Сквозь пыль столетий - Иванова Ольга Владимировна. Страница 64

— Ее собирались убрать? — изумилась Ксеня, не заметив, что говорит в прошедшем времени.

— Собираются, дорогая Николь, до сих пор собираются, — поправляя ее, покачал головой Оливье. — Видишь ли, творческая интеллигенция Парижа, да и всей Франции, была против постройки этой башни, считая, что ее вид будет подавлять архитектуру и нарушать гармонию города, его неповторимый стиль, сложенный веками… Триста писателей, музыкантов, скульпторов и художников, среди которых были, например, Дюма-сын и Мопассан, два года назад направили петицию с протестом в муниципалитет… "Бесполезная и чудовищная», «фабричная дымовая труба», «чернильная клякса на теле Парижа» — вот какими сравнениями награждали они эту башню… Возможно, этот срок в двадцать лет и является компромиссом со стороны властей… Однако, не думаю, что мы когда-нибудь сможем узнать всю правду до конца…

— А мне она нравится, — улыбнулась Ксеня и запрокинула голову вверх, туда, где Эйфелева башня, эта будущая Мекка для всех влюбленных, ажурной металлической стрелой уходила прямо в небо.

«И как хорошо, что ее все-таки не снесут», — добавила она уже мысленно.

Оливье тем временем повел их дальше, где за Эйфелевой башней находились различные выставочные здания, главным из которых был роскошный Дворец промышленности. На куполе этого здания размещалась огромная, высотой в шестьдесят пять метров, женская фигура, олицетворяющая собой Францию.

— На Выставке представлено около шестидесяти двух тысяч экземпляров, — продолжил свою экскурсию Оливье уже во Дворце, — которые тематически распределены на девять групп и восемьдесят три класса…, - он протянул каждому из друзей по черно-белому, как газетная страница того времени, рекламному буклету. Артем тут же с интересом начал изучать его содержание, Климов же, наоборот, лениво пробежался по строчкам, а после стал обмахиваться этим буклетом как веером. Ксеня едва поборола в себе желание сделать то же самое, поскольку в здании было невыносимо душно, и все же ради вежливости заглянула в рекламку:

Ксеню, как истинную женщину, привлекла лишь четвертая группа экспонатов, ну, возможно, еще третья, но, как истинный мужчина, да к тому же мужчина-физик, Оливье Боне потянул их в отдел электричества.

— Этот отдел вызывает восхищение у всей публики! — вещал месье Боне, похоже, сам испытывая особое благоговение перед данной тематикой.

Осветительная техника, электрические лампочки, телефоны, телеграф — здесь, действительно, было чему поражать воображение людей, живущих в позапрошлом столетии.

— А вон стенд с изобретениями Томаса Эдисона, — Оливье показал на выставочное место, у которого толпилось множество народа. — Видите сколько людей? Они стоят здесь часами в очереди, чтобы только послушать его фонограф… Не хотите ли тоже присоединиться к ним?..

Ксеня с Игорем вяло переглянулись, поняв друг друга без слов, а вот Артем уже открыл было рот, чтобы согласиться, но Климов его вовремя перебил:

— Не стоит, Оливье, давай мы уделим внимание этому замечательному изобретению в другой день, а то Николь, боюсь, не выдержит длительного ожидания в очереди… Здесь как-то жарковато, знаешь ли…

— Конечно, друг, — кивнул Оливье. — Но у Николь, надеюсь, хватит сил посмотреть еще несколько интересных экспонатов? Или же мы покинем пока Выставку?…

— Нет, Оливье, веди нас дальше, — улыбнулась Ксеня, — пока я себя ощущаю вполне сносно… Если же я почувствую себя хуже, я предупрежу…

Оливье Боне снова кивнул, и они двинулись дальше. Следующие несколько отделов они миновали достаточно быстро, задержавшись ненадолго лишь у стенда, посвященному развитию химической промышленности, где были представлены новые для того времени продукты химии: искусственный алкалоид, индиго, сахарин, целлулоид и прочее.

