Небесный лабиринт. Искушение - Бинчи Мейв. Страница 11

— Но это не избавит тебя от необходимости каждый вечер возвращаться из Дублина на автобусе, — сказала Ева.

— Слушай, перестань. Ты была у нас в доме тысячу раз и прекрасно знаешь, какие у меня родители.

— Знаю. Они на тебя молятся.

— Это значит, что я буду каждый день возвращаться в Нокглен на автобусе, который отправляется в восемнадцать десять. Вот к чему приводит такая любовь.

— Конечно, иногда ты сможешь ночевать в Дублине. Неужели они всерьез считают, что ты должна приезжать домой каждый вечер?

— А где я буду ночевать? Не выдумывай. Никаких ночевок в Дублине не будет. Черт побери, я буду там чувствовать себя Золушкой.

— У тебя появятся подруги. Подруги, у которых есть родители и собственные дома, так что все будет нормально.

— Ева Мэлоун, разве мы с тобой когда-нибудь жили нормально? — Бенни засмеялась, пытаясь поднять настроение.

— Скоро такое время настанет. Я говорю серьезно, — без улыбки ответила Ева.

Однако Бенни тоже могла быть серьезной.

— Конечно, настанет. Но в каком случае? Если ты откажешься ехать в то место, куда тебя посылает мать Фрэнсис, она очень огорчится. А если я скажу родителям, что не хочу ходить на занятия, если мне, как последней дуре, придется каждый вечер возвращаться домой, начнется настоящее землетрясение. Зачем мне делать это, если ты все равно уедешь из Нокглена, получишь хорошую работу и сможешь делать все, что тебе нравится?

Ева посмотрела на подругу и улыбнулась.

— Когда-нибудь мы вернемся в эту комнату, вспомним день, когда будущее казалось нам ужасным, и дружно посмеемся.

— Да, да. В это время Шон Уолш будет на каторге…

— А Уэстуорды потеряют все свои деньги и землю.

— Миссис Хили выбросит свои корсеты и начнет носить мини-юбку.

— Пакси Мур станет владельцем сети обувных магазинов с филиалами по всей Ирландии.

— Доктор Джонсон научится улыбаться.

— А мать Фрэнсис станет главой ордена, сможет делать все, что ей заблагорассудится, ездить в Рим, регулярно видеться с понтификом и все прочее…

Мысль об этих неслыханных чудесах была такой приятной, что девушки рассмеялись снова.

Глава третья

Эмили Махон стояла у газовой плиты и жарила десять ломтиков бекона, как делала каждое утро за исключением пятницы. Ее белая блузка аккуратно висела в углу комнаты. Во время приготовления завтрака Эмили надевала нейлоновую накидку, чтобы не забрызгать одежду перед уходом на работу.

Она знала, что сегодня Брайан проснется в плохом настроении. Вчера вечером он и слова не вымолвил. Эмили обвела взглядом неказистую кухню и вздохнула. Наверное, их дом был самым старомодным в квартале. Всегда одно и то же: сапожник ходит без сапог. Поэтому вполне логично, что жена застройщика — единственная на улице, у которой нет приличной кухни. Она видела, что делают со своими кухнями другие домовладельцы. Используют кафель и плитку, после чего достаточно протереть стены тряпкой, а пол — шваброй. Покупают кухонную мебель одинаковой высоты и соединяют ее, в результате чего разномастные буфеты и столы, среди которых Эмили прожила двадцать пять лет, превращаются в непрерывное целое. Но переубеждать Брайана было бесполезно. Он всегда отвечал одно и то же: «Кто это видит, кроме нас?»

В доме двадцать три по улице Мейпл-Гарденс гости бывали редко. Брайану вполне хватало общения на строительной площадке. Мальчики, Пол и Нейси, никогда не приводили в дом своих друзей, а сейчас работали вместе с отцом. Именно туда за ними заезжали приятели, чтобы выпить в пабе кружку пива.

А всеобщая любимица восемнадцатилетняя Нэн, которой сегодня предстояло начать учебу в университете, тоже не горела желанием приглашать к себе подруг.

Эмили знала, что в школе у ее красавицы дочери была дюжина приятельниц. Она видела, как после занятий Нэн шла по улице в окружении целой толпы. Девочка ходила к подругам в гости, ее приглашали все, но никто из одноклассниц не переступал порога дома двадцать три.

