Трикс. Дилогия - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 67

– Цветочная душа, – философски заметил Щавель, когда они с Триксом вышли из трактира. – Вроде и ругается на всех, а при этом – беспокоится. Надо признать, что магические существа вовсе не обязательно несут в себе зло.

– Господин волшебник, вы думаете, барон нам поможет? – поинтересовался Трикс.

Щавель искоса посмотрел на ученика.

– Ты сам как думаешь? Если бы к твоему отцу пришел… э… известный и уважаемый волшебник и попросил карету для поездки в Столицу к королю по важному делу?

– Это смотря какое настроение было бы у отца, – честно ответил Трикс. – Если вечером и веселое, то мог бы и дать. А если утром и подавленное, то прогнал бы. Или соврал чего.

– Исмунд вообще не пьет, – с отвращением сказал Щавель.

– Еще от придворных волшебников многое зависит, – продолжал Трикс. – Они же все считают себя самыми великими. И если бы отец дал чего другому волшебнику – придворный маг бы обиделся. И начал бы и себе требовать…

– Понятно. – Щавель кивнул.

– Хотя вообще-то папа добрый… был… – Трикс замолчал и отвел глаза.

Некоторое время они шли молча, потом волшебник положил руку ему на плечо:

– Не стыдись своих слез, ученик. Это хорошо, что ты любишь своих родителей. Но все мы смертны, рано или поздно.

– Кроме витамантов, – мрачно сказал Трикс, стыдясь своей слабости.

– Ты бы хотел видеть отца таким, как рыцарь Арадан? – спросил Щавель. – А ведь это даже не оживший покойник, это лич… Смерть не обманешь!

– А что будет после смерти? – спросил Трикс.

– Тут есть разные мнения, – охотно поддержал разговор Щавель. – Некоторые ученые говорят, что смерть – это полное небытие. Тьфу на них! Скальды варваров утверждают, что после смерти храбрые воины получают в свое распоряжение замок, толпу прекрасных девушек и кучу слуг, а также личное поле брани и неограниченное число врагов… как по мне, так утомительно и однообразно, верно? Самаршанские мистики верят, что после смерти Высшее Божество собирает все грехи и подвешивает к твоим ногам, а из добрых дел вьет веревку – и ты должен выбираться по этой веревке из Теснины Страданий на Гору Блаженства… причем Высшее Божество может еще дуть на тебя… не помню, в каких случаях снизу, а в каких – сверху…

Трикс, который был слаб в вопросах теологии, так заинтересовался, что недостойные волшебника слезы сами высохли на его щеках.

– Наши жрецы склоняются к мысли, что раньше миром правили семнадцать богов и богинь, но все они были лишь разными сторонами личности Высшего Божества – настолько оно разностороннее и многогранное. Один бог повелевал войной, другой – медициной, третий – погодой, и так далее… Но потом Высшему Божеству наскучило по мелочам вмешиваться в людские дела. Оно решило воплотиться в человека, прожить полную тягот и лишений жизнь, тем самым изменив род людской и весь мир человеческий к лучшему.

– Это получилось?

– И тут нет согласия, – вздохнул Щавель. – Ортодоксы считают, что получилось, и теперь после смерти все люди попадают в чудесный новый мир. Агийские еретики утверждают, что воплощенное в человека Высшее Божество некоторое время жило среди людей, но так в них разочаровалось, что вообще ушло из мира и занялось самопознанием, а все люди после смерти незримыми духами витают вокруг Божества и ждут, пока то освободится от дел. А вот горские знахари уверены, что Божество никогда и не просыпалось, что весь наш мир – это его страшный сон. И после смерти люди снова рождаются, ничего не помня о прошлой жизни. Хорошие люди рождаются умными, красивыми и богатыми, а дурные люди – уродливыми бедными дураками. Поэтому горцы обычно сразу убивают уродливых, продают в рабство бедных, а над дураками издеваются – ведь эти люди чем-то сильно провинились в прошлой жизни.

– Так кто на самом деле прав? – не выдержал Трикс.

– А кто его знает? – пожал плечами Щавель. – Несколько раз великие волшебники пытались с помощью магии связаться с Высшим Божеством и узнать, в чем смысл жизни и что происходит после смерти. Например, первая ассамблея волшебников увлекалась этим в полном составе. Однажды коллективными усилиями они составили такое мощное вопросительное заклинание, что даже получили ответ.

