Вечерние новости - Хейли Артур. Страница 62

Официально такого рода практика не одобряется, однако применяется сплошь и рядом на всех телестанциях.

Однажды Айрис спросила Боба Уотсона, убежденного социалиста, не проецируются ли его политические взгляды на его “продукцию”.

– Во время выборов, и то когда я уверен, что мне это ничем не грозит. Если выпускающий не возражает, можно без труда представить кого угодно в выгодном или невыгодном свете.

– Никогда не пытайся играть в такие игры со мной, – предупредила Айрис, – иначе нарвешься на неприятности.

Уотсон шутливо отдал честь.

Сейчас, продолжая работать над репортажем из Уайт-Плейнза, Айрис предложила:

– Давай попробуем дать ту перебивку. Уотсон сократил продолжительность некоторых кадров до трех секунд.

– Англичане в своих теленовостях предпочитают использовать пятисекундные кадры – при соответствующем звуковом сопровождении это создает настроение. Тебе известно, что англичане акцентируют внимание на ключевых сценах дольше, чем мы?

– Я об этом слышала.

– А у нас стоит переборщить с пятисекундными кадрами, как двадцати миллионам дураков становится скучно, и они переключают телевизоры на другую программу.

Во время пятисекундного перерыва на чашку кофе, когда Уотсон закурил новую сигару, Айрис спросила:

– Как получилось, что ты стал монтажером? Он усмехнулся:

– Если рассказать, не поверишь.

– А ты попробуй.

– Я жил в Майами и служил ночным уборщиком на местной телестанции. Один парень из Отдела новостей, работавший по ночам, заметил, что я проявляю любопытство, и показал мне, как пользоваться монтажной установкой – это было еще тогда, когда вместо кассет употреблялись катушки. С тех пор я старался как можно скорее закончить с мытьем полов. Часа в три-четыре утра я входил в монтажную студию и принимался склеивать вчерашние обрезки пленки, создавая собственные сюжеты. Через некоторое время я понял, что у меня неплохо получается.

– Вот, значит, оно что.

– Однажды в Майами – я все еще работал ночным уборщиком – вспыхнули расовые беспорядки. Дело было ночью.

Такое началось – негритянские районы, так называемый Свободный город, полыхали огнем. На телестанцию, где я работал, вызвали всех сотрудников, но некоторые не смогли добраться. Позарез нужен был монтажер, а его не было.

– И ты предложил свои услуги, – догадалась Айрис.

– Сначала никто не верил, что я справлюсь. Но положение было безвыходным. Мои материалы сразу пускались в эфир. Кое-какие из них послали на телестанцию. Их крутили весь следующий день. Я работал десять часов подряд. А потом режиссер меня уволил.

– Уволил?!

– С должности ночного уборщика. Сказал, что я валяю дурака и наплевательски отношусь к своим обязанностям. – Уотсон рассмеялся. – И тут же принял меня на должность монтажера. И пошло-поехало.

– Замечательная история. Когда-нибудь я опишу ее в своих мемуарах.

С момента возвращения из Уайт-Плейнза Партридж непрерывно мучительно думал над тем, что сказать в передаче. Будь это обычный репортаж, подвести итоги не составило бы труда. Однако в данном случае участником событий был Кроуфорд Слоун. Отдельные фразы, которые Партридж собирался произнести, могут больно ранить Кроуфа. А значит, их следует смягчить, немного разбавить, или все же как журналист он должен оставаться верным своему ремеслу и руководствоваться единственным критерием – объективностью?

В конце концов решение родилось само собой. Перед зданием Си-би-эй, пока съемочная группа томилась в ожидании, а вокруг собирались зеваки, Партридж набросал суть своего комментария, затем, несколько раз перечитав записи, произнес:

"Сегодняшнее событие в Уайт-Плейнзе, обернувшееся страшной трагедией для ни в чем не повинных жителей этого местечка, явилось страшной вестью и для моего друга и коллеги Кроуфорда Слоуна. Теперь нет уже и тени сомнения в том, что его жена, сынишка и отец находятся в руках опаснейших и безжалостных преступников, чьи имена и гражданство неизвестны. Зато известно одно: какие бы цели эти люди ни преследовали, они не остановятся ни перед чем ради их достижения.

