Большой футбол Господень - Чулаки Михаил. Страница 56

– Волосы-то распусти.

Она поспешно вытряхнула все шпильки из прически.

– Ну-ка… Не хватает даже, чтобы грудь прикрыть. Волосы ты теперь расти, понятно? Когда отрастут ниже груди, будет тебе и Мише первое прощение. А когда отрастут так, чтобы вместо накидки всю тебя прикрыть, тогда выйдет прощение полное. Расти волосы и надейся. Тогда и будешь ходить, прикрытая одной своей власяницей.

Много раз слышал Дионисий это слово, но не понимал, что оно означает, а теперь понял! Не дуры были монашки, когда ходили во власяницах, одними, значит, волосами прикрываясь.

А пряди волос расходятся при ходьбе и наклонах – как длинные разрезы на платьи.

Господствующее Божество вовсе не задумывалось, стоит ли прощать или не прощать самых злобных представителей всевозможных планетянских племен. Самый вопрос этот бессмысленный, поскольку прощение или непрощение совершается только прижизненно, и это решают все прочие планетяне совместно или по одиночке – а Оно отнюдь не вмешивается. Наивные же мечты о рае, аде и воздаянии служат лишь к утешению толпы и прокормлению всевозможных жрецов, объявляющих себя толкователями Воли Божией.

Другое дело, что достойно удивления, как долго мелкие планетяне терпят своих злодеев. И с каким упорством те же жрецы обещают всепрощение не больше и не меньше как от Его имени. Иногда даже возникает подозрение, что злодеи вызывают в толпе восхищение и зависть, как олицетворения свободы и силы, недоступной большинству мелких планетян. Такое же подозрение вызывает и прямой культ Сатаны, сохраняющийся на многих планетах.

Господствующее Божество просто не было бы достойно Своего титула, если бы одновременно существовал равный Ему по силам враг – этот самый Сатана. Да Оно попросту не может Себе и представить, как бы Оно существовало, постоянно имея рядом злобного врага. Подобное существование было бы так же ужасно, как существование любого малого планетянина, который всегда живет под угрозой, что настигнет его где-нибудь в подворотне безжалостный убийца. И как они живут с таким вечным страхом?! Господствующее Божество просто не выдержало бы непрерывного напряжения, Ему страх неведом, как неведома и боль – и Оно бы не могло перенести ни страха, ни боли. Ведь Оно совсем изнеженно и беззащитно, не ведая за всю Свою долгую вечность ни малейшей борьбы и лишений.

От самого чердачного происшествия Левон пребывал в победительном настроении. Уверенность в себе – великая вещь, быть может, самая главная в жизни, всё остальное – немедленно прилагается: успех, любовь, деньги, слава. Ему задали экзамен на мужчину, на бойца, и он экзамен выдержал!

В школе его и раньше уважали, а теперь инстинктивно зауважали вдвойне, хотя никому он не рассказывал, естественно, как убивал подопытных бомжей. Иногда очень хотелось похвастаться – Галочке, например. Но сдерживался. И не потому что боялся: Галочка не заложит ментам! Но она могла не понять, могла переспросить презрительно: «Ну и что? Там же не десантники окопались, а жалкие бродяги». Она могла не понять, что на чердаке Левон не просто проверил на бомжах свою технику – он преступил глупую условность, он доказал себе, что имеет право отнять у бродяги ненужную жизнь!

В школе проходили «Преступление и наказание», училка как всегда твердила, какой гениальный классик написал такое – Достоевский в данном конкретном случае. Левону сразу не понравилось – ну прежде всего, потому что невыносимо длинно и скучно, хотя училка заискивающе намекала, что проходить им предстоит самый настоящий детектив. Да последняя Маринина пишет в сто раз лучше, не говоря уж о Чейзе! Но, преодолев скуку, Левон все-таки дочитал до морали: этот жалкий Родя раскаялся, согласился, что его жизнь ничуть не ценнее, чем жизнь никому не нужной противной старухи. Мучился совестью, ночей не спал и обрадовался каторге как единственному средству от бессонницы. Уже тогда Левон решительно не поверил.

