Пасьянс в четыре руки - Граузс Елена. Страница 82

— Что это? — попытка отодвинуться только насмешила мучителя. Ник поднялся, держа в руках уже пустой шприц. В сознание снова начал заползать туман, и Кира отчаянно мотнула головой.

— То, что сделает тебя послушной… — она больше не видела Ника, зато очень хорошо слышала. — Оно блокирует твои силы. Так что ты теперь, как я — Пустая Карта, — губ коснулись прохладные губы. — Спи спокойно…

Глаза закрылись сами собой, и Кира закричала, выгибаясь, когда, как показалось, в мозг впились сотни, тысячи иголок. Безжалостно выдирая все, за что она отчаянно цеплялась. Димка, Сева, Влад, Илья. Они словно растворялись. Ей казалось, что она кричит, захлебывается воздухом от боли и страха потери. Она шептала, плакала, ругалась, но иголочки в ее голове ломали все выстроенные стены. Каждую секунду, каждый вздох… Их напор не ослабевал. Редкие сполохи превратились в ручеек, а потом и в широкий поток, которым память оставляла ее. И осталась только боль. Боль, боль и страх. И когда пришла тьма, она сдалась ей, почти улыбаясь. Покой…

Звонок Ильи нагнал его на выезде из города. Почти как толчок в спину, сбивающий с ног.

— Остановись и дождись нас, — не просьба, приказ. Влад беззвучно рассмеялся. Забавно, те, кто писал об иммунитете «ищеек», должно быть никогда в жизни не имел дела с Высшими Картами. Им невозможно сопротивляться. Их приказам и их желаниям. — Не суйся никуда сам Пожалуйста…

Как объяснить Илье то, что он чувствовал последние минут сорок? Боль, впивающаяся в разум. Нечто, лишающее воли, раз за разом вгрызающееся в сокровенное: в память, разум, душу. Это не его боль. Это ЕЕ боль. Где-то там, дальше по дороге Кире причиняют боль. Кире, его Королеве. Он тянулся к ней, через темную шелестящую массу деревьев, ленту дороги, тянулся всем своим существом, всей плещущееся в теле чужой энергией, отравляющей его кровь. Он тянулся к ней, а она кричала, захлебывалась криком, где-то там… пока не замолкла. Пока крик не перешел в стон облегчения, а потом вовсе не стих.

Он резко свернул к обочине и ударил по тормозам, почти сожалея, что машина не пошла юзом и не слетела с дороги. Его трясло. Времени так мало…

— Быстрее, Илья, — может, ему показалось, что он это сказал? Может, это только бред его усталого сознания?

— Дыши, Влад, — и он не смел ослушаться приказа. Дышал. Глубоко, как можно медленнее, пытаясь успокоить обезумевшее сердце.

Стоило прикрыть глаза — как снова: мельтешение картинок. Быстро-быстро проносятся размытые полуоформившиеся образы. Дети, подростки, взрослые… Неуловимо знакомые лица, а потом вдруг еще одно, ни на кого не похожее, но вызвавшее острое отторжение, почти ненависть пополам с сожалением. Он чувствует все это. Он ЭТО чувствует. И ни единый оттенок эмоций не ускользает от него, он хлебнул этого сполна…

Кира!!

И далеким, едва слышным эхом ответ: «Здесь… здесь…»

Из бредового забытья его вырвали неожиданно и грубо. Тяжелая пощечина, голова мотнулась из стороны в сторону, во рту стало солоно. Голос доносился как сквозь толстый слой ваты:

— Влад… Влад… держись.

— Я не чувствую ее… — весь мир как будто за стеклом, мутным от дождя. И бледное лицо Короля Пик в обрамлении жестких высветленных прядей, и пластинка какого-то ароматизатора, болтающаяся на зеркальце заднего вида. Символ «пикей», только отчего-то красный. Все «Пики» — черные. Илье нравится быть блондином?.. Дурацкие мысли, он явно бредит.

— Где? — почему Илья трясет его как тряпичную игрушку? — Где?!

Чего от него хотят? Где что?.. Или кто? О, Кира, да, он искал Киру! Она где-то там, дальше. Стало горько от подкатившей к горлу желчи и Влад, слабо отпихнув Илью, вывалился из салона, прямо на бурую пыльную траву на обочине, согнувшись почти пополам. Выворачивало жестоко. И долго. Только прохладная ладонь Короля Пик удерживала его по эту сторону реальности, не позволяя провалиться в небытие.