Для Эмили ее дочь была больше чем красавицей. Красавицей Нэн считали все. Когда девочка была совсем маленькой, прохожие останавливались и спрашивали, почему эту светлокудрую малышку не используют для рекламы мыла «Перс»… ну, той самой: «Стань прекрасной леди». Эмили спала и видела, что в один прекрасный день в парке или на улице остановится искатель талантов, увидит точеные черты и безупречную кожу девочки, придет к ним, встанет на колени и предложит то, что изменит ее жизнь.

Ибо Эмили Махон больше всего на свете хотела, чтобы жизнь ее маленькой принцессы полностью изменилась.

Хотела, чтобы у Нэн было то, чего никогда не имела она сама. Не хотела, чтобы дочь вышла замуж за грубияна и пьяницу, как сделала ее мать. Не хотела, чтобы дочь жила в собственном доме как в тюрьме, из которой позволялось уходить только на работу. Эмили читала множество журналов и знала, что девушка с внешностью Нэн может добиться неслыханного успеха. Журналы пестрели фотографиями красавиц, которые стали женами богачей, и симпатичных девушек, во время скачек стоявших под руку со знаменитостями. Конечно, далеко не все эти знаменитости относились к аристократии. Как правило, жены аристократов миловидностью не отличались; в них всегда было что-то лошадиное. Нэн стремилась к такой жизни, и Эмили была готова потратить все свои силы, чтобы помочь дочери достичь своей цели.

Убедить Брайана отдать Нэн в университет оказалось нетрудно. Когда Брайан был трезв, то тоже несказанно гордился своей дочерью-красавицей и считал, что она достойна самого лучшего. Но только когда был трезв.

Этим летом Нэн неожиданно сказала:

— Знаешь, в один прекрасный день он сломает тебе челюсть, и тогда станет слишком поздно.

— Ты это о чем?

— Вчера вечером, когда ни меня, ни братьев не было дома, он ударил тебя. Я знаю.

— Ничего ты не знаешь.

— Для этого достаточно посмотреть на твое лицо. Что ты скажешь людям?

— Правду. Что ночью я встала и в темноте наткнулась на открытую дверь.

— Как всегда? Неужели он будет оставаться безнаказанным до самой смерти?

— Нэн, ты знаешь, как он переживает. После такого он готов достать для каждого из нас луну с неба.

— Это слишком дорогая цена за луну, — ответила Нэн.

А сегодня эта красивая девочка, на которую Эмили смотрела с суеверным страхом, должна была стать студенткой. Брайан был красивым, пока алкоголь не изуродовал его лицо. Да и сама Эмили тоже была недурна собой: высокие скулы, большие глаза… Казалось, дочь унаследовала только их лучшие черты. Ей не достались ни отцовская грубость, ни забитость и вечно виноватое выражение лица матери.

Эмили Махон стояла на кухне и надеялась, что сегодня утром Нэн будет с отцом полюбезнее. Конечно, вчера Брайан напился, но не до такой степени, чтобы набрасываться на людей как собака.

Она ловко перевернула ломтики. Три Полу, три Нейси и четыре Брайану. Ни она сама, ни Нэн утром бекона не ели. Выпивали чашку чая и съедали один тост. Эмили наполнила мойку мыльной водой. Когда мужчины наедятся, она соберет тарелки. Обычно все уходили из дома примерно в одно время, после чего Эмили убирала со стола. Когда она запрет за собой дверь, дом будет выглядеть прилично и останется таким до их возвращения. Тогда никто не станет возражать против ее работы. Из-за этого уже было сломано немало копий.

Во время долгой войны с Брайаном Нэн неизменно поддерживала мать. Молча слушала, как отец говорил: «Ни о какой работе не может быть и речи. Я хочу, чтобы на столе всегда стояла еда. Хочу, чтобы у меня была чистая рубашка». И как мать отвечала, что она может это обеспечить. Просто в доме ей слишком одиноко; она хочет встречаться с людьми и что-то зарабатывать самостоятельно, пусть немного.

Пола и Нейси это не слишком интересовало, но они поддерживали отца, желавшего, чтобы в доме было тепло, чисто и сытно.

Тогда Нэн было всего двенадцать лет, но нарушила равновесие именно она.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — неожиданно сказала она. — Никто из вас ни зимой, ни летом не возвращается раньше шести. К этому времени еда на столе будет стоять всегда. А если желание Эм зарабатывать деньги не помешает ей стирать и наводить чистоту в доме, то из-за чего весь этот сыр-бор?