– Какой?

– Цветок герани, стоявший на окне, вспыхнул ярким пламенем и горел, не сгорая, три дня и три ночи. На стол, вокруг которого сидели волшебники, упала с неба морковка. А у тех волшебников, что были женаты, волосы стали зелеными.

– И что это значит?

– Пятеро волшебников сошли с ума, пытаясь догадаться. А остальные плюнули, герань погасили в ведре с водой, морковку съели, волосы перекрасили и больше ерундой не занимались. Понимаешь, Трикс, не в человеческих силах постигнуть ход мысли Божества… О, кстати, мы пришли.

Дворец Исмунда ничуть не походил на самаршанские постройки – это был строгий дворец с колоннами у входа и мощным фронтоном над ними. Наверное, таким образом барон подчеркивал свою преданность королевству, несмотря на инородное происхождение.

Двери во дворец были открыты, стража у ворот пропустила волшебника с учеником без всяких вопросов. Зато сразу во дворце Щавеля немедленно взял в оборот немолодой властный мужчина, сидящий за большим письменным столом. Одет он был по какой-то необычной моде – в лакированные ботинки, темные прямые штаны, белую рубашку и темный сюртук неудобного покроя. Вокруг шеи у него почему-то была повязана яркая красная лента, свисающая почти до пупа. Все попытки волшебника что-то объяснить мужчина отмел сразу.

– Я младший церемониймейстер барона, – вручая Щавелю свиток пергамента, объяснил он. – Все, желающие пройти на прием, должны заполнить эту анкету.

– Я волшебник!

– Это хорошо. Значит, умеете писать почти без ошибок.

– А если бы я вообще не умел писать и читать? – спросил волшебник.

– Наняли бы писца. Вон они, на той скамейке ожидают клиентов.

– А если бы у меня не было денег на оплату писца?

– Как вы полагаете, – едко спросил младший церемониймейстер, – достоин ли отнимать время барона необразованный и бедный человек?

– Ясно, – мрачно забирая пергамент, ответил волшебник.

– С вас одна серебряная монета за анкету, – добавил церемониймейстер.

Щавель крякнул, но безропотно расплатился.

– Я слышал про такие штучки, – пояснил он Триксу. – Это называется столовластием.

– Столовластием?

– Ну да. Все вопросы решаются заполнением бумажек, которые рассматривает специальная порода людей – чиновники. Идиотизм, конечно, я бы ему все объяснил на словах в пять раз быстрее. Но давно хотелось посмотреть, как эта система работает… Так… ого… тридцать четыре вопроса. Ну ладно…

Щавель присел за стоящий в стороне свободный стол, презрительно осмотрел старое неочиненное перо, лежащее рядом с чернильницей, полной засохших чернил, достал красивый свинцовый карандаш в замшевом чехольчике.

– Так-так-так… Анкета для домогающихся аудиенции… Так. Имя и прозвище. Радион Щавель… Предыдущее имя и прозвище, если таковые были… Хм. Не менял… Возраст… Ну, допустим… Пол… Они издеваются? Мужской! Пол до смены, если таковая была…

Щавель удивленно посмотрел на Трикса:

– Наверное, в этом есть какой-то смысл, да? Так…

Он снова принялся заполнять анкету, время от времени комментируя свои действия:

– Имя отца… Имя матери… Есть ли родственники в Самаршане или на Хрустальных островах… Кто по происхождению – человек или иное существо… Не замышлял ли зло против королевства и короля? Не замышлял ли зло против барона… Очень дотошные люди! В каком возрасте выпал первый молочный зуб…

Этот вопрос вогнал Щавеля в оцепенение.

– Очевидно, это тоже зачем-то нужно… – сказал он. – Но зачем? И… я совершенно этого не помню! Когда у тебя выпали молочные зубы?

– Тоже не помню, – сказал Трикс. – Халанбери надо спросить…

– Ничего, напишем – в пять лет, – решил волшебник. – Я думаю, это примерно тогда случается… В каком возрасте вы перестали… Нет, они все-таки издеваются!

Дальше Щавель писал молча, лишь временами вздрагивая и пораженно перечитывая вопросы. На последний вопрос – «цель визита» он ответил красивым словом «аудиенция», после чего направился к младшему церемониймейстеру.