Вечерние новости - Хейли Артур. Страница 69

Затем они перешли к главным внутренним и международным событиям, за которыми не очень следили последние несколько дней. Они совсем не читали газет и потому сейчас не обратили внимания на крошечное сообщение в одну колонку, напечатанное только в “Пост” да к тому же на внутренней странице, под заголовком: “Дипломат ООН убивает любовницу в припадке ревности и кончает с собой”:

"Дипломат ООН Хосе Антонио Салаверри и его подруга Хелыа Эфферен были найдены мертвыми в квартире Салаверри на 48-й улице. Полиция считает, что этот случай не что иное, как “убийство-самоубийство на почве ревности”.

Салаверри являлся членом перуанской миссии при ООН. Эфферен – гражданка США, иммигрировавшая из Ливана, работала в отделении банка Америкен-Амазонас на Даг-Хаммершельд-плаза.

Трупы были обнаружены уборщиком в субботу рано утром. Согласно медицинской экспертизе, смерть наступила между 20.00 и 23.00 часами предыдущего дня. По утверждению полиции, веские улики указывают на то, что Салаверри стало известно, будто Эфферен пользовалась его квартирой для любовных утех с другими мужчинами. В приступе ярости он застрелил ее, а потом покончил с собой”.

Глава 16

С изяществом чайки самолет “Лирджет-55” снижался в темноте – рев его мощных двигателей стал сразу тише. Он шел на посадку между двумя параллельными нитями огней, отмечавших полосу один-восемь аэропорта Опа-Локка. За аэропортом раскинулись огни Большого Майами, отбрасывающие в небо гигантский отблеск.

Мигель, сидевший в пассажирском салоне, посмотрел в иллюминатор в надежде, что огни Америки и все, чем они могли обернуться, скоро останутся позади. Он взглянул на часы. 23 часа 18 минут. Перелет из Тетерборо занял немногим больше двух часов с четвертью.

Рафаэль, сидевший впереди, глядел на приближающиеся огни. Сокорро, казалось, дремала рядом.

Мигель обернулся в сторону Баудельо – тот продолжал следить за приборами, подключенными к гробам. Баудельо кивнул: мол, все в порядке, и Мигель стал думать о внезапно возникшей новой проблеме.

Несколько минут назад он вошел в кабину и спросил:

– Сколько времени займет стоянка в Опа-Локке?

– Не более получаса, – ответил Андерхилл. – Надо залить горючее и заполнить декларацию. – Помолчав, он добавил:

– Хотя, если таможенникам взбредет в голову досмотреть самолет, может получиться и дольше.

– Мы не обязаны проходить здесь таможню, – рявкнул Мигель.

– Обычно они не лезут, – кивнул пилот, – самолеты, вылетающие за границу, их мало интересуют. Но говорят, что последнее время они иногда прочесывают ночные рейсы. – И хотя он пытался напустить на себя равнодушие, в голосе его звучала тревога.

Мигеля как обухом по голове ударило. Ведь он выбрал аэропорт Опа-Локка для вылета из Штатов, основываясь как на собственных сведениях, так и на сведениях “Медельинского картеля” о правилах американской таможни.

Как и Тетерборо, Опа-Локка обслуживал только частные самолеты. Но поскольку некоторые машины прилетали из-за границы, здесь имелось отделение таможенной службы США – маленькое, доморощенное заведеньице, размещавшееся в трейлере, служащих – раз, два и обчелся. По сравнению с крупными международными аэропортами, такими как в Майами, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе или Сан-Франциско, таможенной службе в Опа-Локке отводилась третьестепенная роль, и в процедуре досмотра допускались значительные послабления. Обычно на дежурстве находилось не более двух таможенников, и то с 11 утра до 7 вечера в будни и с 10 утра до 10 вечера по воскресеньям. Время для данного полета выбирали исходя из того, что в столь поздний час таможня будет на замке, а таможенники – давным-давно дома.

– Если кто-нибудь из таможенников сейчас здесь и у них включена рация, они услышат, как мы переговариваемся с вышкой, – добавил Андерхилл. – Может быть, они нами заинтересуются, а может быть, и нет.

