Комендант мертвой крепости - Аренев Владимир. Страница 12

Они шли — обрядившись кто во что горазд, босиком и в новеньких, только что снятых с мёртвого тела башмаках, в рванине, в старых плащах, в дырявых кафтанах, в доспехах, которые сменили не одного владельца, в ржавых кольчугах, в хламидах и в засаленной парче, детишки вышагивали рядом со взрослыми, подкатав рукава и штанины, по-звериному чутко глядя по сторонам. Время от времени один или другой оборачивался и смотрел на запад, а потом непроизвольно ускорял шаг.

Покойников — вот кого они напоминали. Оживших покойников, которые поднялись из могил и хотят поскорее скрыться от госпожи Смерти, поскорее забыть о потустороннем мире, из которого сбежали их души.

Ирония судьбы, однако, заключалась в том, что покойниками им надлежало стать. Причём как можно скорее.

— Кажется, нам повезло, — шепнул кто-то из молодых солдат.

Другой поддержал:

— Рункейр всемилостивый, они сами разбегаются! Нам даже не пришлось ничего делать. Ещё немного — и Плеть останется без армии.

Господин Оттенс криво усмехнулся, встал и посмотрел туда, где священник и Карноух вытаскивали из-под тел ещё живого солдата… нет, двух солдат.

— Сотник, отправьте им на помощь пару андэлни. Остальным — приготовиться к атаке.

— Господин советник… — Как ни странно, это был Тейбрунс. Один из самых сообразительных, потому и выбился в десятники, — но всё же слишком молодой. — Они ведь явно не собираются нападать…

— Разумеется. Нападать будем мы, Тейбрунс. — И добавил, повысив голос: — А для тех, кто забыл, напомню: мы здесь для того, чтобы навести порядок в Скаллунгире, на дальних его рубежах. Избавиться от Плети. Нам повезло: он обломал зубы о замок Вёйбур. Сейчас бунтовщики напуганы и бегут. Теперь подумайте, что будет завтра? Послезавтра? Что случится, когда они немного придут в себя и залижут раны?

— Отправятся по домам?

Господин Оттенс ответил, и глазом не моргнув:

— Большинство так и сделает. По крайней мере — те, кто пошёл за Плетью по глупости, из дурацкой надежды на лучшую долю, те, кому нынешних страха и боли хватит на всю оставшуюся жизнь. А вот остальные в конце концов займутся всё тем же: будут грабить, убивать, сжигать дома, насиловать женщин, — и будут идти по вашим родным землям, от острова к острову, и нести с собой меч и пламя.

— Но как отличить одних от других? Ведь нельзя же…

— Нельзя, — кивнул господин Оттенс. — Сейчас отличить их совершенно невозможно. А потом будет слишком поздно. Учтите: через неделю или через месяц, когда они снова примутся грабить и убивать, мы не просто вернёмся к нынешней ситуации: «вот они, вот мы — целься да стреляй». Нет, всё будет много хуже и сложней. Потому что впредь эти мерзавцы станут держаться малыми группками, разбредутся по всему миру. Мы, конечно, попытаемся их переловить и уничтожить, но наверняка со всеми не справимся. Просто не найдём — нет у нас сейчас стольких андэлни. Поэтому, — добавил он твёрдо, — мы решим проблему сегодня. Раз и навсегда.

Он не стал объяснять им, что на самом деле бунтовщикам обычно некуда возвращаться. Что даже те, кто поверил в пророческий дар Плети и отказался ради высшей цели от благ земных, скорее всего, продали своё имущество, а деньги пожертвовали на нужды избранника Рункейрового.

Не стал объяснять, что андэлни, которые по собственной воле принимали участие в грабежах, поджогах, насилии, рано или поздно примутся за старое. Потому что научились получать от этих зверств удовольствие. Потому что станут искать его в обычной жизни — и не найдут.

Но господину Оттенсу никогда и в голову бы не пришло рассказывать всё это своим солдатам. Они были в его руках ровно таким же инструментом, как их скоростели, их мечи, их луки. Никто не кормит скоростелей отравленным мясом, и никто не натягивает лук слишком сильно.

Беглецы между тем уже огибали холм двумя неровными цепочками. Кое-кто из бежавших вдоль северного склона поглядывал наверх, — но скорее с любопытством, чем с опаской. По склону карабкались священник и трое солдат; несли с собой двоих раненых.

