Гордость и предубеждение и зомби (др. перевод) - Остин Джейн. Страница 40

На что Мэри очень серьезно ответила:

– Мне вовсе не пристало, дорогая сестра, осуждать подобные развлечения. Полагаю, что большинству женщин они придутся по нраву. Но, признаюсь, меня они не влекут, и я, вне всякого сомнения, предпочту им хороший бой.

Но Лидия пропустила ее ответ мимо ушей. Она редко слушала кого-то более полуминуты, а Мэри так и не слушала вовсе.

После обеда Лидия уговаривала остальных сестер прогуляться до Меритона и разведать, у кого какие новости, но Элизабет резко воспротивилась этому предложению. Нельзя, чтобы говорили, будто девицы Беннет, не пробыв дома и полдня, снова принялись бегать за офицерами. Впрочем, у нее имелась и другая причина для возражений. Она страшилась встречи с мистером Уикэмом и намеревалась выбить ему все зубы, когда встреча все же состоится. Ее чрезвычайно утешала мысль о том, что полк вскоре покинет их края. Через две недели все они уедут, и, когда это случится, ничто более не будет напоминать ей об Уикэме.

Едва оказавшись дома, Элизабет успела узнать, что поездка в Брайтон, о которой упоминала в гостинице Лидия, являлась предметом серьезных споров между ее родителями. Она сразу увидела, что отец вовсе не намерен соглашаться, но в то же время его ответы были столь многозначны и уклончивы, что мать не теряла надежды его уговорить.

Глава 40

Элизабет более не могла удерживаться от желания рассказать Джейн обо всем случившемся и наконец, решив утаить подробности, касавшиеся самой сестры, на следующее утро поведала той, что произошло между ней и мистером Дарси.

Изумление Джейн, впрочем, было недолгим – она так любила сестру, что полагала совершенно естественным то, что ею все восхищаются. Ее огорчило, что мистер Дарси облек свое признание в столь неподобающую форму, однако с еще большим сожалением она узнала, что их объяснение закончилось схваткой и разгромом каминной полки мистера Коллинза.

– Как же он заблуждался, будучи полностью уверенным в своем успехе, – сказала она, – и, разумеется, ему не надо было этого выказывать. Только представь, насколько все это усилило его разочарование.

– Ты права, – ответила Элизабет, – и мне его искренне жаль, однако другие чувства, вероятно, скоро помогут ему забыть о привязанности ко мне. Ты ведь не осуждаешь меня за то, что я ему отказала?

– Осуждать тебя! Ни за что!

– А за то, что я так горячо защищала Уикэма?

– Вовсе нет, и я не понимаю, что в этом дурного.

– Поймешь, когда я расскажу, что случилось на следующий день.

И тут Элизабет рассказала о письме мистера Дарси, повторив все, что касалось Уикэма – и в особенности его обращения с глухим мальчиком-конюхом и мисс Дарси. Каким ударом это стало для бедняжки Джейн! Она готова была всю жизнь прожить с глубоким убеждением, что во всем человечестве найдется меньше пороков, чем их оказалось у одного человека. И хотя ей было приятно слышать о том, что Дарси целиком оправдан, это знание не могло полностью утешить ее. Она настойчиво старалась доказать, что произошла ужасная ошибка и можно как-то обелить одного, не очернив при этом другого.

– Нет, так не пойдет, – сказала Элизабет, – тебе не удастся представить их обоих достойными людьми. Придется сделать выбор, но в пользу лишь одного из них. Добродетелей у них как раз хватит на одного порядочного человека, и в последнее время я решительно не знаю, кому все же их приписать. Полагаю, что отдам свой голос за Дарси, но ты вольна выбирать кого угодно.

Однако прошло немало времени, прежде чем она смогла вызвать у Джейн улыбку.

– Не припомню, чтобы я когда-нибудь испытывала большее потрясение, – сказала та. – Уикэм оказался негодяем! Невероятно! Бедный мистер Дарси! Лиззи, милая, только представь, как он страдал. Какой это для него был удар! Да еще и узнать, что ты о нем дурного мнения! И гувернантку сестры ему пришлось выпороть! Как это все огорчительно! Уверена, ты со мной согласишься.

– Несомненно. Но я хочу попросить у тебя совета: скажи мне, следует ли нам раскрыть перед нашими знакомыми истинный характер мистера Уикэма?

– Мне кажется, у нас нет причин для столь ужасного разоблачения, – ответила мисс Беннет. – А ты как думаешь?

