Пасьянс в четыре руки - Граузс Елена. Страница 105

— Все? — с постели Илья поднялся с плавностью, удивительной для его угловатого тела. — Значит кое-что мне придется тебе напомнить, моя Королева.

Он не повышал голоса. Говорил так же тихо, только голос его, казалось, буквально давил, рвал нервы, как рвут струны жесткие тяжелые пальцы. Он с силой обнял ее, не позволяя ни вывернуться, ни отстраниться и зашептал на ухо, быстро и горячо:

— Ты сказала мне «люблю», Кира Игнатова. Ты мне это сказала. И только попробуй теперь претвориться, что это не так, что ты мне солгала. Потому что я тебе не поверю.

— Я больше не Королева, — выдохнула Кира и вдруг застыла. Выгнулась, словно пытаясь вырваться, а потом просто обмякла, начиная дрожать в его руках. Сказала? Она это сказала?! Почему она этого не помнит?! — Прости. Я… наверное, была не в себе, — сознание, буквально тонущее от страха потери, ухватилось за единственное объяснение. — Я была чудовищем, Пиковой Дамой.

— Ты всегда будешь моей королевой, Кира, — руки Ильи лишь сильнее сжались вокруг ее талии. — Потому что я люблю тебя, слышишь? Всю жизнь любил. Тебя одну. Моя женщина. Моя любимая.

Все. Вот теперь точно — все. И так, как раньше не будет никогда. Не стереть из памяти вот этих вот слов, от которых сердце замирает и боится поверить. Кира медленно повернулась в его руках, заглянула в глаза. Сколько раз она ловила на себе их тоскливый, почти обреченный взгляд? Но такими, как сейчас, они не были никогда. Сияющими, почти безумными. Счастливыми настолько, что перехватывало дыхание. Это из-за нее? Вот эта вот нежная сила его рук и почти испуганная улыбка — ей?

— Я люблю тебя, Илюша, — вот дура-то… Плакать-то зачем? Но слезы все равно лились, хоть губы и улыбались. — Люблю, — у него теплая кожа, а невидимые пока еще щетинки чуть щекотали подушечки ее пальцев.

— Значит, ты согласна? — губы в опасной близости от ее губ, ловят в уголках горько-соленые слезинки.

Бросить безоговорочное «Да!» ей помешала только пустота внутри.

— На что? — так хочется его поцеловать. Но он медлит, а она… больше не та Червонная Королева.

Вскипает внутри темная страсть. Разливается по венам пряно-горькой отравой. Сила — хуже яда. Она заставляет терять голову, она заставляет сходить с ума. Сила Масти. Сила Короля Пик. Дама в поцелуе отдала ему все. Даже то, что принадлежало ей изначально. В нем — слишком много всего. Слишком много. Настолько, что этим просто жизненно необходимо поделиться.

И он раскрылся, выпуская на свободу боль, как когда-то спустили боль на него самого. Он никогда и никого не инициировал. Никогда не делился силой для пробуждения кого-либо. Никого не желал обрекать на то, что пережил сам. Знать бы, что изменилось теперь.

— Стать моей Дамой Сердца, — его губы шевельнулись, выталкивая слова. Кира скорее ощутила их своими губами, чем услышала. А потом пришла боль…

Она заполнила Киру до конца сразу, мгновенно. Крик застыл в груди, а из глаз хлынули слезы. Тело забилось, пытаясь вырваться.

— Отпусти… Отпусти!! — мутный от боли взгляд заметался по комнате, ей казалось, что она кричит, но из горла рвался только задушенный хрип. — Отпусти…

— Нет, любимая, больше никогда… — Илья чуть качнул головой. Улыбка, осветившая его лицо, была улыбкой Короля Пик. И в следующий момент он собрал в кулак ее волосы, запрокидывая лицо, и впился в губы поцелуем, швырнув ей… боль. Боль, раздиравшую Короля, через которого пили его Масть. Боль человека, который любил и который вынужден был ощущать, как любимая превращается в монстра, боль, боль, боль…

Илья плавно стек на пол, опрокидывая Киру на гладкую поверхность, подминая под себя. Боль и холод. И снова боль…

— Скажи мне это… — едва слышно приказал Илья. Прижался губами к голубой ниточке пульса. — Скажи Кира… Хуже будет.

Боль жадно лизнула тело, проникла внутрь, как торопливый любовник. О, Илья знал, что делает. И знал зачем. Может быть потом, когда-нибудь потом… Даже если ее любовь превратится в ненависть… значит это будет последним его даром ей.

