Любимая мартышка дома Тан - Чэнь Мастер. Страница 79

Легендарные и не виданные практически никем из жителей Чанъани плоды личжи доставлялись с крайнего юга, из Гуанжоу, к столу возлюбленной императора, несравненной гуйфэй Ян, за два дня, потому что на третий они начинали терять аромат. Я никогда не поверю, что даже ферганские жеребцы, пусть их меняют каждые полдня, способны донести всадника и его короб, выложенный льдом, за такой срок на столь невообразимое расстояние – тысячи ли. За семь дней, однако, это было бы теоретически возможно. Может быть, даже за пять дней.

А наш путь к загадочному югу длился неделю за неделей. На северные края давно спустилась осень. Но переправляться на южный берег Великой реки она, видимо, опасалась. И мы, посреди бесконечной воды, будто зависли между летом и осенью. А зиму нам увидеть не суждено было вообще – она осталась там, далеко, где империю сотрясала война.

Если вдуматься, я никогда в жизни не был так беден, как в этом бесконечном путешествии. Собственно, я вообще никогда не был беден. Но сейчас, вспоминая об этом пути, я жалею лишь, что он был таким коротким. Я хотел бы когда-нибудь снова увидеть полосатые горбы скал, увенчанные нежно-зелёными стволами бамбуковых рощ, и кучу серых булыжников у воды, самый ближайший из которых вдруг поворачивался к нам, проплывавшим мимо, и мы видели острые ушки, маленькие глазки и два точащих к небу рога на его носу, большой и маленький.

Иногда, правда, путешествие было не таким уж весёлым. До сих пор мне снится по ночам страшная сцена: плеск воды, бесконечные ряды бамбуковых стволов над южным берегом. И вдруг – резкий предупреждающий крик мастера Гао.

Вспучивается прозрачными буграми вода. Из-под бугров высовываются головы с прилипшими к черепам редкими волосами. И вот уже одновременно с нескольких сторон плота на него начинают лезть странные люди с бессмысленными лицами, сероватой кожей, белесой растительностью вокруг ртов со странно выпяченными вперёд нижними челюстями.

Вот тут я в очередной раз убедился, что даосы – не такой простой народ, как кому-то может показаться. С удивительной резвостью они разбежались в стороны так, чтобы не мешать друг другу размахивать вёслами и шестами. Старый Фэй и Ян по имени Юй были ими буквально брошены, спиной друг к другу, под охраной двух даосов поздоровее, в угол плота. А в самой середине его, куда всё-таки прорвались странные гости в одних мокрых набедренных повязках, шариком катался мастер И с небольшим, но очевидно тяжёлым посохом. Посох так и свистел в воздухе, лупя пришельцев по пальцам босых ног, по передней, прикрытой у человека лишь тонкой кожей кости голени. За мастером И неотрывно следовал здоровенный мастер Ши, отшвыривая подпрыгивающих от боли пришельцев веслом к краю плота, где их били уже без пощады. Мои «невидимки» позавидовали бы этому бою.

Я, впрочем, наблюдал эти сцены лишь урывками, потому что каким-то загадочным образом у меня оказался свой участок обороны – и никакого, поначалу, оружия. Я позорно пропустил в центр, под дубинку мастера И, двух монстров, и тут Ян кинула мне короткое весло. Глаза её сверкали опасным огнём, ещё немного – и она сама полезла бы в драку.

Я бил этим веслом по самым чувствительным местам бледных созданий, причём умудрялся заставлять скрючиться сразу двоих: удар вперёд-назад, рукоятью и лопастью. Одного я спихнул обратно в воду, ударил ногой по круглому черепу ещё одного, пытавшегося влезть на плот. Но другая мокрая тварь при этом схватила меня сзади за ноги, и я, вспоминая о прошлой жизни – «невидимки», их зонтики – ударил её ручкой весла по пальцам.

Но тут сразу стало легче, судорожное мельтешение фигур по всему плоту прекратилось, последнюю тварь оторвали от меня и спихнули туда, откуда она всплыла. Мы все начали осматривать друг друга, готовые оказать помощь, – но выяснилось, что не пострадал ни один человек. Что увеличило моё уважение к даосам, а они, похоже, окончательно сочли меня за человека.