Мигель понял, что ему ничего не остается, как вернуться на свое место, сесть в кресло и ждать, а сейчас он перебрал в уме все возможные варианты.

Если паче чаяния им сегодня ночью не удастся избежать встречи с американской таможней, они пустят в ход легенду – благо она отработана. Сокорро, Рафаэль и Баудельо сыграют каждый свою роль. Мигель – свою. Баудельо может быстро отсоединить от гробов приборы. Нет, с легендой и со всем антуражем проблем не будет, проблема в другом – в предписаниях, которым должен следовать инспектор таможни, когда за границу вывозят покойника.

Мигель изучил инструкции и знал их наизусть. На каждого умершего нужны были определенные документы: свидетельство о смерти, разрешение на вывоз тела, заверенное окружным отделом здравоохранения, и разрешение на ввоз в страну следования. Паспорт покойного не требовался, но самое страшное заключалось в том, что гроб должны вскрыть, осмотреть его содержимое, а затем закрыть.

Мигель предусмотрительно добыл все необходимые бумаги, это были фальшивки, но высокого качества. К документам прилагались фотографии кровавого зрелища какой-то автокатастрофы – они служили хорошей иллюстрацией к легенде, кроме того, имелись газетные вырезки, в которых сообщалось, что обгоревшие трупы изуродованы до неузнаваемости.

Так что, если таможенник окажется на дежурстве в Опа-Локке и явится к ним, – все бумаги в порядке, но вот не потребует ли он вскрытия гробов? С другой стороны, захочет ли он этого, прочитав описание?

Когда самолет мягко приземлился и покатил к ангару, нервы Мигеля были предельно напряжены.

***

Инспектор таможни Уолли Эмслер считал, что операцию “Вывоз” придумал от нечего делать какой-то вашингтонский бюрократ. Кем бы он (или она) ни был, сейчас, наверное, он лежал в постели и видел десятый сон… Оставалось полчаса до полуночи, а потом еще два часа – и Эмслер с двумя другими таможенниками, находившимися на спецдежурстве, могли забыть об операции “Вывоз” и отправиться домой.

Ипохондрия не была свойственна Эмслеру, он был по натуре человеком веселым и добродушным со всеми, кроме нарушителей закона, который он защищал. С этими он обращался холодно и жестко, неукоснительно выполняя свои долг. Вообще-то работу свою он любил, хотя ночные дежурства не доставляли ему особого удовольствия. Неделю назад он переболел гриппом и до сих пор неважно себя чувствовал, сегодня вечером он даже хотел отпроситься с работы, сославшись на нездоровье, но передумал. В последнее время его тяготило еще одно обстоятельство – карьера.

Вот уже больше двадцати лет он добросовестно выполнял свою работу, однако не добился того положения, которое, как он считал, подобало бы его возрасту – без малого пятьдесят. Эмслер оставался инспектором ТС-9 – звание, присваиваемое всякому мало-мальски квалифицированному таможеннику. В то время как молодые, неопытные ребята имели чин старшего инспектора ТС-11, и Эмслер находился у них в подчинении.

Раньше он не сомневался, что в один прекрасный день станет старшим инспектором, однако сейчас, трезво глядя на вещи, понимал – шансы крайне малы. Справедливо ли это? Вряд ли. Его послужной список был безупречен, а свой долг Эмслер всегда ставил выше всего, порой жертвуя личными интересами. В то же время он никогда не лез из кожи вон, чтобы стать начальником, а его профессиональная стезя не была отмечена никакими “подвигами”. Конечно, зарабатывал он неплохо, даже как ТС-9. Работая еще и во внеурочные часы – шесть дней в неделю, – он получал пятьдесят тысяч долларов в год, а через пятнадцать лет его ждала хорошая пенсия.

Но сами по себе жалованье и пенсия – еще не все. Он стремился придать своей жизни новый смысл, совершить поступок, пускай скромный, но благодаря которому его запомнят. Он мечтал о такой возможности и был уверен, что заслуживает ее. Однако в Опа-Локке, да еще поздно ночью, да на операции “Вывоз” об этом и думать нечего.