Обширная экспозиция в самом центре Дворца знакомила публику с распространением «светописи» (т. е. фотографии) по миру, к тому же, как сообщил Оливье, в этом году как раз исполнялось пятьдесят лет с момента ее изобретения. После Ксене все-таки удалось улизнуть к стендам со всякими женскими штучками, оставив мужчин изучать экспонаты групп, посвященных спиртным напиткам и рыболовству. Ксеня с удовольствием погрузилась в мир моды того времени, глубоко сожалея, что не может ничего прихватить с собой. Хотя бы вот эту милую брошку в форме букетика незабудок из аметистов. Или вот эту очаровательную шляпку. Или роскошный кружевной пеньюар цвета ванильного пломбира… Ксеня разочарованно вздохнула и решила направиться в соседний отдел изящных искусств, но ее перехватили мужчины.

— Мы идем обедать, — сообщил Климов и хитро улыбнулся: — На Эйфелеву башню. Ты с нами?

— Еще бы! — воскликнула та, осознав, что ей и в правду уже не мешало бы подкрепиться. — А что там есть, где перекусить?

— На первой платформе открыли русский ресторан, — пояснил Оливье. — Правда, владельцы у него французы… Но это не умоляет достоинства его кухни… Одни блины с икрой чего стоят!

— Блины с икрой? — насмешливо приподнял одну бровь вверх Игорь. — Как оригинально… А медведи с цыганами там, случаем, не выступают?

— Нет, — не услышав сарказма в его вопросе, абсолютно серьезно ответил Оливье. — Цыган там нет. И медведей тоже.

— Ну что ж, обойдемся без медведей, — притворно вздохнул Климов и весело переглянулся с Ксеней и Артемом.

После обеда они продолжили экскурсию по Выставке, на этот раз во Дворце машин. Он находился за Дворцом промышленности и представлял собой подлинный шедевр инженерного искусства, длинной в четыреста двадцать метров и высотой потолков, равной сорока пяти метрам. В зале была устроена необычная смотровая платформа, действующая по принципу мостового крана. Необычность ее состояла в том, что она перемещала более двухсот посетителей по всей длине огромного павильона и позволяла им разглядывать сверху все разнообразие экспозиции, состоящей из самых современных по тому времени машин. Мужчины, конечно же, не могли обойти вниманием трехколесные машины, представленные здесь концерном «Пежо» с одной стороны, и его конкурентом Карлом Бенцем, пионером автомобилестроения, с другой, и застряли там надолго, так что Ксеня вскоре совсем заскучала, тоскливо озираясь по сторонам.

— Мадам Леруа! — услышала она вдруг знакомый голос и, обернувшись, еле сдержала вздох досады: прямо к ней спешили их старые знакомые — чета Готьер. — Доброго дня!

— Здравствуйте, — выдавила из себя улыбку Ксеня.

— Вот мы опять встретились! — радостно заявил месье Готьер. — А мы вас, кстати, видели в отеле, но не успели подойти… Вы тоже решили посетить Выставку? А где же месье Леруа? А вон-вон, вижу, вместе с месье Кристианом Моро… Похоже, их заинтересовали автомобили Бенца… И давно вы здесь?

— Да, почти с самого утра, — вяло ответила Ксеня.

— А кто тот мужчина, рядом с вашим мужем? — нескромному любопытству Пьера Готьера не было предела. Госпожа же Готьер, как обычно, отмалчивалась.

— Это Оливье Боне, друг Иг… Этьена… Он профессор в… Парижском университете… Физик…

— О, как интересно! — глаза пожилого мужчины загорелись. — Может, представить нас ему?..

— Да, конечно, — пожала плечами Ксеня и незаметно закатила глаза от клокочущего в ней раздражения.

Она подвела супругов к друзьям, чтобы познакомить, и Пьер Готьер сразу же атаковал Оливье своими бесконечными вопросами. Но разговорчивого месье Боне это, казалось, совсем не напрягало, и он с удовольствием и воодушевлением отвечал ему.