Сто сорок бесед с Молотовым - Чуев Феликс Иванович. Страница 47

– Троцкий прекрасно выступал, очень хорошая дикция. Оказывается, искусству ораторства учился. Когда прислушаешься, чувствовался еврейский акцент, но так не очень заметно. Как оратор, сильнее Бухарина. Первого класса, конечно… Мог воздействовать на людей наивных в политике. Сильным оратором был Бухарин. Ленин послабее. Очень своеобразным оратором был Сталин. Он говорил тихо, но его всегда слушали – и до революции.

С 1902 года не прекращалась полемика между Лениным и Троцким. Ленин знал Троцкого как облупленного, а все-таки держал в Политбюро. Как Зиновьева и Каменева. С кем-то же надо работать! И если человек мало-мальски поддерживал Ленина, он его брал к себе.

Насколько я знаю, об этом не написано, но фактически всегда за спиной члена Политбюро была своя группа сторонников. И при Ленине. Ленин предложил собираться на заседания Политбюро без Троцкого. Мы сговорились против него. А через год-два – без Зиновьева и Каменева. А потом без Бухарина, Томского, Рыкова. Хотя они еще оставались в Политбюро, но им, конечно, не сообщали.

09.05.1972, 14.08.1973

– В годы гражданской войны Троцкий большой властью обладал?

– Большой власти ему не давали. Ленин играл большую роль, и Сталин играл большую роль.

14.01.1975

– Сталин все шутил, что он плыл из Ялты в Закавказье, в Сочи, на катере «Троцкий». И говорит, что кто-то его спросил: «Долго ты будешь ездить на Троцком?» Он мне рассказывал в 30-е годы.

– По иронии судьбы, Троцкий уезжал из Советского Союза на пароходе «Ильич», – говорю Молотову.

– Вот как? Выносили его из квартиры на руках. Двое выносили, в том числе начальник моей охраны Погудин. Он умер давно уже. «Питух» крепкий был, Погудин.

25.07.1975

«Выступайте как можно резче»

– До нэпа многие шли за Лениным, а вот мы переломили этап, и эти люди уже не годятся, на них нельзя уже положиться. Говорили: «Завтра будет коммунизм, а мы перешли на капитал, на фирмы!» У них уже разочарование, сдают партбилеты, пьянствуют… А Ленин – этот всегда оптимист, повернул назад и говорит: «Мы сейчас отступим, подготовимся и еще лучше наступать будем!»

Конечно, не всегда Ленина понимали.

Я-то был помоложе и сразу пошел за ним. В апреле 1917 года мы со Сталиным долго обсуждали, что имел в виду Ленин под социалистической революцией? Мы тогда жили со Сталиным в одной квартире на Петроградской стороне. В той же квартире жили еще Залуцкий и Смилга с женой.

– Смилгу потом расстреляли?

– Наверно, – как само собой разумеющееся ответил Молотов. – Он был троцкистом.

В 1921 году, когда начался нэп, при подготовке Пленума ЦК выдвинуты были тезисы, два проекта по вопросам хозяйственного строительства. Один из проектов принадлежал троцкисту Смилге, зампредседателя Высшего Совета народного хозяйства. Я замещал в Политбюро отсутствующего члена Политбюро Сталина – ему делали операцию, аппендицит, тогда это считалось серьезно, и как первый кандидат имел право решающего голоса. Я участвовал в обсуждении и выступил против тезисов Смилги – они были довольно противоречивые. Затем шли прения. Последним выступил Ленин: «Предлагаю принять за основу тезисы Смилги!» Никто не ожидал этого, я – тем более.