Ян после этого пошушукалась с несколькими мастерами и вернулась ко мне, озабоченно качая головой:

– Это не пираты. Это людоеды. Тут был голод… ещё при династии Суй, тогда голод был везде… и вот с тех пор они так и живут где-то в заводях. Оказывается, нас предупреждали о них на прошлой пристани. Как же я мало знала о делах Поднебесной – я думала, что это просто сказки… А ведь они могли утащить тебя в воду. Уже начали. Что было бы со мной?

В Янчжоу, городе банкиров и золота, множества улиц, десятков верфей, пристаней и целого миллиона имперских жителей, закончился наш путь по Великой реке. Мой торговый дом закупил здесь в своё время немало шелка, и в голове у меня хранилась масса адресов и имён – но самым разумным было, пока не прояснится ситуация, там не показываться. Так для меня снова началась жизнь монастырского целителя, а Ян, в сопровождении мастера Ши, пошла по местным рынкам смотреть целебные травы.

Она вернулась, захлёбываясь от новостей.

– Мы живём с тобой в новую эру, под девизом Чжи Дэ – утверждения добродетели, – сообщила она.

– Они всё-таки убили Светлого императора, – отозвался я.

– Нет, – вздохнула Ян. – Он уцелел. Плешивый Хэн лишь получил от него императорскую печать – в тот самый день, когда мы с тобой… И уехал на север, в Линьу организовывать там сопротивление мятежникам. А там провозгласил себя императором. («Госпожа Чжан получила печать империи, а дальше всё было нетрудно», – подумал я, вспоминая, каким крошечным казался с даосской вершины её экипаж под зонтиком.) Лунцзи, – продолжала Ян, – всё же доехал до Южной столицы. О, Небо, он ведь теперь живёт в моём родном городе. «Наньду, где воды ниспадают как белый шёлк и летают красные птицы», как сказал поэт.

– Он отдал печать, но не титул? – поинтересовался я.

– Кто ж теперь разберёт, – отвечала прекрасная даоска. – Похоже, что так. На базарах говорят, что Плешивый Хэн не очень спрашивал отца, когда присваивал императорский титул. А мой бывший повелитель… Теперь его титул – «отец императора».

Ну-ну, кивнул я. По крайней мере, похоже, что моё донесение об альянсе с уйгурами и халифатом спасло ему жизнь. Он, видимо, отдал это оружие ненавистному сыну и наследнику – но в обмен получил жизнь и новый титул. И ещё, кто знает, вернёт себе старый. Два императора, отец и сын – не многовато ли для несчастной империи?

– А когда-нибудь он уйдёт совсем, и люди ещё вспомнят, как им жилось при Светлом императоре, – с обидой продолжала Ян. – Дадут ему посмертный титул, как великому предку… Он как-то говорил мне, что сам придумал такой титул для себя, осталось только, чтобы его волю принял будущий Верховный цензор… Такой красивый иероглиф: сверху крышка, а под ним – так, так и так (она сделала мгновенный росчерк пальцем по воздуху, будто молния бьёт из облаков): Сюань-цзун.

– О, – сказал я,– и о нас будут говорить: они жили в эпоху императора Сюань-цзуна.

– Великую эпоху, – эхом отозвалась Ян. – Эпоху великих побед и страшных поражений, несравненных поэтов и музыкантов. Когда весь мир восхищался империей, а она распахивала объятия всему миру… Вот пусть паршивец Хэн теперь попытается это повторить.

Но тут меня осенила куда менее отвлечённая мысль.

– Ян, – сказал я с замиранием сердца. – А что говорят на рынках про… тебя?

– Говорят, драгоценная наложница Ян умерла, – отвечала она, глядя на меня несчастными глазами. – Её казнил евнух Гао Лиши по приказу императора. Она похоронена в деревушке Мавэй, недалеко от почтовой станции. Вот что говорят. И – ты не поверишь – они плачут. Им меня жалко.

Я не верил своему счастью. Бедная Ян по имени Яшмовый браслетик, конечно, не понимала всего значения собственных слов.

После своего шумного и дымного бегства с почтовой станции я не надеялся обмануть основных героев заговора – они-то знали, что произошло. А вот что видели и увидели солдаты? И что было сказано народу империи?

Теперь мы знали ответ. После долгих недель нашего бегства мы, наконец, получили сигнал: никакой погони больше не будет, гуйфэй Ян умерла и похоронена в Мавэй. И если мы с ней не будем настолько глупы, чтобы называть направо и налево свои настоящие имена, то можем жить относительно спокойно. Новому императору в ближайшее время явно будет не до нас.