Таверна «Ямайка» - дю Морье Дафна. Страница 26

— Что он хочет от меня? — допытывалась Мэри. — Он со мной никогда не ведет бесед. Что ему нужно?

Тетя Пейшенс замигала, не зная, что ответить.

— Это его очередная прихоть, — сказала она. — Бормочет что-то сам с собой. В такие минуты не следует придавать значения тому, что он говорит. Он не совсем в себе. Я пойду, скажу ему, что ты пришла.

Она засеменила по коридору к гостиной. Мэри налила себе воды из кувшина — страшно хотелось пить, в горле пересохло и от дороги, и от волнения перед предстоящей беседой с дядей. Стакан дрожал в руке. Она мысленно выругала себя. Только что на болотах ей было все нипочем, но стоило переступить порог таверны — мужество покинуло ее. Дрожит, как младенец. Тетя Пейшенс вернулась на кухню.

— Сейчас он спокоен, задремал в кресле, может так проспать весь вечер. Давай поужинаем пораньше и можем спать. Я тебе оставила кусок пирога.

Мэри не хотелось есть, но она заставила себя проглотить что-то. Выпила две чашки горячего чая. Обе молчали. Без единого слова убрали со стола. Девушка подбросила торфа в огонь и присела у плиты на корточках. Кухня быстро наполнилась едким дымом, щипало глаза. Торф хорошо горел, но тепла Мэри не ощущала.

Часы в холле пробили шесть раз неожиданно громко. Мэри считала удары, затаив дыхание. Казалось, удары нарочно заглушают тишину и длятся вечность. Потом до кухни снова донеслось мерное тикание. В гостиной было тихо, девушка прислушалась — никаких звуков; она облегченно вздохнула. Тетя Пейшенс занималась рукоделием, низко склонившись над столом.

Вечер тянулся долго, но вот и он уже близился к концу, степенно и точно, как всегда, переходя в ночь. А хозяина все не слышно. Мэри клевала носом, страшно хотелось спать, глаза слипались. В полусне она слышала, как поднялась со своего стула тетя Пейшенс, убрала шитье в буфет и сказала:

— Я иду спать. Твой дядя теперь долго не проснется, он, должно быть, устроился там на ночь. Не стану тревожить его.

Мэри что-то пробормотала в ответ, до нее смутно донеслись легкие шаги тети по лестнице и скрип половиц. Дверь на втором этаже мягко закрылась. Стало совсем тихо, сон сковал ее тело, звук часов казался шагами по пыльной дороге: раз… два… раз… два… размеренно, все вперед, все вперед и вперед. Она вдруг очутилась на болоте возле ручья, но тяжелая ноша мешала ей идти. Если бы можно было сбросить ее и прилечь отдохнуть… Почему-то стало холодно… Ботинки совсем промокли. Надо пройти дальше от дороги на более высокое место… Огонь совсем потух… нет огня… Мэри открыла глаза — она лежала на полу возле печи, у плиты, рядом с кучей золы. В кухне было холодно, свеча догорала, комната погружалась в темноту. Она зевнула, вытянула вперед закоченевшую руку. Внезапно ее взгляд привлекла дверь, она открывалась медленно и рывками, по дюйму за один раз.

Мэри села и замерла, руками опираясь в пол, чтобы не двигаться. Она ждала. Дверь открылась еще на дюйм, затем распахнулась, ударившись о стену. На пороге стоял Джоз Мерлин, нетвердо держась на ногах, протянув руки перед собой.

Сначала девушка думала, что он не видит ее, глаза Джоза уставились в стену, он не двигался и не входил в кухню. Она пригнулась, чтобы спрятаться за стол в надежде, что ее не заметят. Однако он повернулся и пошел к ней, не произнося ни слова. Вдруг она услышала его хриплый шепот.

— Кто там? Что ты здесь делаешь? Почему не отвечаешь?

Восковая маска вместо лица, налитые кровью глаза уставились на нее, не узнавая. Мэри не двигалась.

— Брось нож сейчас же, я приказываю, — хрипел он.

Мэри ухватилась за ножку стула и ждала не дыша.

Шаря руками в воздухе, он медленно подбирался к ней; вот он уже рядом.

— Дядя Джоз, — тихо позвала Мэри. — Дядя Джоз…

Он нагнулся, разглядывая ее скрючившуюся на полу фигуру, провел рукой по ее волосам, коснулся губ.

— Мэри, — сказал он. — Это ты, Мэри? Почему ты не отвечала мне? Куда они делись? Ты их видела?