Господин Оттенс дождался, пока они поднимутся. Затем обернулся, указал рукой на беглецов и скомандовал:

— Пленных не брать!

Солнце пока не взошло, но горизонт уже окрасился алым. Выглядело неубедительно — словно работа художника-недоучки. Ни глубины, ни сочности.

Господин Оттенс рассеянно взглянул на рукава, на колени, на присохшую к кольчуге тунику. Подумал, что надо бы найти Рирри, у него в тюках наверняка есть сменная одежда, — а эту уже не отстирать. Потом вспомнил, что Рирри мёртв.

Он пустил скоростеля медленным шагом, птица высоко поднимала ноги и старалась не наступить на тела. Наклювник она потеряла часа полтора назад и уже успела поесть. Господин Оттенс покачивался в седле и оглядывался по сторонам, меч положил перед собой: держать на весу не было сил, а пригодиться он мог.

Мимоходом удивился, как много падальщиков сбежалось сюда. Между холмами, там, где по-прежнему лежали густые тени, копошились верескуны и мажлярки; на склоны слетались ефарницы — кричали сиплыми простуженными голосами, яростно дрались друг с другом, пытаясь засунуть головы под кольчуги, чтобы выхватить кусочек поаппетитней. Трава ходила ходуном там, где шныряли зуббоны, изредка то один, то другой поднимался на задние лапы, вскидывал плоскую морду с жёлтыми буркалами, издавал протяжный, печальный вскрик и спешил дальше.

При виде всадника некоторые твари разбегались, но большая их часть вообще не обращала на него внимания.

Справа, с дальнего склона холма, вдруг разнёсся мощный рык — и над верхушкой взвились пять или шесть ефарниц. Скоростель развернул перья хохолка, чуть вскинул крылья и перешёл на быстрый шаг. Господин Оттенс не стал одёргивать: его сейчас заботили не падальщики… по крайней мере, не бессловесные.

Порой он замечал в распадках другие — вполне узнаваемые — фигуры. Они крались, пригнувшись и воровато озираясь, в руках сжимали древки самодельных копий, вилы, палки с примотанными к ним серпами.

Он не знал, как выглядит Плеть, — поэтому убивал всех, без разбору. Всех, кроме женщин и детей.

Своих андэлни он потерял — точнее, отбился от них во время ночной атаки. Рирри держался рядом до последнего: их окружили хорошо вооружённые мужчины — эти не бежали, а нападали, и слишком уж ловко обращались с пиками… Господин Оттенс запомнил то место, где пал Рирри, и пообещал себе, когда всё закончится, вернуться за телом. С тех пор он своих не встречал. Что до бунтовщиков, то попадались преимущественно те, кто был напуган и удирал. Впрочем, он убивал и этих.

По ту сторону холма снова зарычали — и в ответ раздался крик. Принадлежал он не зверю — андэлни и андэлни отчаявшемуся. Господин Оттенс предполагал, что это очередной бунтовщик — раненый или же сумевший спрятаться на время резни, — однако рисковать было нельзя. Тел много, хищник может передумать и уйти. А если это кричит Плеть…

Господин Оттенс развернул скоростеля и направил вверх по склону. Из-под ног порскнули во все стороны какие-то мелкие твари, но ни всадник, ни птица не обратили на них внимания. Оказавшись на верхушке, господин Оттенс привстал в стременах и пару мгновений рассматривал соседний холм — именно там и разворачивалась трагедия.

Он узнал это зубчатое, выкрошившееся кольцо камней, что сидело на холме, как старая корона на лысой макушке. Внутри «короны» стоял, размахивая мечом, толстячок. Перед ним, ударяя себя хвостом по ляжкам, замерла лютица.

Прежде чем тварь успела прыгнуть, господин Оттенс ударил птицу каблуками и заорал. Скоростель удивился и с изумлением зашипел, потом подпрыгнул и помчался вперёд, вытянув голову и продолжая хрипло вопить.

Лютица даже не стала оглядываться. Она моментально отскочила вбок, прижала уши к заострённой своей голове и нырнула в кусты. К тому времени, когда господин Оттенс добрался до кольца из камней, хищницы и след простыл.

— Вы на удивление вовремя, — сказал ему отец Гуггонал. — Я кое-как справлялся с этими… крылатыми такими… не помню названия… но лютицу так просто не напугаешь.