Большой футбол Господень - Чулаки Михаил. Страница 22

А Денис стоял, напрягая спину, сладко переживая первый свой триумф.

На него накатил тот самый странный его припадок – Денис словно нырнул в глубину – и вынырнул с новым знанием и новой уверенностью. Щеки горели, пот струился не только под мышками, но и по животу.

– Отцепись. Напужаешь. Родители после его пускать в храм не станут.

– Оставь ее, Груня, – не своим ясным голосом приказал Денис. – Ею Бог владеет.

– Светлый Отрок. Избранник. Благослови меня в моей горести. Утешь душу! Помолись за Валечку мою родненькую-у!

Женщина зарыдала, все сильнее стискивая Денису колени.

И чем сильнее сжимала она ему колени, чем громче рыдала – тем быстрее росла уверенность Дениса в его новом предназначении.

Здесь и сейчас исчез окончательно мало знающий о жизни, но зато едва ли не от всех окружающих зависимый школьник – и полностью оформился новый человек, твердо знающий, что Он – возлюбленный Сын Божий, и следовательно – самый главный на Земле, так что никакие президенты не имеют рядом с ним никакого значения.

А уверенность в себе – самое важное. Уверенность удесятиряет силы и приносит полный душевный покой.

Денис положил руку на укутанную черным платком голову неизвестной ему богомолки.

– Как зовут тебя, женщина?

– Нина Антоновна. Нина, несчастная раба Господня.

– Встань, Нина. Бог тебя услышит и утешит.

Нина поднялась, схватила руку Дениса и стала быстро мелко целовать.

Он высвободил руку, приподнял подбородок Нины и поцеловал её в губы.

– И этот туда же, – пробормотала тетя Груша, крестясь. – Батюшку изображает.

– Стыдись, маловерная, посмотри на Нину, – властно проговорил Денис тем же чужим ясным голосом.

– Избранник он! Отрок Светлый! – повторила исступленно Нина.

Ничего удивительного, что к этому же храму подошла и мать маленького убийцы – очкарика Миши. Ведь живут обе женщины совсем близко.

Ее горе было не меньше, Божество оценило это: ведь могла мелькнуть в душе тень облегчения: что бы ужасное ни случилось, все-таки её Мишенька жив и будет жить. Но нет, отдавало Оно женщине должное: она потрясена была гибелью души совсем ещё маленького сына не меньше, чем мать Вали – гибелью земного тела дочери. Мише её ещё только десять лет, по людским законам его нельзя даже судить. Но мать не понимала, как он будет жить дальше с воспоминанием о том, что произошло?!

Горевала она – а Мишенька был совершенно спокоен в это же самое время. Он уже узнал, что судить его не будут и даже не отправят в колонию, а просто, как сказала молодая ментовка, «будем контролировать процесс перевоспитания». Пускай контролируют. В школе его теперь будут бояться и никто подумать не посмеет обозвать Прыщем.

Женщина вошла в храм. И увидела рыдающую на плече у красивого подростка с золотыми волосами… – мать той девочки, той жертвы, с которой уже виделась у следователя.

Во внезапном порыве она бросилась к ней, упала рядом на колени и стала быстро целовать руки, обнимавшие златовласого отрока.

– Прости меня, прости. Помочь тебе нельзя, но прости, если можешь.

Денис не знал, что произошло между этими женщинами, но догадался, что сцена получилась очень эффектная. Даже и Груня больше не ворчала на «юроду».

– Прощайте друг друга! – сказал Денис ясным учительским голосом.

– Помолись… Помолимся вместе… Светлый Отрок замолит… – бормотала мать Вали.

Денис притянул друг к другу обеих женщин:

– Прощайте друг друга, поцелуйтесь сестрински, любовно, – приказал он.

Женщины поцеловались – и зарыдали обе. Первая снова рухнула на колени.

Денис догадался, что это облегчающие слезы. Он стоял, поглаживая слегка по головам коленопреклоненных женщин.

– Ну ничего, – повторял он, – ну ничего. Бог вас поддержит.

Наконец они устали рыдать и немного успокоились.

– Меня зовут Ниной. Или зови меня просто сестрой.

– А я Наташа. Сестра твоя.

И новоявленные сестры поцеловались снова.

– Ай да Дениска, утешитель нашёлся, – скептически, но все же воздала должное баба Груня. – Но все равно – грех. Богу молитесь, а не человеку.

