль и открутив пламя на полную мощность, он с удовлетворением оглядел дело рук своих. Теперь оставалось только ждать, пока вся жидкость протечет через фильтр.

Довольно насвистывая, Найд прогулялся по мастерской и заглянул в полуоткрытую дверь, ведущую в скрип-торий. Как он и ожидал, там никого не было. Внезапно его осенила сразу парочка великолепных идей. Подобрав полы подрясника, он просочился в щель и бесшумно скользнул к пульту Пончика. Пончиком называли за глаза пухлого новиция из рисовальщиков. Поговаривали, что он происходит из благородного рода, отец его хорошо платит монастырю, потому и приставили парня к уважаемому труду. Вот только способности у бедняги оказались средние, к тому же водился за Пончиком один сурово наказуемый грех.

Дело в том, что Вальфар (таково было имя парнишки в Свете) любил покушать. То ли врожденная страсть, то ли привычка к десяти переменам блюд заставляла послушника тянуть со стола лишний кусок и припрятывать в укромных местах, что, конечно, устав категорически запрещал. Несколько раз бедолагу ловили на поедании украденного в неурочное время и строго наказывали, разве что не секли, памятуя папашину щедрость. Ничего не помогало. Недавняя помывка полов обнаружила под конторкой Пончика предательские крошки, однако Найд смолчал. Ему претило доносить на людей, оказавшихся с ним в одной лодке.

Но теперь пузо не на шутку подводило, и парень решил посмотреть, не удастся ли ему чем-нибудь поживиться в Вальфаровых закромах. Довольно быстро в ящичке с рисовально-писчими принадлежностями обнаружились сухая горбушка и завернутая в тряпицу печеная картофелина. Не смущаясь, Найд откусил и от того, и от другого. Он знал, что Пончик не расскажет о пропаже. Настроение поднималось по мере того, как новые порции съестного находили путь в желудок. Он скользнул взглядом по Вальфаровой работе.

Горе-рисовальщик бился над изображением молящихся иноков, очевидно, для монастырской летописи. Получалось у него не очень — образ носил следы многих переделок, пропорции были нарушены, головы слишком велики, а одежды свисали неестественно резкими складками. Все еще жуя, Найд подхватил кисть и быстро исправил рисунок — благо краски еще не высохли. «Спасибо тебе, Пончик», — пробормотал он через набивший рот хлеб.

Пройдя дальше между рядами конторок, Найд остановился у пульта брата Макария. Книга об Уиллоу и Инвиктусе лежала на прежнем месте, раскрытая на новой странице с пустыми еще медальонами. Встав так, чтобы иметь в поле зрения обе двери — и в красочную, и в коридор, — Найд погрузился в чтение. Новая глава повествовала о поисках Света Надежды. Доблестные рыцари отправлялись на край мира и, совершив множество подвигов, возвращались в Феерианду или ОЗ, овеянные славой. Все, как и рассказывал брат Макарий, — никто из героев не нашел клинка Инвиктуса. Анафаэлю быстро надоело читать о разрубленных напополам чудовищах и спасенных без счета принцессах, и он зашелестел страницами дальше.

Следующие главы писания были посвящены выкладкам философов церкви, пытавшихся определить сущность надежды и света. Найд старательно скользил пальцами по строкам, но вскоре запутался, ибо все ученые мужи говорили вроде бы об одном и том же и в то же время спорили друг с другом. Единственное, что послушник вынес для себя из этого чтива, — предмет исканий магов и воинов, скорее всего, невидим. «Надежда же, когда видит, не есть надежда: ибо, если кто видит, то чего ему и надеяться?»

Почесав в затылке от этой глубокой мысли, Найд пролистал книгу до конца и наткнулся на кое-что гораздо более интересное. Последний разворот заполняла мелкая, но очень подробная карта, испещренная непонятными на первый взгляд символами и цифрами. Послушнику понадобилось некоторое время, чтобы уяснить, что цифры соответствовали номерам страниц в книге, а значки — гербам различных искателей приключений. Догадка заставила Найда застыть в благоговейном восторге — на конторке перед ним лежала вся история поисков утерянной реликвии, по крупицам собранная и перенесенная на карту каким-то кропотливым монахом. Он видел, где безуспешно побывали славные лорды Галахад, Кей, Ивейн и многие другие после них. Видел и места, где до сих пор не побывал никто. И как ни странно, таких мест было много — за морем.

Пораженный этим открытием, Найд не заметил, как дверь из холла отворилась, и в скрипторий вступил Бруно в сопровождении Пончика и нескольких писцов.

— А что это ты тут делаешь, затирка негодная? — проворно подскочил к Анафаэлю новиций. — Кто разрешил тебе лапать труд брата Макария?

Найд попятился к красочной, откуда через незакрытую дверь уже доносились голоса вернувшихся из трапезной послушников:

— Да я это… Я только посмотреть. Уж больно образы красивые.

— А-на-фа-эль! — раздался из мастерской визг брата Евмения.

Крутанувшись на пятках, послушник бросился на зов.

Брат Евмений являл картину гораздо более устрашающую, чем Бруно. Уперев руки в боки и трясясь от негодования, он указывал скрюченным пальцем на бурую лужу, затопившую подошвы его войлочных сапог. Одного взгляда было Найду достаточно, чтобы понять, что произошло. Засорившийся фильтр не смог пропустить последнюю порцию раствора, и вонючая жижа побежала сначала на стол, а оттуда на пол. Другой поток, густой, как патока, сочился, бурля, из раскаленного чана. Картину дополняли растерявшиеся послушники, столпившиеся вокруг неаппетитного киселя на полу.

— Простите, добрый брат, я сейчас! — Найд метнулся к горелке, вспрыгнул на стол, чтобы не вляпаться, и закрутил фитиль. Последние пузыри с шипением лопнули, залепив стенки чана коричневой бурдой.

— Это я тебя сейчас!.. — возопил брат Евмений и ринулся к незадачливому ученику. Однако перегретая камедь, достигшая вязкости моментального клея, прочно держала обувку мастера. Потеряв равновесие, инок взмахнул руками и рухнул плашмя в липкую жижу.