Борисоглеб - Чулаки Михаил. Страница 4

Значит, мама все еще надеется, что ее близнецы смогут сделаться нормальными людьми! Борис подумал об этом без благодарности: настолько очевидна была несбыточность такой надежды, что лучше бы и не бередить.

И Глеб только разозлился на маму. Конспираторша! Подарочек приготовила ко дню рождения! Думала, войдет и скажет: «Собирайтесь, мальчики, едем в Америку разделяться!" Это только амебы запросто делятся – без вредных для себя последствий.

Они вдвоем вложили письмо обратно в плотный американский конверт и аккуратно положили в ящик на прежнее место. Прикрыли тремя старыми письмами – будто и не читали.

Не трогая больше ничего в маминой комнате, братья зашагали в свою комнату. Складываясь-раскладываясь, складываясь-раскладываясь. И нечего им мечтать о свободе!

Самое лучшее занятие для них – сидеть за столом и переводить с английского. Перевести какой-нибудь роман полный приключений, в котором герой любит, дерется, побеждает, путешествует по всей планете в поисках клада или справедливости... А самим, тем временем, гулять до уборной и обратно.

– Выходит, если бы этот американский Рубль не знал заранее, кто выживет, а кто – нет, он бы взялся, – сказал Борис. – Кинуть жребий – он согласен.

– Как будто в этом разница, если так и так один выживает. Жребий или не жребий, – не то заспорил, не то согласился Глеб.

– Разница... – задумчиво промолвил Борис. – Разница...

Борис подумал, что лишние люди, случается, умирают. Даже довольно часто. И тем самым освобождают близких от своего присутствия. Умирают злые, умирают больные – и оставшимся становится легче. А если бы... если бы один из них двоих умер? Если бы Глеб умер? Пришлось бы срочно сделать операцию, чтобы освободить оставшегося в живых. Освободить его, Бориса!.. Если только возможно кому-то из них умереть одному, если только болезнь и сама смерть не перетечет с кровью и к другому, как перетекают даже настроения. И мысли тоже... А вдруг и эта мысль – перетечет?! Вдруг Глеб поймет, о чем сейчас мечтает брат?!.. Нет-нет, не мечтает – просто «проигрывает варианты"...

А Глеб подумал, что все-таки американский Рубль не сказал окончательно, что операция невозможна, он ведь пишет: «вряд ли в ближайшее время..." А вдруг изобретут в медицине такое, что можно будет запросто выпустить их с Борькой брат от брата на волю?! Ну не в следующем году, а лет через десять. Им ведь исполнится всего по двадцать семь! Может быть, очень может... Американский Рубль будет теперь думать. До маминого письма он не знал и не думал, а теперь будет думать...

– Ленка сегодня придет, – сказал Борис.

Сказал, чтобы резко переменить мысли, чтобы не перетекали к Глебу опасные мечты.

– Интересно, хахаль у нее уже есть? – мечтательно предположил Глеб.

– Само собой! В школе они только и делают, что трахаются. Когда все вместе.

Школа – это место, где все вместе. Борису и Глебу такое даже вообразить трудно. Человек сто, даже больше – и все вместе. Ходят, болтают, обнимаются.

Раза два к ним приходили ребята из школы. От них-то у Бориса и Глеба все сведения о школе, о девочках; слова, которым их не учила мама. Ленка тоже кое-что рассказывает о школьной жизни, но иначе, от нее слово «целка», например, они узнать не могли. А какое хорошее слово! Образное. Раза два или три приходили, но потом куда-то исчезли.

– А чего делать, если не трахаться? В десятых классах сейчас десять процентов целок. Которых никому трахать не захотелось.

– Ты что ли считал? – насмешливо спросил Борис.

Он и сам думал, что не может сохраняться больше целок, но его злила уверенность Глеба.

– Значит – сосчитали. Осмотр устроили – и сосчитали!

Глеб сказал – и тут же очень зримо представил себе: осмотр девочек. Так и надо их всех – осматривать! И ощупывать заодно.

Дальше говорить на эту тему не имело смысла – только себя растравлять.

Когда вернулась мама, они усердно занимались.

– Ну как вы тут без меня, мальчики?

– Нормально! – с излишней бодростью откликнулся Глеб.