Теперь же он мог бы заявить абсолютно авторитетно, если бы захотел, что Достоевский действительно наврал: ведь Левон тоже не дегенерат, не наркоман, изломанный до полного отупения; нет же, он – мальчик из вполне культурной семьи, и вот избавил город и мир от пары спившихся бомжей, после чего не почувствовал никаких неудобств со стороны совести. Гордость он испытал, и только гордость!

После уроков народ толпился перед вешалкой. Малыши орали и кидались ранцами, старшие солидно доставали сигареты, чтобы закурить прямо за дверями – там где кончается территория школы и начинается свободная жизнь.

Показалась Галочка, и Левон притянул её за руку с полной непринужденностью:

– Секешь? Народ физдит, что наш Мезень с мертвой бабой гребётся.

Галочка привыкла к собственному словарю Левона и находила его вполне приличным и даже остроумным: ведь он ни одного такого слова прямо не произносит. Другим бы мальчишкам поучиться.

– Заливает, – честно защитила она Дениса. – Я у него была, вокруг него там живых телок много. А выставил он эту нетленку для понта.

– Давай сходим вместе. Прикол какой-нибудь придумаем. Тоже нашёлся: гибрид Будды с Иудой!

Он не дождался ответа Галочки, потому что кто-то дернул его за рукав. Левон повернулся – это оказался Стас Викинг. Прежде Стас никогда не был замечен здесь в школе.

Левон успел ревниво заметить, что Галочка уставилась в красивого Стаса.

– Отойдем.

Они сделали два шага в сторону. Теперь никого не было рядом кроме барахтавшейся в ногах малышни – эти молекулы никогда не устают и не останавливаются.

– Колян сказал прийти сегодня в шесть.

Левон пожал плечами.

– Да я, вроде, занят.

– Колян оч-чень сказал.

Действительно, очень, если Стас заявился лично. И тут же слинял.

– Какие у тебя, Левончик, друзья красивые, – сказала Галочка.

Она влюблена в Серёжу, конечно, так что забыла даже Рема, но все равно может заметить и других клевых мальчиков. Имеет полное право.

Левон будто бы прочитал её мысли, предложил насмешливо:

– Имеешь полное моральное и физическое право с ним познакомиться.

Но идти к Денису больше не приглашал: придётся вместо этого пойти послушать, чего нужно Коляну.

В шесть он пришел как было сказано. Все уже были на месте – восемь человек. Ваня Морький радостно сплюнул:

– Слышно, пойдем чичмеков мочить!

Левон пожал плечами: экзамен он, вроде бы, сдал, а работать по вызову, вроде бы, не нанимался.

К народу вышел сам мэтр Акиро, почтительно сопровождаемый Коляном.

– Наша спайка, проверенная жизнью, не кончается, – сказал мэтр. – Она не прервется никогда. Боевые искусства рождают настоящих мужчин, настоящие мужчины крепки в дружбе. Воин должен уметь повелевать и уметь повиноваться. Я в вас верю и за вас поручился. Подробности вам добавит Колян.

Некстати вспомнилось известное выражение: «Прокурор добавит!»

Мэтр величественно удалился, а Колян сразу словно вырос и расширился в плечах.

– Значит так, мужики, не расходимся. Через час или раньше подадут тачки, поедем на точку. Надо посветить лицами. Ну может, придётся и слегка разобраться. Курите пока.

То есть Левона приняли за пушечное мясо. Ну и всех остальных тоже. Но он ходил сюда не за этим. Быком он быть быть не собирался ни для какой крыши.

С полной непринужденностью – уверенность в себе не покинула его и здесь, в этой его alma mater – он подошел к Кляну:

– Мы так не договаривались, шеф. Я ходил учиться. За все заплачено. Спасибо за науку и я пошёл.

Колян нехорошо улыбнулся:

– Не скачи слишком быстро, мальчик. Пошёл? Вот и пошли. Мэтр тебя очень любит, рад будет посидеть вместе.

И настойчиво подтолкнул к кабинету мэтра Акиро, где Левон ещё не бывал ни разу.

Кабинет оказался пуст и прост: канцелярский стол, два стула, кушетка. А говорили, тут собрана вся восточная роскошь!