Любимая мартышка дома Тан - Чэнь Мастер. Страница 41

Оттуда, где я стоял, лицо Светлого императора нельзя было различить – перед нами была маленькая сияющая статуя с застывшим строгим ликом, и лишь небольшая бородка угадывалась между круглой шапкой и драконьей броней.

Бородка эта чуть заметно кивнула.

Вот когда над полем раскатился барабанный рокот, и тусклые квадраты войска пришли в движение.

Дефиле гостей, покидающих императорские манёвры, тоже было своего рода дворцовой церемонией – по разным аллеям, усаженным уже довольно старыми деревьями, с приличествующей медлительностью расходились мы к нашим коням, посверкивая парчой разных цветов и раздавая друг другу любезные улыбки, – кому сколько положено по его статусу и состоянию.

И уже на выходе из аллеи мне показалось, что я сплю. Как много-много лет назад на одной из конюшен моего отца, жеребец, стоявший до того у самой аллеи, вдруг дико всхрапнул, встал на дыбы, почти нависая надо мной, и двинулся на меня на задних ногах. А на уздечке у него повис юноша-конюх. «Рокшан!», – хотел я крикнуть ему, но не мог.

Потом я узнал жеребца (быстро, кстати, успокоившегося). Это был, возможно, лучший конь во всей Чанъани (кроме императорских и премьерских, осторожно добавил бы опытный царедворец). Белый красавец дамасских кровей, с женственно-маленькой головой и яростными глазами, хрупкими на вид ногами, он мог бы во многом поспорить с моим ферганцем, и исход спора мне был бы далеко не ясен.

Это был парадный жеребец Халида аль-Бакра, посланца империи халифа. Сам Халид, дико скрюченный и с трудом передвигающийся темнолицый человек неясного возраста, казалось, был несколько лет назад разрублен мечом на несколько кусков и сросся потом очень плохо. Собственно, все почти так и было – верный воин прежней династии участвовал в немалом числе сражений, был не последним человеком при дворе в Куфе, а с приходом новых хозяев халифата был отослан как можно дальше на восток.

Я часто думал, глядя на него, не приходилось ли ему столкнуться в битве если не со мной, то с кем-то из моей семьи. И даже – а не был ли он на одной пыльной вечерней дороге… И жуткое ржание коней начинало звучать в моей голове.

А Халид, завидев меня, как-то заметно грустнел, видимо, размышляя о том, какая странная штука жизнь, как это удивительно, что он не может воткнуть в меня первый попавшийся кусок железа, – он-то хорошо знал о моей роли в недавних событиях в халифате, а значит, и в его собственной судьбе.

Но сейчас Халида вблизи не было видно. А вот юноша, которого я сначала принял за призрак молодого Рокшана… это был просто конюх, но что-то в его облике было до странности знакомым. И неуместным здесь.

Великолепно. Кажется, на моей доске появилась новая – и немаленькая – фигура.

Я подошёл ближе. Взял успокоившегося белого красавца за уздечку, погладил по чёрной щёточке подстриженной гривы, повернулся к юноше. Он как-то судорожно и неумело поклонился.

– Осторожно,– сказал я ему, – Люди «народа даши», как их тут называют, известны тем, что не кланяются никому. Так, так… Халид не падает в обморок от того, кто у него работает конюхом?

– А он у нас не из пугливых, – с равнодушной усмешкой отозвался юноша. – И потом, я прибыл сюда целых три дня назад, Халид уже начинает привыкать.

Я бросил на него взгляд: не то чтобы в роли конюха он выглядел странно – штука была в том, что прочие конюхи старались держаться от него как можно дальше.

Юноша, с лицом тёмно-оливкового цвета и большими, остро-любопытными, тёмными глазами, принялся довольно сносно делать вид, что показывает мне жеребца и рассказывает о его статях. Хотя на самом деле его интересовали несколько другие вещи:

– Увидел поле лишь краем глаза. Ваше мнение, Маниах?

– Всадники сидят в сёдлах как мешки. Ну, лучшие в мире стрелы, как известно, у дома Тан, но вот тут я увидел новые оперения у стрел, довольно интересные – свистящие, как у тюрок? Будем разбираться. Так, что там ещё – луки те же. Копья только для парада. Гвардейцы явно не чувствуют друг друга, всё время озираются на соседа, пытаясь подровняться. Идеально смотрятся только первые ряды. Жирные, пыхтящие воины. Да и все эти манёвры отрядов пехоты и конницы – не для боя, а для цирка. Я только что от Ань Лушаня, с границы. Один удар его пограничников – и эта толпа смешает ряды и побежит. А толпа в пятьдесят тысяч бегущих гвардейцев – это большое несчастье. Мой вывод: столица империи беззащитна.

