Двести тысяч золотом - Веденеев Василий Владимирович. Страница 15

— Бросить его в яму? — зевнул Чжоу.

— Пусть остается в доме, — быстро решил Жао. — Мы прикуем его к Цину. Так надежнее.

— Зачем? — запротестовал тот. — Пусть сидит у стены.

— Куда вы вдвоем денетесь? — засмеялся Быстрорукий. — Ключ от наручников я возьму с собой, а дверь запру. У дома выставлю охрану. Сидите и ждите, пока притащим его дружка. По крайней мере я буду уверен, что ты не спустишь глаз с пленника.

Он похлопал Цина по плечу, и тот нехотя смирился, понимая: спорить бесполезно. Жао решил подстраховаться, и теперь никто и ничто его не переубедит.

Услышав на дворе топот копыт и возбужденные голоса, Быстрорукий выскочил из комнаты. Чжоу поспешил следом, сделав Цину знак остаться.

Вернулись они быстро. Увидев их мрачные, хмурые лица, Цин понял: русских не поймали.

— Как сквозь землю провалились, — проверяя маузер, сердито объяснил бывший полицейский. — Обыскали все дороги, сожгли заросли кукурузы, но их нигде нет.

— Ты хочешь отправиться к железной дороге прямо сейчас?

— Да. Зачем терять время? Два десятка ли [4] — расстояние немалое, а лошадей у нас на всех не хватит. Многим придется идти пешком. Да еще надо найти подходящее место для засады. До рассвета едва управимся.

— Посади на каждую лошадь по два человека, — посоветовал Цин.

— Это ничего не даст, — отмахнулся Жао. — Кроме того, я хочу, чтобы кони были свежими на непредвиденный случай.

«Если они у железной дороги наткнутся на контрзасаду и дело обернется худо, он просто бросит отряд, — понял Цин, — но обязательно вернется сюда за пленным. Что ж, по крайней мере мне не придется сидеть здесь до бесконечности и томиться неизвестностью…»

Бывший полицейский достал ключ и разомкнул кольцо стального браслета, прикрепленного к вбитой в стену скобе.

— Иди сюда, — позвал он Цина и, когда тот подошел, защелкнул браслет на его запястье. — Вот так! Правая клешня у нашего друга немного помята, поэтому можешь ничего не опасаться. Жди нас.

Вошел Чжоу, собрал оставшееся в комнате оружие и вытащил из-за пояса Цина револьвер.

— Он тебе не понадобится.

Хлопнула дверь, щелкнул закрывшийся замок. А Цин обреченно вздохнул и потянул за собой Фына к топчану: не торчать же у порога? Ночь такая долгая, не мешает вздремнуть. Но… Как улечься спать, если к нему прикован узник? Проклятый Жао, только в его мозгу могла родиться такая коварная идея — не дать караульному ни минуты покоя до своего возвращения. Вот почему он сковал их одной цепью! Опасаясь бандита, Цин ни на миг не сомкнет глаз и волей-неволей превратится в недремлющего стража!

Фын вздохнул покорно и уселся рядом со своим охранником, радуясь передышке. Вскоре он уронил голову на грудь и задремал, посапывая и нервно вздрагивая во сне. Измученный Цин уставился невидящим взглядом на огонек керосиновой лампы. Казалось, стальной браслет с каждой минутой все сильнее и сильнее давил на запястье. Впереди долгие часы до рассвета и мучительное, выматывающее душу ожидание возвращения Жао.

Хорошо, если удастся поймать беглецов, а если нет? Что делать тогда? Ехать в Шанхай искать старого Вока? Но как искать? Не станешь же бегать по огромному городу и спрашивать у каждого встречного… Впрочем, об этом пусть болит голова у Быстрорукого.

Усталость и выпитое вино незаметно взяли свое: Цин тоже заснул. Ему показалось, что он закрыл глаза всего на несколько секунд, но, когда открыл их, за окном уже разлился серый рассветный сумрак, а керосиновая лампа чадила и мигала, готовая вот-вот потухнуть. Испуганно обернувшись к пленнику, он с облегчением удостоверился, что тот все еще спит, приоткрыв спекшиеся губы и привалившись спиной к стене. Забыв про сковывавшую их цепь, Цин потянулся за сигаретами и спичками. Разбуженный резкой болью в запястье, Фын проснулся, зашелся натужным кашлем, а потом робко попросил:

— Дай закурить.