А Ленин добавляет: «Предлагаю комиссии более внимательно изучить эти тезисы, учесть замечания…» Была создана комиссия, которая здорово переработала эти тезисы – под руководством Ленина, конечно, и собрался пленум. Пленум не такой обширный, как сейчас, человек двадцать пять, наверно. Обсуждаются тезисы Смилги, принятые комиссией. Большой стол. Ленин сидит на корешке, ну как назвать, на узкой части, я рядом с ним, с правой стороны, потому что на меня, как на Секретаря ЦК, было возложено редактирование всех постановлений. С начала нэпа я сидел рядышком с Лениным. Стенографистка записывает, я редактирую, потом Ленину дают на утверждение. Он окончательно редактировал, визировал, а потом я подписывал как Секретарь ЦК. А напротив меня через несколько человек. Троцкий сидит. Я его очень хорошо вижу, и он меня видит, Ленин мне пишет записку: «Будете выступать – выступайте как можно резче против Троцкого! Записку порвите». Когда дошла до меня очередь, я стал костить Троцкого во всю Ивановскую, сравнивал его с Вандервельде, социал-демократом, лидером II Интернационала. Уже не тезисы критикую, а выступление Троцкого. Он до меня говорил. Экономически неграмотное, необоснованное выступление – резко критикую, ну Ленин знал, что я к Троцкому тоже отрицательно отношусь, и ему, видимо, нужно было вызвать реакцию Троцкого. А тот, конечно, видел нашу застольную переписку с Лениным и снова взял слово: «На каждое дело есть свой Молотов!» – и стал по мне колотить так рассерженно, со злобой. А Ленину это и нужно было. Он выступил, поддержал Смилгу, разгромил Троцкого и вбил клин в лагерь троцкистов.

Вот такая была обстановка.

Смилга еще не очень крепко держался на троцкистских позициях, а Ленину нужно было отбить его от Троцкого…

…Чувствуется, что Молотову дорого это воспоминание, он оживился, рассказывая уже не в первый раз.

05.07.1980, 22.07.1981

Не терпел шушуканья

– Политбюро всегда заседало в Кремле. В первый период собирались там же, где и жили. Несколько лет, короткое время. Там же были и заседания Совнаркома, – при Ленине. Рядом с кабинетом Ленина.

– Это где сейчас кабинет-музей Ленина?

– А я не знаю, я там не был. А потом Сталин оборудовал все совершенно по-новому. Этажом ниже. Кабинет Ленина был на третьем этаже, а это на втором. Я тоже на втором сидел, после Ленина и после Рыкова. Рыков на третьем сидел, у него там был кабинет, когда он был заместителем. А кабинет Сталина был на втором этаже. Там же потом оборудовали большую комнату с вертящимися креслами. Это более просторное помещение, и гораздо больше кресел. А для тех, кого приглашали, сбоку кресла. Это было уже, вероятно, после Ленина лет через пять-шесть. Всегда было правило: председательствовал на Политбюро председатель Совнаркома. После Ленина – Рыков, потом десять лет я был председательствующим.

08.03.1974

– А Фотиева жива, сколько ей лет?

– Жива. Наверное, 175, – улыбается Молотов. – Фотиева – старый член партии. Она еще в Швейцарии была знакома с Лениным.

Я у Фотиевой прочитал интересное место. Ленин страшно не любил – это я тоже помню, а она специально оговаривает, что Ленин не любил, – когда во время заседания разговаривают. Человек напряжен, нервничает, хотя сам он успевал переводами заниматься с английским словарем, пока прения идут. Да, да. А Троцкий, например, читал какую-нибудь книгу во время заседания Политбюро. Но, когда во время заседания шушукались, Ленин очень не любил. Не признавал совершенно курения. Сам не курил. Шепот, разговоры всякие его страшно раздражали. Это можно вполне понять. Фотиева пишет в своих воспоминаниях: на одном из заседаний Совнаркома я, как всегда, ведала протоколами заседания, подписывала постановления, ко мне подошел один из участников совещания и стал что-то спрашивать, а Ленин мне записку: «Я вас выгоню, если вы будете продолжать разговоры во время заседания». Выгоню! – ни больше, ни меньше, такой резкий тон. Конечно, раздражение.

Фотиева была техническим секретарем в последние годы Ленина. Она записывала протокол и сидела недалеко от Ленина, чтоб в случае необходимости дать посмотреть Ленину. К ней подходили наркомы, заглядывали в протокол, шушукались. Ленин обычно посылал такие записочки на маленьких кусочках бумаги – то члену Политбюро, то наркому, то пришедшему; ставил вопрос и тут же требовал: отвечайте запиской! Но, в общем-то, он, конечно, очень умел держаться. Не пользовался положением. Грубости никакие не оправдываются. Нельзя это превращать в особый вопрос, но и оправдывать нельзя. Попал наверх – должен держать себя как положено. Терпи, иначе ты не руководитель, если не можешь терпеть. Это элементарная обязанность. А для подчиненного, если его будут колотить, не жизнь, а каторга. Ему и так трудно, да еще сверху…