Юноша посмотрел на меня с искренним интересом, потом уронил:

– Ну, это уже забота императора… А наша забота другая. Мы прочитали ваши послания.

– И настолько заинтересовались, что вы собственной персоной понеслись сюда в этом странном костюме?

– А мне нравится переодеваться, – объявил юноша. – Я это и дома часто делаю, брожу по городу, когда стемнеет. Многое удаётся увидеть. Вот сейчас, например, я вижу вас, Маниах. А я не был уверен, что мне это удастся.

– Хотели узнать, не сижу ли я в тюрьме и не пишу ли вам письма под чью-то диктовку? Пока нет. Хотя каждый мой шаг уже под наблюдением. И куда бы я ни вышел, появляется вторая тень. Но писать пока не мешают.

– Ну-ну, – сказал юноша, нимало не впечатлясь. – Так, теперь самое главное: сроки начала похода?

– Не раньше весны. То есть через полгода. И вообще сам император ещё ничего не решил.

– Численность неизвестна?

– Не все сразу. Узнаем. Но не меньше ста тысяч – наверняка.

– Забавно,– сказал юноша. – Не хочу огорчать вас, Маниах, но наши прежние договорённости с Самаркандом в такой ситуации могут измениться. Придётся посылать в ваши края новую небольшую армию. И решать, кто и как будет её кормить. Понимаю ваше огорчение. Не то чтобы и нас это очень радовало… Но это не все. Если вам интересно, то армия Куфы уже почти не существует. Наша гвардия нужна нам самим. А слать вам остатки дамасского войска – во-первых, их не больше одиннадцати тысяч, а во-вторых, не очень-то нам уютно будет, если они разместятся так далеко от Круглого города. Лучше бы держать этих ветеранов поближе к себе. И не одним кулаком, а в нескольких разных гарнизонах. Зачем нам сейчас новый великий полководец в трёх месяцах пути от столицы? Так, что ещё там у нас есть… Тысяч десять ещё можно наскрести. Делайте выводы, Маниах.

Ничего другого я и не ожидал, но услышать всё это было, если честно, довольно страшно. Если бы тот же Чжоу знал, что на пути Великого западного похода практически пустота… А ведь он вполне может это в конце концов узнать.

– Кое-что я тут смогу, если повезёт, сделать, – сказал я, оглядываясь как можно более незаметно. На нас, впрочем, никто не смотрел. – Например, просто задержать полководца в его ставке. Он очень недоволен всей этой историей, по очевидным причинам. А ещё я могу попробовать поссорить его с двором ещё больше. Вплоть до… Вот что: если в империи начнутся события… ну, скажем, мятеж… – Юноша с интересом поднял брови и радостно улыбнулся. -… как вам нравится идея договора с императором о помощи? Присылка ему отряда воинов в залог дружбы? Признание вашей с ним границы, между прочим?

– Ну,– сказал он. – Что ж… Граница как граница. Она и так чересчур далека от Круглого города. Пусть уж будет как есть. Где-то же надо и остановиться.

На аллее показались новые фигуры, буквально нёсшие под руки ковыляющего Халида аль-Бакра.

– Прощайте, Маниах, – быстро и равнодушно бросил мне юноша.

Я улыбнулся ему и похлопал белого жеребца по вычищенному боку.

Не знаю, сколько продержится эта граница – десять лет или сто. Знаю только, что юноша из Круглого города решил вопрос о ней за одно мгновение.

Игра шла отлично.

А вечером предстоял ещё один спектакль для ведьмы Чжао. И главной информацией, которую Меванча должна была донести до братца Аня, было предстоящее приглашение полководца императором в столицу. И это не было выдумкой.

Узнал я об этом всего день назад.

Первый осенний месяц был временем праздников и любви.

Маленький Ван, известный, наверное, всей округе как неженатый и очень милый юноша, всё время подвергался атакам девиц, подстерегавших его у нашего подворья. Проходя мимо, я слышал обрывки его нежнейших бесед: «А почему такая красивая девушка ходит пешком?» – «А потому, что нет достойного юноши, который подвёз бы её». Я усмехался и не мешал.