— Вы ошибаетесь, дядя Джоз, здесь никого нет, кроме меня. Тетя Пейшенс наверху. Вам плохо? Я могу помочь?

Он осмотрел все углы.

— Я не боюсь их, — шептал Джоз. — Мертвые не могут повредить живым. Они растаяли, как свеча… Ведь так, Мэри?..

Она кивнула, заглядывая ему в глаза. Дядя тяжело опустился на стул, положив на стол вытянутые руки. С трудом вздохнул воздух, провел языком по запекшимся губам.

— Это мне кажется, только кажется. В темноте меня преследуют их лица, я просыпаюсь в холодном поту. Во рту пересохло. Вот ключи, Мэри, сходи в бар и принеси мне бренди.

Он протянул связку. Дрожащими руками Мэри взяла их и выскользнула из кухни. В коридоре она остановилась в нерешительности. Может, ей лучше удалиться к себе, пусть побудет один в кухне. Девушка направилась к лестнице. Вдруг услышала его окрик.

— Куда ты идешь? Я тебе сказал: принеси бренди из бара.

Было слышно, как он встал, опрокинув стул. Она бросилась в бар, нашла в темноте бутылку и вернулась в кухню. Дядя сидел за столом, голова свалилась на руки, словно у спящего. При звуке шагов он очнулся, протянул руку за бутылкой, наполнил стакан и начал пить, не спуская с нее глаз.

— Ты хорошая девочка, — сказал он. — Ты мне нравишься, Мэри. Голова у тебя хорошо соображает, и смелость есть. Из тебя выйдет надежный компаньон в любом мужском деле. Тебе следовало родиться парнем.

Он посмаковал бренди и, глупо улыбнувшись, поднял палец, затем медленно повернул его, указав на бутылку, и подмигнул.

— За это неплохо платят. Лучший сорт из всего, что можно купить за деньги. У самого короля Георга, ручаюсь, не найдется лучшего бренди в его знаменитых погребах. А мне что это стоит? Ни ломанного гроша. У нас в таверне «Ямайка» вино бесплатное.

Он расхохотался, высунув язык.

— Сейчас тяжелые времена, Мэри, но все равно — игра стоит свеч. Я рисковал шеей десять, а может, двадцать раз. Ищейки из магистрата гнались за мной по пятам, пули застревали у меня в волосах, но я очень хитер, Мэри. Им меня не поймать. У меня очень большой опыт. До «Ямайки» я работал на берегу, в Падстоу. Мы подплывали на барже раз в две недели, во время прилива, я и еще пятеро. Но когда работаешь без размаха, много не заработаешь. Дело должно быть поставлено на широкую ногу. Тогда можно заказывать то, что имеет спрос. Мы работали от побережья до северной границы. Я и кровь повидал, Мэри, при мне убивали людей много раз, но такое у меня дело — это азарт. Игра со смертью.

Джоз поманил ее пальцем поближе к себе, оглянувшись на дверь.

— Подвинься сюда, чтобы мне было удобнее говорить с тобой. Ты не трусиха, как твоя тетка, это сразу видно. Ты должна войти в дело, помогать мне.

Он схватил ее за руку, притянул к своему стулу.

— Меня губит чертово зелье. Я слабею, как крыса, когда на меня находит, сама видишь, во что я превращаюсь. И меня преследуют кошмары. Когда я трезв, я ничего не боюсь, тысяча чертей. Я не одного человека убил своими руками, Мэри. Утопил, забил плетьми и камнями. Но никогда не испытывал ни страха, ни угрызений совести — никогда. Сон у меня всегда был крепкий. Но когда я пьян, они являются во сне, их мертвенно-зеленые лица стоят передо мной и сверлят меня пустыми глазницами; некоторые являются, изодранные в клочья, шкура лентами свисает со скелетов, в спутанных волосах болтаются водоросли. Однажды пришлось убрать женщину, у нее был ребенок на руках. Бабенка цеплялась за плот, волосы струились по спине. Корабль сел на мель, чуть не налетев на скалу. Они все попрыгали в море — все, кто там был; баба кричала о помощи, а я бросил в нее камень, прямо в лицо, разбил ей голову к черту, она упала навзничь, выронила ребенка, я снова ударил. Они утонули тут же, на мели. Глубина была не больше метра. Мы тогда очень испугались: другие люди видели это, кто-нибудь мог спастись. Впервые в жизни не дождались прилива. Надо было спешить: через полчаса могло быть поздно. Мы начали забивать их камнями, Мэри; мы вынуждены были ломать им руки и ноги. Они тонули около баржи, все остались там, они не смогли подняться на ноги.