Дева-воительница - Маккерриган Сара. Страница 19

По традиции мужчины громко и пьяно запротестовали, но вскоре послушно отступили от дверей. Женщины тоже покинули Дейрдре, шепотом пожелав удачи.

Только сэр Роув был настолько пьян, чтобы прокричать:

– Завтра мы придем за окровавленными простынями, парень. Не разочаруй нас!

Другие присоединились к веселым угрозам, но Пэган закрыл от них дверь. Он сделал глубокий вдох и повернулся к своей жене.

Она не сдвинулась с места. Сидя посреди покрытой мехами кровати, освещенная множеством свечей, она походила на святую, которую вот-вот предадут мученической смерти. Глаза ее светились мужеством, живот вздымался и опускался с каждым вдохом, а пальцы с силой сжимали одеяло.

Ему стало почти жаль ее, пока она не объявила ему:

– Только тронь меня, и это твоя кровь будет на простынях.

Эти слова погасили его похоть, как ведро холодной воды. Если Дейрдре сродни испуганному животному, то у этого животного определенно есть когти. И он уже испытал на себе одну из ее болезненных царапин. Еще раз ему этого не надо.

Ему нужно мгновение подумать, лучше сообразить, как подойти к этому опасному существу.

Пока она следила за ним настороженным взглядом, он оглядывал спальню. Она была обставлена в мало подходящей для женщины манере, не считая розовых лепестков, разбросанных по кровати, и свежего камыша и вереска, устилающих пол. Не было ни благовоний, ни ленточек, ни безделушек на единственном столе, который стоял у кровати, – только перо, несколько кусков пергамента и пузырек с чернилами. Тяжелый дубовый сундук занимал одну стену, а второй, сосновый, стоял под одним из двух закрытых ставнями окон. Потертое кресло примостилось у очага, где горел небольшой, ровный огонь. На крючке на стене висела ее накидка, а под ней – пара светлых кожаных туфель. Синий бархатный полог смягчал квадратный остов кровати, но придавал мало женственности комнате. Никакие нарисованные гирлянды не украшали оштукатуренных стен, а вместо гобеленов там висели пара щитов, булава, цеп, боевой топор и полдюжины мечей и кинжалов. Это была строгая комната воина.

Как и ее комната, подумал Пэган, Дейрдре открыта и прямолинейна. Она выставляет свое оружие всем напоказ, не обманывает в том, какая она, и не тратит время на пустяки. Он, в свою очередь, должен быть таким же честным с ней.

Он приблизился к кровати, расстегивая свой ремень с намеренной неторопливостью. Потом намотал полоску кожи на кулак, и, хотя опустил руку, она быстро взглянула туда, явно гадая о его намерениях. Пусть себе гадает. Лучше держать противника в неведении.

Он встал над кроватью, глядя на нее свысока.

– Возможно, ты не расслышала меня в первый раз, девушка. Может, сейчас ты услышишь меня лучше. Ты моя жена. Ты вышла за меня сама, по собственной воле. Ты носишь мое кольцо, и твой поцелуй скрепил наши клятвы. – Он увидел, как ее руки беспокойно затеребили одеяло. – Я не потерплю отказа в том, что является моим правом.

Он собирался продолжить, сказать ей, что, несмотря на это право, он поклялся ее сестре и не намерен нарушить честь рыцаря, овладев Дейрдре против ее желания. Несмотря на похоть, бушующую в нем, он с готовностью обуздает себя, если она ему откажет.

Но она не дала ему шанса сказать ни слова.

Стремительная, как лиса на охоте, она сунула руку под валик на кровати и выхватила кинжал.

Слава Богу, что она не бросилась на него. Если б она это сделала, он бы инстинктивно ударил кулаком, сломав ей руку и отшвырнув нож к дальней стене. К счастью, она лишь вскинула руку с ножом, и в ее взгляде читалась невысказанная угроза, такая же холодная, как серебристая сталь клинка.

Ошеломленный ее свирепой реакцией, он быстро придал своим движениям небрежное безразличие, как будто она держала всего лишь перо, и осторожно размотал и вновь намотал ремень на кулак.

– Мне кажется, я припоминаю, что чуть раньше, в большом зале, ты предлагала обмен – наказание твоей сестры на твое.

Она молчала, но он заметил проблеск неуверенности в ее глазах.