Характер и сроки преступления в Уайт-Плейнзе вызывают вопрос, который многие сейчас себе задают: вывезены ли заложники из страны?

Гарри Партридж, телестанция Си-би-эй, Нью-Йорк”.

Глава 13

Тедди Купер ошибался. Похитители и их узники еще находились в Соединенных Штатах Америки. Однако через несколько часов – согласно плану – они уже покинут страну.

В субботу днем медельинская команда все еще сидела в своем логове в Хакенсаке – все они были предельно напряжены и взвинчены. Объяснялось это сообщением по радио и телевидению об утреннем событии в Уайт-Плейнзе.

Мигель злился и нервничал, редко отвечал на вопросы, время от времени срывался на грубую брань. Когда Карлос, самый сдержанный из пяти колумбийцев, с раздражением заметил, что начинять “ниссан” взрывчаткой было una idea imbecil <дурацкой идеей (исп.).>, Мигель схватил нож, но сдержался.

Мигель и сам понимал, что мина-сюрприз, подложенная в пикап в Уайт-Плейнзе, была грубой ошибкой. Идея заключалась в том, чтобы уже после их отъезда сделать серьезное предупреждение: мол, с похитителями шутки плохи.

Мигель не сомневался, что пикап простоит незамеченным на стоянке в Уайт-Плейнзе пять-шесть дней, а то и дольше: ведь после похищения они сняли затемнение со стекол и поменяли номерные знаки штата Ныо-Джерси на нью-йоркские.

Но, как видно, он просчитался. Самое скверное заключалось в том, что раздавшийся утром взрыв со всеми вытекающими отсюда последствиями вновь приковал всеобщее внимание к похитителям семьи Слоуна, поднял на ноги полицию и взбудоражил общественность именно в тот момент, когда они собирались потихоньку улизнуть из страны.

Меньше всего огорчали Мигеля и компанию гибель людей и разрушения в Уайт-Плейнзе. При других обстоятельствах это бы их даже позабавило. А сейчас – взволновало, оттого что над ними сгущались тучи, и случившееся было вовсе некстати.

Заговорщики спрашивали друг друга: будут ли восстановлены полицейские кордоны на дорогах, которые, если верить газетам, уже начали постепенно снимать? Если да, то не поставят ли один-два заслона между конспиративной квартирой и аэропортом Тетерборо? А в самом аэропорту? Не начнет ли там дотошно придираться служба безопасности в связи с новым происшествием? Даже если четверым сопровождающим удастся благополучно вывезти заложников на частном самолете из Тетерборо, что их ждет во Флориде, в аэропорту Опа-Локка? Насколько опасно там появляться?

Никто не знал ответов на эти вопросы. Зато они знали наверняка, что не могут не уезжать: механизм по их отправке был запущен, и выбора не оставалось.

Другой – видимо, неизбежной – причиной напряжения было возраставшее с каждым днем раздражение, которое заговорщики вызывали друг у друга. Вот уже больше месяца они жили вместе, почти не общаясь ни с кем из внешнего мира, и мелкая неприязнь переросла в чувство, граничившее с ненавистью.

Особенно раздражала всех отвратительная привычка Рафаэля откашливаться и сплевывать где бы то ни было, даже за столом. Однажды во время еды Карлос до того возмутился, что обозвал Рафаэля “un bruto odioso” <мерзкой скотиной (исп.).>; Рафаэль схватил Карлоса за плечи, припер его к стене и начал дубасить увесистыми кулаками. Только вмешательство Мигеля спасло Карлоса от увечий. Рафаэль, однако, так и не изменил своей привычки.

Антагонизм возник также между Луисом и Хулио. Неделю назад за игрой в карты Хулио обвинил Луиса в жульничестве. Завязалась драка, окончившаяся “вничью”, но на следующий день они едва разговаривали друг с другом, и у обоих были распухшие физиономии.

Дополнительным источником трений стала Сокорро. Хотя она и запретила себе заниматься любовными играми, накануне ночью она переспала с Карлосом. Они так развлекались, что вызвали зависть остальных мужчин и неистовую ревность Рафаэля, который обхаживал Сокорро, о чем и напомнил ей за завтраком. В присутствии остальных она ответила: