Водители фрегатов - Чуковский Николай Корнеевич. Страница 108

Дюмон Дюрвиль послушался Синглтона.

Шестнадцать суток ревел ураган, и шестнадцать суток корабль рвался с цепей, как дикий зверь. Шестнадцать суток моряков поджидала смерть.

Но цепи выдержали.

Синглтон и вожди оставались на корабле почти все шестнадцать суток. Вожди радовались сытной корабельной пище, а Дюмон Дюрвиль, боясь с ними поссориться, кормил их до отвала.

– Откуда у островитян столько ружей? – спрашивал Дюмон Дюрвиль Синглтона.

– Сюда за провиантом часто заходят китоловные и торговые суда, сэр, – отвечал Синглтон. – Прошли те времена, когда островитяне встречали белых, как друзей. Китоловы и купцы столько раз расстреливали их, что островитяне возненавидели белых. Здешние вожди – люди неглупые. Они приказали в уплату за провиант не брать ничего, кроме ружей. Капитанам волей-неволей пришлось отдавать им ружья. И вот за двадцать лет у них накопился целый арсенал.

– А как попала на остров пушка?

– Пушка им досталась в одно время со мной, – объяснил Синглтон. – Двадцать лет назад я был матросом на одном купеческом корабле. Наш корабль сел на мель возле острова Тонгатабу. Большую часть нашей команды во главе с капитаном островитяне заманили в лес и там убили. Нас на корабле осталось всего тридцать человек. С мели сняться мы не могли. Когда у нас вышла пресная вода, мы сдались. Захватив и разграбив корабль, островитяне свезли на берег и нашу единственную пушку.

– А что же стало с вашими товарищами? – спросил Дюмон Дюрвиль.

– Большая часть была убита еще в первый год нашей жизни на острове. Кой-кому удалось впоследствии попасть на проходившие мимо суда. Теперь я остался здесь один.

– А вы отчего не уехали, Синглтон?

– Ах, сэр! – вздохнул Синглтон. – Я живу на этом острове уже двадцать лет. У меня здесь жена и дети. Вожди обращаются со мной почти как с равным. А что меня ждет в Англии? Родные мои уже, верно, умерли, и денег у меня нет ни гроша. Видно, мне суждено умереть на этом острове.

На шестнадцатый день, 22 апреля, буря улеглась и ветер переменил направление. Якоря были подняты, и при громких криках моряков корабль отошел от рифа.

Дюмон Дюрвиль повел «Астролябию» в бухту, в которой останавливался д’Антркасто. Теперь, когда опасность миновала, он решил приступить к главной своей задаче – розыскам следов пребывания Лаперуза на острове.

Дюмон Дюрвиль обратился за помощью к Синглтону.

– Неужели у вас на острове нет ни одного человека старше пятидесяти лет? – спросил он.

Синглтон задумался.

– В центральной области острова живет одна старуха, по имени Томага, – ответил он. – Сколько ей лет, я не знаю, но она гораздо старше всех здешних жителей. Она дочь царя Тубо, который, по преданию, правил островом полвека назад. Островитяне считают Томагу колдуньей и раз в год съезжаются к ней на поклон.

– Ведите меня к ней, Синглтон, – сказал Дюрвиль. – Я хочу поговорить с Томагой.

Но отправиться в глубь острова было опасно. Дюмон Дюрвиль стал уговаривать обоих вождей, Палу и Тагофу, остаться на корабле до его возвращения в качестве заложников.

– Я хочу поклониться вашей великой колдунье Томаге, – объяснил он вождям. – Оставайтесь пока на корабле. А вернувшись, я вас выпущу и щедро награжу.

К его удивлению, вождей не пришлось долго уговаривать. Палу и Тагофа сразу согласились. Их с почетом заперли в капитанской каюте и, чтобы они не скучали, дали им множество разных сластей: изюму, пастилы, пряников и засахаренных орехов. У дверей каюты был поставлен вооруженный караул, который должен был сторожить заложников.

Дюмон Дюрвиль с небольшим отрядом моряков подошел к берегу на двух шлюпках. Их сразу окружила несметная толпа вооруженных островитян. Но они держали себя очень дружелюбно.

– Пока Тагофа и Палу на корабле, вы в безопасности, – говорил капитану Синглтон. – Воины, опасаясь за жизнь своих вождей, не посмеют дотронуться до вас пальцем.

Небольшой отряд моряков направился в глубь острова. Остров был густо населен.

Дюмон Дюрвиль прошел через много деревень, оставил за собою много пашен и кокосовых рощ. Наконец он увидел зеленый холм, на вершине которого стояла хижина. В этой хижине, вдали от всех, жила колдунья Томага.