– Однако, судя по всему, теперь ты уже не желаешь держать слово. – Он бросил взгляд на блестящее лезвие. – Воистину, ты совсем не похожа на ту покорную девушку, которая заключила со мной сделку, умоляла принять ее жертву, которая готова была предложить свое тело, чтобы ее сестра не страдала. Так ли это? Ты хочешь взять назад свое предложение? Значит, Элене самой придется ответить за свой проступок?

– Нет! Нет! – Морщинка замешательства появилась у нее между бровей, и рука, сжимающая кинжал, чуть опустилась. – Но почему ты хочешь наказать меня здесь, сейчас, в нашей супружеской постели?

Он вскинул бровь.

– Но ведь совершенно очевидно, что ты не желаешь здесь ничего другого. – Он многозначительно взглянул на ее кинжал.

Медленно, дюйм за дюймом, Дейрдре опустила кинжал, но он видел по глазам, какая в ней идет борьба. Как ей претит подчиняться ему. И все же она связала себя своими же словами, поэтому в конце концов уступила.

Но он не из тех мужчин, которых можно одурачить дважды. Пэган протянул руку за кинжалом. Она неохотно подала его рукояткой вперед.

– Надеюсь, у тебя нет других в пределах досягаемости, – сказал он.

Она покачала головой.

Он взял кинжал и стремительным движением руки зашвырнул его через комнату. Тот со стуком вонзился в дубовый сундук.

Краем глаза он увидел, как она вздрогнула, не сильно, но достаточно, чтобы дать ему понять, что она продолжает оставаться настороже. Она украдкой бросила взгляд на ремень, намотанный на руку, и Пэган понял: Дейрдре ожидает, что он поколотит ее.

Колин бы рассмеялся над такой нелепостью. Пэган в жизни никого не бил. Ему это и не требовалось. Достаточно одного его грозного взгляда, чтобы слуги кинулись выполнять его распоряжения, а солдаты мгновенно подчинялись. Но Дейрдре этого не знает, и, быть может, лучше подержать ее в сомнениях.

Несмотря на худшие ожидания, она не струсила и не утратила своего достоинства, а лишь резко сказала:

– Поступай как хочешь. Только постарайся не выйти из себя и не забыть про свою силу. С мертвой жены тебе будет мало проку.

Встретившись лицом к лицу с ее прямотой и храбростью, Пэган не мог и дальше притворяться грозным. Она необычайно отважная, его жена, и сердце Пэгана переполнилось странной гордостью. И снова, каким бы нелепым это ни казалось, он подумал, что из нее вышел бы прекрасный солдат.

Но когда его взгляд скользнул вниз, к тому месту, где золотистые пряди раздвигались, обнажая изящную, розовую вершину груди, все мысли о битве развеялись, как зола по ветру. Он медленно размотал кожаный ремень и положил его на стол возле кровати.

Нет, у него на уме иной вид наказания. Он вспомнил, как прижимался теплыми губами к ее губам, как вольно или невольно ее девичья плоть затрепетала при этом. Единственные страдания, которые она перенесет в этой спальне, будут проистекать из ее собственных страстей. И никакого насилия!

– Ах, миледи, не смерть я несу этой ночью, – загадочно проговорил он, – но жизнь.

Пока она недоверчиво смотрела на него, он расстегнул брошь, которой был заколот плед на плече, и бросил его на стул. Пэган заметил, что костяшки ее пальцев, сжимающих одеяло, побелели, и нахмурился.

– Ты боишься меня, – сказал он.

– Нет, – отозвалась она. – Ты мне не нравишься.

– Лгунья.

Она сердито взглянула на него:

– Не устраивай из этого игру. Давай уж не тяни. Делай свое черное дело.

– И ты не будешь сопротивляться?

Она мотнула головой.

– И не будешь кричать «Помогите!»?

– Я никогда не кричу.

Тень улыбки коснулась губ Пэгана. Он мог бы заставить ее кричать.

– И не съежишься от страха?

– Я же сказала тебя. Я не боюсь.

– Однако ты вот-вот придушишь бедное одеяло.

Она тут же отпустила ткань.

Он поставил сапог на край кровати, чтобы расшнуровать его, и усмехнулся, когда она быстро отвела глаза. Все еще непривычный к отсутствию шоссов, он находил некоторые аспекты обнажающего шотландского одеяния интересными.