Ай Цин дал ему сигарету и поднес зажженную спичку. Морщась и кривя рот, бандит прикурил, затянулся. К потолку поплыла сизая струйка дыма.

— Уже утро, — пробормотал он, поглядев на посветлевшее окно.

Ай Цин не ответил. Зачем вступать в разговоры с пленником? Но тут ему в голову пришла мысль: а если его подопечный попросится по нужде? Или сам захочешь? Что же тогда — загадить комнату или найти пустую посудину?.. Выйти нельзя — они заперты снаружи, и даже часовой, которого Жао поставил около дома, не откроет двери, поскольку у него нет ключа.

— Дай воды! — немного осмелев, неожиданно потребовал Фын. — В глотке пересохло. И поесть бы чего-нибудь, не то помру с голода.

Немного поколебавшись, Цин решил: пожалуй, можно и перекусить. Кто знает, когда вернется Жао, а пустой желудок настоятельно требует пищи. К счастью, от вчерашнего ужина кое-что осталось. Погасив лампу, он дал Фыну глиняную миску с остатками риса, а себе взял тарелку с кусками остывшего жареного мяса. Кажется, в одном из чайников еще плещется вино? Отлично!

— А есть как? — свободной рукой неуклюже прижимая к груди миску, недовольно буркнул бандит. — Не могу же я как собака!

— На! — Цин сунул в миску деревянные палочки, не заметив, как жарко блеснули глаза пленника.

Поставив миску на колени, Фын начал медленно есть, искоса поглядывая на уплетавшего мясо сторожа и стараясь не мешать ему. Доев, он зажал палочки между указательным и большим пальцами таким образом, что их толстые концы упирались в ладонь. Когда Цин повернулся, чтобы забрать пустую посудину, Фын неожиданно рванулся вперед и с силой вонзил палочки в его глаза.

Тот даже не успел закричать от страшной боли — бандит навалился на него, все глубже проталкивая палочки. Он не обращал внимания на кровь, на судорожные конвульсии Цина, терявшего последние силы, и давил до тех пор, пока его жертва окончательно не затихла.

Скатившись с обмякшего тела, Фын несколько минут лежал, жадно хватая ртом воздух. Безумный порыв к свободе, толкнувший его на убийство, прошел, и теперь наступило отрезвление, подобное глухому похмелью.

Цин мертв. В любую секунду могут вернуться отправившиеся к железной дороге командир отряда и его телохранитель. Гадать о том, что они сделают, увидев убитого, не приходится. Надо немедленно бежать отсюда. Но как, если прикован к мертвецу, а ключа от браслетов нет? Выходит, сам загнал себя из одной западни в другую, еще более страшную?

Бандит попробовал освободиться от наручников, однако сработанные на совесть стальные браслеты не желали поддаваться. Тогда он попытался стянуть стальное кольцо с запястья трупа, безжалостно выворачивая кисть уже начинавшего холодеть Цина: сейчас не до брезгливости, нужно спасаться! Но ничего не вышло.

Затравленно оглянувшись, Фын схватил столовый нож и начал остервенело кромсать руку мертвого тюремщика. Если браслет нельзя снять, то надо отсечь мясо и кость, на которых он держится. Весь измазавшись в крови, вздрагивая от каждого звука, раздававшегося под окнами, он наконец отрубил кисть Цина. Свободен! Правда, не совсем, поскольку на его запястье все еще болтаются наручники, но это ерунда. Главное — можно двигаться.

Обшарив комнату в поисках оружия, Фын зло сплюнул: кроме столового ножа, ничего нет. Быстро допив оставшееся в чайнике вино, он метнулся к двери. Кажется, тихо. Как же отсюда выйти? Ломать замок нельзя — это лишний шум, в окно тоже не выскочишь: увидят — поймают и заставят пожалеть, что родился на свет. Какую же придумать хитрость?

Дверь была высокая, двустворчатая, украшенная рисунками и медными гвоздиками с фигурными головками. Наверное, раньше дом принадлежал богатому торговцу или помещику средней руки. Как слепой водя ладонями по филенкам, Фын готов был разрыдаться от отчаяния. Сейчас бы взять в руки топор или хотя бы лопату, и тогда разукрашенная дверь быстро поддалась бы, но у него есть только столовый нож, с закругленным на конце лезвием, не слишком острый, не способный заменить ни плотничьего инструмента, ни оружия. И все же Фын предпринял попытку отжать ригель замка. Одновременно он потихоньку тянул створки двери на себя, просовывая нож в образовавшуюся щель все глубже и глубже.