А она захлебывалась слезами. Ослепшая от боли, судорожно цеплялась за рубашку на его плечах, Кира уже даже не пыталась вырваться из его рук. Только дышала со стонами…

— Скажи мне да, Кира… — Илья с нежностью погладил ее плечи. — И все закончится…

— Да… Да, да, ДА! — все, что угодно! Пусть только уйдет эта боль.

— Я, Король Пик, беру тебя, Кира, в ученики… — и замелькали под зажмуренными веками раскрашенные кусочки плотного картона. Они проносились мимо, едва выплыв из темноты, расцвеченной багровыми сполохами, пролетали с тихим шелестом и растворялись в той же темноте, пока не появилась перед глазами ОНА. Дама Пик. Медленно, с неотвратимостью приблизилась и вплавилась в тело, в душу, проникая все глубже, сливаясь воедино с самой сутью женщины. И боль отступила.

Кира всхлипнула последний раз и замерла, застыла, словно воссоединение парализовало ее. Снова. Она в ней снова! Хотелось кричать от ужаса, но все, что она могла — это лежать на полу беспомощной куклой, и рвано дышать, ожидая, когда вернется кошмар, о котором она, было, почти забыла.

Илья осторожно коснулся губами ее влажного лба. Кончиками пальцев погладил скулы и подрагивающие губы.

— Люблю тебя.

Ее смех был бы истерическим, если бы она могла смеяться.

— Зачем ты это сделал со мной? — глухо произнесла Кира, когда чуть-чуть расслабилась. Чужие голоса не заполняли голову, и она не видела, как светится Илья от своей силы.

Он вытянулся рядом на полу, глядя в ее бездонные глаза, полные горечи. Она была рядом. Снова рядом, но кажется — бесконечно далеко.

— Когда-то давно я уже отказался от тебя. Я… взял слово что тебя не инициируют как Пику. Но ты стала Червонной Королевой. Ты все равно стала «картой», моя любимая девочка. Я не мог защитить тебя от всего, я только мог быть рядом… но не вместе. Ты не смогла бы жить пустой. А я не смог бы жить без тебя. Теперь, даже если ты возненавидишь меня… я буду знать, что ты будешь жить. Хотя бы так.

— И ты решил, что Пиковая Масть сможет заменить мне мои иллюзии? Ты ошибся, — кажется, пустот внутри никуда не делась. — И что теперь? Что дальше, Илья? Кто я? Я стану, как и ты, питаться чужой болью и получать от этого удовольствие? Меня тошнит только от одной мысли.

— Минус на минус дает в результате плюс, — Илья рывком подмял ее под себя и замер, нависая над нею, так и не разорвав сцепления взглядов. — Ты и тысячной части боли не ощутила. И ты не знаешь и тысячной доли того, что может Пиковая Масть. Я не питаюсь болью, Кира, уж ты-то должна это знать. Боль как алкоголь, не более того. Прекращай ныть, Игнатова… Ты всегда знаешь что дальше. И всегда знаешь кто ты. Может, скажешь, наконец, КТО ТЫ?

— Вчера я была чудовищем. Утром — Пустой Картой. Я не знаю, кто я. И что мне делать дальше — тоже, — Кира говорила спокойно, даже буднично. Словно о погоде, а не о своей жизни. — Я рисовала картины, я создавала иллюзии. Я могла подарить людям радость, успокоить. А что я могу сейчас?

— Расхожая ошибка… — Илья мягко опустился на нее, локтями упираясь в пол по обе стороны. — Пики не мучают людей. К Червам приходят те, кому нужна иллюзия любви. К Бубнам те, кто грезит о прекрасном или недостижимом. К Пикам те, на чьих плечах слишком много ответственности. Мы лишаем их власти. Мы заставляем их опускаться перед нами на колени именно потому, что у тех, кто коленопреклонен — нет ничего. Нет власти, нет ответственности. От них ничего не зависит. Понимаешь? Они свободны от всего и прежде всего от самих себя… Мы не мучаем. Мы освобождаем, Кира. У нас своя нежность. Своя страсть. Своя любовь. Мы единственные, кто может по-своему исцелить от влияния Червонной Масти. Ты, как выдержанное вино, раскрываешься все сильнее. Потому что на самом деле ты не Черва и не Бубна… Ты Пика, моя прекрасная Дама. Ты — Пика.

— Я не хочу, Илюша, — Кира устало закрыл глаза. — Я не хочу быть Пикой. Прости, — улыбка была странной. Немного злой. — Я больше не Червонная Королева. И ты все еще любишь меня?