Он опасался, как бы мама по их настроению не почувствовала, что они читали ответ из Дженерал хоспитал.

– Куда сбегала, Мышка? – ревниво спросил Борис.

– Куда я могу от вас бегать? Как всегда – по магазинам.

Сейчас чего-нибудь приготовлю быстренько, чтобы перекусить до гостей. Вечером будут всякие угощения, так что я вам пока немного сделаю, хорошо?

Борис предпочел бы много – и сейчас, и вечером. Они оба любят поесть, Борис даже немного больше. Но все равно толстые они одинаково: общая кровь разносит питание и все уравнивает. Может быть даже, кто-то один из них мог бы есть и пить за двоих, но второй ни за что бы не согласился сидеть рядом и только смотреть, как жует брат.

– Ленка еще когда придет, – сказал Глеб. – Опоздает, как всегда. А нам ждать.

– Хорошо-хорошо, – засмеялась мама, – сделаю полный обед. Мужчин надо кормить. Мужчинки вы мои, – и она потрепала их по головам. Правой рукой – Бориса, левой – Глеба.

Братья под мамиными руками крутили головами, а Глеб еще и старался боднуть лбом ласкающую руку.

– Лука жареного побольше, – напутствовал Борис.

После еды им захотелось спать. Они сидели за тем же столом, но перед ними лежали уже не учебники, а газеты. Они любят читать газеты, мама нарочно выписывает для них, а сама не читает. Но после еды спать хотелось больше, чем читать. Однако каждый старался не показать себя соней перед братом, каждый хотел сказать потом: «Это ты задрых, а я сидел читал», но сонная кровь переливалась из одной головы в другую, мозги затуманивались.

– Это ты заснул, – пробормотал Глеб.

У Бориса не нашлось сил заспорить.

Головы клонились, подбородки упирались в грудь.

Продремали они, наверное, около часа, Первый очнулся Борис. Как всегда после дневного сна, голову застилал тяжелый дурман. Да брат еще гнал свою дурманную кровь.

– Эй, хватит! – толкнул он щупальцем Глеба.

Так же трудно очнулся и Глеб.

– Ну что, не пришла еще? – ошалело спросил он.

– Больно быстро хочешь.

Можно было наконец приняться за газеты.

Для газет у них существует особый прием: широко разворачивают номер, и Борис читает левую полосу, а Глеб – правую. А потом тычут пальцем в самое интересное, чтобы брат быстро просмотрел самое интересное. Это у них называется «перекрестный метод».

Борис свою полосу прочитал быстро – просмотрел по диагонали, потому что там оказалось большинство экономики: пусть о ней читает противный Иван Павлович. А Глебу попалась статья про мафию – и он застрял.

– Давай дальше, – дернул Борис. – Чего у тебя?

– Погоди. Представляешь, он в бронированном «Мерседесе» всегда, а все равно достал снайпер – когда дверца открылась.

– От всего не предохранишься, – философски заметил Борис. – Давай дальше!

– Погоди ты, – дернул к себе и Глеб.

Они бы снова шумно заспорили как утром, но услышали звонок и разом помирились: Лена пришла!

Веселая мордочка заглянула в комнату.

– Привет, мальчики! Как ваше нерушимое единство?

Ленка совсем своя. И братья ее не стесняются. Потому она может шутить на тему их – нет, не уродства, а особенности.

– Нерушимое единство крепнет, скрепленное братскими узами! – в тон ей отрапортовал Глеб.

– Сейчас разденусь.

Она имела в виду – снимет пальто. Хотя могла бы раздеться гораздо интереснее.

Ленка снимала пальто, потому что на улице была какая-то погода. А у Бориса и Глеба пальто вообще не было. Или плаща. Хотя они знали теоретически, что плащ похож на пальто, только он еще и против дождя.

Лена вошла уже окончательно.

– Ну поздравляю, мальчишки. Вот вам от меня.

И она с лихим стуком поставила на стол две одинаковых чашки.

– А поцеловать? – потребовал Борис.

– Сейчас, мальчики!

И она, не давая им встать, забежала со спины и поцеловала Бориса в левую щеку, а Глеба в правую.

– Вот так. Ну, что новенького? Крепнут узы?