Томага вышла навстречу гостям. Это была сморщенная, лысая, крохотная старушонка с умными, подвижными глазами. Дюмон Дюрвиль подарил ей топор, бусы и кусок красного сукна.

Завязался разговор. Синглтон служил переводчиком. Дюмон Дюрвиль стал задавать колдунье вопросы.

– Помнишь ли ты Кука, Томага? – спросил он.

– Помню, помню, – прохрипела старуха. – Кук был первый бледнокожий предводитель кораблей, который посетил нас. Я тогда была совсем маленькая девочка. Вот такая!

И она показала Дюмону Дюрвилю на стоявшую в толпе девочку лет семи-восьми.

– А помнишь ли ты, Томага, д’Антркасто? – продолжал спрашивать Дюмон Дюрвиль.

– Ну, его я помню отлично, – ответила колдунья. – Когда он приехал, я была уже замужем. Мой отец, Тубо, властелин всего Тонгатабу, устроил в его честь праздник на берегу залива. Я тоже была на этом празднике. Мы сначала пели, потом плясали, потом выпили очень много кавы.

«Отличная память у этой старухи», – подумал Дюмон Дюрвиль.

И задал ей третий вопрос:

– Скажи, Томага, а не видала ли ты здесь каких-нибудь кораблей после Кука, но раньше д’Антркасто?

– Да, – ответила старуха. – После Кука, но раньше д’Антркасто к Тонгатабу подходили два корабля, на которых было очень много пушек. Командира этих кораблей мы называли Луиджи. Он приехал на берег и подарил моему отцу много железа. Отец принял его очень хорошо, но один воин убил младшего брата Луиджи и отнял у него молоток. Все младшие братья Луиджи стали стрелять и убили много наших воинов. Тогда Луиджи увел своих младших братьев на корабль и уплыл в море.

– Не помнишь ли ты, какое знамя было на кораблях Луиджи, – с красными полосами, как у Кука, или белое, как у д’Антркасто?

– Помню, – твердо сказала колдунья. – На кораблях Луиджи было белое знамя.

– Это был Лаперуз, – решил Дюмон Дюрвиль. – На фрегатах Лаперуза развевались белые знамена королевской Франции!

Он попрощался с Томагой и пошел назад, потрясенный всем услышанным.

Синглтон покинул его, обещав к вечеру приехать на корабль. Дюмон Дюрвиль сам повел свой отряд на берег, сопровождаемый большой толпой.

На берегу матросы, которых он оставил сторожить шлюпки, доложили ему, что в его отсутствие островитяне вели себя беспокойно и угрожающе. Капитан приказал немедленно спустить обе шлюпки на воду и ехать. Но тут оказалось, что одна из шлюпок, меньшая, рассохлась и течет. Ее необходимо было законопатить.

Дюмон Дюрвиль сел в большую шлюпку, а маленькую оставил матросам для починки.

– Когда почините, вернитесь на корабль, – сказал он и отбыл.

Подходя к кораблю, он заметил на берегу суматоху.

Матросы, чинившие шлюпку, подверглись нападению толпы вооруженных ружьями островитян. Они связали моряков канатами и утащили в лес.

– Хорошо же! – вскричал Дюмон Дюрвиль. – За это предательство мне ответят ваши вожди! – и поднялся на палубу.

К нему подошел старший лейтенант, бледный и взволнованный.

– Капитан, – доложил он, отдавая честь, – вождь Тагофа сбежал.

– Как! – вскричал Дюмон Дюрвиль. – Ведь я приказал сторожить их!

– Мы сторожили у дверей каюты, – ответил лейтенант, – но он, очевидно, выпрыгнул в иллюминатор и уплыл.

Тут только Дюмон Дюрвиль понял, какой он сделал промах. Он забыл, что всякий полинезиец с легкостью может проплыть полторы мили, отделяющие корабль от берега.

– А Палу?

– Палу тоже хотел выпрыгнуть, но он слишком толст. Он застрял в иллюминаторе, словно пробка, и ни взад, ни вперед. Нам пришлось рубить топором раму, чтобы втащить его в каюту. Я приказал надеть на него кандалы и бросить в карцер.

На берегу все было в смятении. Островитяне толпились вокруг своей единственной пушки. В подзорную трубу Дюмон Дюрвиль увидел, что за пушкой стоят Тагофа и Синглтон. Синглтон вкатил в пушку ядро и зажег фитиль. Грянул выстрел. Ядро пролетело между мачтами корабля.