– Этого делать не стоит. Мистер Дарси не поручал мне распространяться о его откровениях. Напротив, он просил меня хранить в тайне все, что касается его сестры. А если я попытаюсь открыть людям глаза, рассказав о других проступках Уикэма, кто мне поверит? Общее предубеждение против мистера Дарси настолько сильно, что добрая половина Меритона скорее умрет, нежели переменит мнение о нем в лучшую сторону. Я ничего не смогу с этим поделать. Уикэм скоро уедет, и вскоре всем станет все равно, что он из себя представляет на самом деле. Так что пока я буду молчать.

– Ты совершенно права. Если о его поведении станет известно в обществе, он может потребовать у мистера Дарси сатисфакции, а у дуэли редко бывает счастливый исход. Не стоит доводить его до отчаяния. Как говорил наш дорогой наставник, пойманный тигр опасен вдвойне.

Разговор принес Элизабет облегчение. Она избавилась от двух секретов, которые не давали ей покоя целых две недели. Однако оставалось то, о чем благоразумие побуждало ее умолчать. Она не осмеливалась ни пересказать первую часть письма мистера Дарси, ни открыть сестре, насколько искренни были чувства Бингли.

Дома у нее наконец появилось время понаблюдать за душевным состоянием сестры. Джейн была несчастлива. Она по-прежнему питала самую нежную привязанность к Бингли. Чувства Джейн, которая до этого даже не помышляла о любви, носили всю пылкость первой влюбленности, однако ее возраст и характер придали этому увлечению большую силу, чем обычно свойственно первой любви. Она так дорожила воспоминаниями о Бингли и ставила его превыше всех прочих мужчин, что ей потребовался весь присущий ей здравый смысл и чуткость к чувствам своих друзей, чтобы не потворствовать этим сожалениям, которые, несомненно, повредили бы ее здоровью и душевному спокойствию.

– Ну, Лиззи, – как-то раз спросила миссис Беннет, – что ты думаешь об этой ужасной истории с Джейн? Я сама больше и слова об этом никому не скажу. Именно это я на днях и заявила сестрице Филипс. Никак не пойму, виделась ли Джейн с ним в Лондоне. Все-таки он весьма недостойный молодой человек, и теперь, думаю, у Джейн нет никакой возможности снова его заполучить. Ничего не слышно о том, вернется ли он в Незерфилд летом, а я ведь спросила всех, кто мог что-нибудь знать.

– Не думаю, что он вообще вернется в Незерфилд.

– Ну что ж! Как ему будет угодно. Никто и не ждет его возвращения. Меня утешает только то, что Джейн наверняка умрет от разбитого сердца, и вот тогда он пожалеет о том, что натворил.

Элизабет не находила тут для себя ничего утешительного и поэтому промолчала.

– Ну, Лиззи, – вскоре вновь заговорила ее матушка, – так, значит, Коллинзы превосходно устроились, вот как? Ну-ну, пусть так и дальше будет. И что, каков у них стол? Уж думаю, хозяйка из Шарлотты вышла отличная. Если она хоть вполовину такая же хваткая, как ее мать, то, наверное, деньгам счет знает. Вряд ли они там живут на широкую ногу.

– Да, именно так. – Элизабет не могла заставить себя рассказать матери о печальной участи Шарлотты. Ее маменька была и так взволнована сверх меры.

– Наверное, они часто говорят о том, как приберут к рукам Лонгборн после смерти твоего отца. Но, когда бы это ни случилось, они уже глядят на наш дом как на свое имущество.

– Они никак не могли говорить об этом в моем присутствии.

– Верно, и было бы странно, если бы они себе такое позволили. Но, не сомневаюсь, они частенько обсуждают это, оставшись наедине. Что ж, если они с легким сердцем могут завладеть имением, которое по праву им не принадлежит, пусть так. Я бы постыдилась выставить на улицу старуху.

Глава 41

Первая неделя после их возвращения пролетела быстро. Началась вторая, последняя неделя пребывания полка в Меритоне, и все девицы в округе находились в состоянии самой черной меланхолии. Уныние воцарилось повсеместно. Лишь старшие мисс Беннет по-прежнему могли есть, пить, спать и заниматься своими привычными делами, среди которых была и обычная для этого времени года игра “Оленьи нежности”. Эту игру придумал мистер Беннет, чтобы дочери учились ступать бесшумно и развивали силу рук. Правила были просты: выследить большого оленя в близлежащем лесу, подкрасться к нему, свалить на землю, поцеловать в нос и отпустить. За этим веселым занятием Джейн и Элизабет провели много приятных часов, получая столь же много упреков в бесчувственности от Китти и Лидии, которые были бесконечно несчастны и не понимали, как кто-то из членов их семьи способен веселиться.