— Жив? — мокрый платок еще раз прошелся по лицу и Влад моргнул. Кивать не решился. — Хорошо.

— Нам еще километров десять осилить надо, — выдохнул Ястребов. Только теперь он начал понимать, почему большинство людей не терпит рядом с собой в такие мгновения никого. Никому не хочется выглядеть жалким.

— А ты осилишь? — легкий прищур. Ни капли издевки, иронии или жалости. Почему так трудно понять, кто сейчас перед ним: Король или Илья?

— У меня нет выхода, — процедил Влад, рывком поднимаясь на ноги. Сколько же времени он просидел на бровке? И почему здесь до сих пор не остановилась ни одна живая душа? Да, ночь, да, дорога. Но если человеку плохо, должен был остановиться хоть кто-то, чтобы банально оказать первую помощь или вызвать скорую? — Ты один?

— Нет. — Уголки тонких губ дрогнули. Но улыбка так и не коснулась его глаз. — Я «карта», но я не безумец. К тому же, я же должен где-то молодняк натаскивать.

— Ты не боишься, что при малейшем признаке воздействия сюда нагрянут «мальчики по вызову»? — вернул улыбку Влад.

— Это не займет много времени, поверь.

— Но если Артур — Туз…

— Ты тоже Туз. Как только ты отыщешь Киру — передашь ей энергию и снова будешь пуст, мы ничего не сможем сделать против ведущей «карты» и Туза, но от всех остальных прикроем. Главное — вытащить Киру…

…Больно стало на подъезде к объекту — довольно большой по прикидкам территории, обнесенной бетонным забором. Вернее не больно. Мутно. Все было иначе. Не так, как раньше. Не было жара, не было беспамятства. Только странная муть, никак не позволявшая мыслить и действовать как нужно.

Ему хватило мозгов оставить машину так, чтобы ее не было видно со стороны строений. И пройти незамеченным тоже. А может, ему просто показалось? Примерещилось. И то, как он прячется за аккуратно подстриженными кустами, скользит между деревьями, подходит к корпусу загородного санатория? Четыре этажа, кирпичная кладка. Белый силикат почти сияет в свете луны и фонарей. Странно, что до сих пор не развалили и не построили какой-нибудь элитно-коттеджный поселок. Нет денег? Господи, что за бред лезет в голову…

Влад устало прислонился к холодной стене и судорожно вздохнул. Рвануть бы футболку на груди. Просто нечем дышать. ЭТО распирает изнутри. Закричать бы, но нельзя: обнаружат.

Руки дрожат, будто он напился в хлам. И ноги почти не держат. Хорошо хоть не больно. И нет сжигающего изнутри жара. Ну… почти нет. Будто отрава, которой он нахлебался, сильно отличалась от прежней.

Кира… Кир… где же ты?

Влад почти до крови прокусил губу, чувствуя, как в горле вспухает вой. А потом не выдержал. Закричал. Беззвучно, надрывно, до вскипевших под зажмуренными веками слез. Закричал, называя ее по имени.

КИРА!!!

«Я здесь», — тихим, таким же беззвучным эхом коснулось волос, словно обласкало скулы и исчезло тяжелым свинцовым туманом.

Ползком, когда нет сил встать. Пересиливая себя. За угол, еще раз, вдоль дорожки, дальше, не это строение… Не поднимая головы, отпустив себя, позволив чутью вести дальше. Как странно. Он непременно споткнулся бы, если бы шел сам, вот здесь, на шаткой плитке.

Вот это душное марево, здесь. У входа — охрана. Но если сильно постараться, то можно обойти и ее. Через цоколь с обратной стороны здания, там, у торцевой стены, почти у линии деревьев. Не заметят. Не возьмут.

Кира!

Обдирая пальцы, стесывая ладони. Чертовы стеклопакеты. Кто-то поставил на проветривание, и так трудно дотянуться и открыть… Шнурки короткие. И слишком дрожат руки.

Ему удалось зацепить ручку черт знает с какой попытки. Осторожно затянуть петлю, потянуть на себя, открывая половинку окна. Техническое помещение. Часть кухни. И, слава богу — никого. Сколько же сейчас времени? И почему молчит Илья? Пока не привлекает внимание? Дает ему шанс попытаться сделать все по-тихому?

Полутемные коридоры. Ему кажется, что даже биение сердца гулким эхом разносится вокруг, не то что шаги. Он неуклюже топает. Так неуклюже, что слон в посудной лавке в сравнении с ним — прима-балерина просто.