На шум вышел старый пономарь Парфеныч.

– Чего тут у вас? Взбесились бабы, что ли?

– Светлый Отрок! Неужто ты не видишь, добрый человек?! – откуда-то в Нине нашлась энергия.

– Уста медовые, волосы льняные, – зачастила и Мишина мать, заразившаяся восторгом от своей сестры по несчастью.

– Изыдите. Не заставляйте брать грех на душу!

– Нету пророка в своем отечестве! – проговорил Денис знакомую ему от отца фразу и гордо пошёл к выходу.

Две несчастных женщины поспешили за ним.

По случаю раннего времени на паперти сидел единственный нищий. Нищий работал здесь давно и считал свою работу не хуже всякой другой. Лучше многих других! Во всяком случае, прожиточный минимум он здесь имел, которого лишился после закрытия своего института. Увидев выходящую группу, он привычно загнусил:

– Подайте ради Христа!

– Отрок Светлый! – указала нищему Нина. – Поклонись ему, старче, очисти душу.

Нищему всего сорок пять, но он вовремя поседел, и небритая полуседая щетина придавала ему старческий вид. И хорошо: старикам подают лучше.

Как опытный попрошайка, он привык применяться к причудам даятелей и охотно подхватил:

– Светлый Отрок, подай Христа ради!

– Проси у него лепту духовную, – посоветовала Мишина мать.

Нищий понял, что происходит нечто необычное. Быть может, намечается внезапная духовная карьера? Обычное дело по нынешним временам.

– Я всегда рад послушать праведного человека, – заметил он дипломатично.

– Послушай сего Отрока Светлого! – задушевно повторила м сестра Нина.

– А что отрок скажет нового, чего не слышно в этом храме?

Нищий, как человек с высшим образованием, в необходимых случаях изъясняется очень интеллигентно.

Денис понял, что именно сейчас произойдет презентация его новой доктрины:

– Мир создали Бог-Отец и Богиня-Мать, божественные Супруги. Вот Третий и Последний Завет, который я несу в мир!

Несчастные женщины не очень вслушивались в слова; их восхищал тон, которым они были произнесены. Зато нищий, будучи по своей работе лицом близким к церкви, сразу оценил всю эффектность и еретичность новинки: верховное Божественное Трио предлагалось заменить Дуэтом.

Как раз в этот момент подъехал отец Леонтий и увидел знакомого отрока Дениса, но не с родителями, а с каким-то незнакомыми тетками. Про виду – усердными богомолками из интеллигенток. Отец не очень жалует таких: эти обычно имеют свое мнение и о службе, и больше того – о догматах и толкованиях Святого Писания.

– Здравствуйте, отец Леонтий, – произнес Денис безо всякого умиления. Даже с небрежностью в голосе. Паче – с гордыней.

– Здравствуй, Денис, – протянул отец Леонтий руку для поцелуя. – А где твои достойные родители?

Денис небрежно чмокнул святоотеческую руку и едва-едва склонил лоб под благословение.

Богомолки смотрели настороженно. Одна сказала:

– Радость у нас, святой отец: познали мы Отрока Светлого. На котором печать благословения Божия. Утешил нас в небывалом горе, не допустил нас ненавидеть друг друга, но сделал сестрами в страдании.

Но сообщила столь благую весть с опаской, словно боясь, что обретенную нечаянную радость у нее грубо отнимут.

– Отрок сей – достойный богобоязненный отрок, сын достойных богобоязненных родителей, – строго официально ответствовал отец Леонтий. – А печатью благословения и бесконечной любви Божьей отмечен каждый православный, блюдущий церковные каноны. Да и грешников не обходит Он безмерными милостями Своими. Утешать же и учить прощать учит нас Он же, Отец наш Небесный.

– Но Светлый Отрок принес нам радость, он утешил нас в неутешимом горе, – вступилась и вторая.

– Долг православных – утешать друг друга. Грех на том, кто соблазнит малых сих! Отрок любезный Денис отмечен любовию Божией в общем ряду православных христиан. Хотя замечал я уже в нем признаки греховной гордыни. Рано начал, Денисе! Гордыней обуяны бывают дерзостные мужи с первой бородой – летам к двадцати. Ты же очень рано начал, юный отрок безбородый.