Эскадра его высочества - Барон Алексей Владимирович. Страница 32

Глотая кофе с коньяком, а в промежутках жутко дымя трубкой, он час за часом отшагивал по мостику, ибо такова доля капитанская. Никто острее капитана не чувствует, сколь хрупка и ненадежна граница между трюмом и водой, — всего несколько слоев досок. В походе кораблю ежечасно, если не ежеминутно что-нибудь да угрожает. Это могут быть коварные черви-древоточцы. Или внезапный шквал, способный в клочья разодрать паруса и даже положить судно мачтами на волну. Это может быть риф, недружелюбный морской ящер, течь в расшатанных пазах, песчаная банка или чудовищная волна-убийца. В сплавных реках еще встречаются и так называемые «топляки» — полусгнившие, насквозь пропитанные влагой бревна с тяжелыми комлями. Такие бревна малозаметны, плывут почти вертикально, а при столкновении способны проткнуть даже полуметровую обшивку фрегата.

Против всех многочисленных напастей в сущности есть лишь одна надежная защита — постоянное человеческое внимание. Худо, если капитан не имеет надежного помощника среди своих офицеров. Тогда на него ложится непосильная нагрузка. А надежные люди среди офицеров имперского флота редки. От молодых офицеров орден прежде всего требует не безукоризненных знаний, а безукоризненной преданности. И, разумеется, получает то, что требует. По крайней мере, на словах.

От трехсуточных недосыпа и усталости де Фридо-Бранш почти потерял способность мыслить. Зато обострилась его способность предчувствовать. И ничего хорошего эта способность не сулила. Особенно — после стычки с обратом эмиссаром.

* * *

После происшествия на мостике и последовавшего ареста Гухаггор Гломма вел себя очень тихо, предпочитая не показываться на верхней палубе. Все свое время он проводил в смиренных молитвах и в оказании помощи раненым бубудускам.

Но как только впереди показались паруса главных сил имперского флота, поведение обрата Гломмы заметно изменилось. Он вновь приобрел и осанку, самоуверенность, и почти былую надменность. Командовать, правда, больше не решался.

«Дюбрикано» приблизился к флагманскому кораблю и стал на якорь. Для Фридо-Бранша, отправляющегося с докладом к адмиралу, спустили шлюпку. Ни слова не говоря, туда же спустился эмиссар.

— Я не давал вам разрешения, — сухо заметил де Фридо-Бранш.

— Оно и не требуется, — ледяным тоном сообщил бубудуск.

— По-моему, вы опять забываетесь, святой отец.

— Нисколько. У вас нет права ограничивать мои передвижения. Тем более у вас нет права задерживать передачу нескольких писем проконшесса Гийо обрату эскандалу флота.

Матросы в шлюпке вопросительно посмотрели на своего капитана. Но в этой ситуации, увы, устав был на стороне Гухаггора Гломмы. Если в конфликте перед Скрипучим мостом де Фридо-Бранш мог ссылаться на закон, сколь ни мало это значило для ордена, то насильственное задержание эмиссара было равносильно добровольному упокоению. Гломма это прекрасно понимал, потому и вел себя подчеркнуто вызывающе. Провоцировал, ловил на эмоцию. Готовил реванш.

— Пропустите обрата эмиссара, — сжав зубы, приказал де Фридо-Бранш.

— Это невыносимо! Ты везешь с собой свой приговор, — прошептал бледный старпом.

— Дорогой Винц! Будет чудо, если ты ошибаешься.

* * *

Увы, старпом не ошибался.

Де Фридо-Бранша арестовали сразу после доклада, прямо в коридорчике перед адмиральским салоном. Сквозь тонкую переборку командующий флотом Открытого моря прекрасно все слышал, но не счел возможным принять участие в судьбе одного из своих капитанов. Мудрые адъютанты упросили Василиу сберечь себя для империи, базилевса и флота в столь грозный час.

Вместо адмирала некоторое участие в судьбе капитана принял обрат эмиссар Гухаггор Гломма. Он явился в карцер линкора «Упокоитель», принес мешочек сухарей и спросил:

— Ну, что скажешь, Унзиболан?

— Ничего утешительного, — усмехнулся де Фридо-Бранш. — Полагаю, имперский флот потерпит поражение всего от трех померанских линкоров.

— Да ты спятил! Уж не потому ли, что благодаря моим стараниям наш флот лишился услуг некоего капитана третьего ранга?

— Нет. Благодаря неусыпным стараниям всего ордена Сострадариев. Скромнее надо быть, обрат бубудуск. Мы с тобой — всего лишь частный случай.

И Гломма вдруг понял, что это правда.

— Типун тебе на язык, окайник!

— О, это неизбежно. Спасибо за сухари, Гухаггор. Но уж очень они жесткие.

9. СКАМПАВЕЙ «ЕЖОВЕНЬ»

Одномачтовый парусно-гребной шлюп. Водоизмещение — 75 тонн. Максимальная скорость под парусами — до 17 узлов, под веслами — 5 узлов. Как и все муромские скампавеи при слабых ветрах способен легко обгонять высокобортные парусные корабли. Исключительно маневренен, имеет малую осадку, удобен для перетаскивания волоком по суше. Вооружение — два 24-фунтовых «единорога», четыре фальконета на вертлюгах и картечница. Экипаж — от 70 до 110 человек. Командир — Свиристел Стоеросов, муромский боярин и лейтенант флота его высочества.

* * *

— Альфред, ты спишь?

— Нет.

— Плечо не болит?

— А, ерунда. О чем ты беспокоишься? Старый шрам, пулю давно вынули.

— Тогда поцелуй меня вот сюда. Как в саду, помнишь?

— Еще бы! Ты меня тогда розами огрела.

— Бедненький… А нечего было к девке приставать! Кто б меня потом замуж взял?

— В самом деле? — лукаво спросил Обенаус, поглаживая ее шею.

— Ну… я же не знала точно.

— А теперь можно?

— А теперь нужно. Хочу!

— Так, моя хорошая?

— О-о…

— Еще?

— Ну что ты спрашиваешь… несмышленыш.

В дверь постучали.

— Вот ведь служба, — проскрипел Обенаус.

Бурно дыша, Алена откинулась.

— Иди, я подожду. Только ты это… недолго…

— Айн момент. Только пошлю всех к черту!

Обенаус накинул халат и вышел в смежный со спальней кабинет. Там обескураженно топтался Норуа в огромном старомодном парике.

— Прохор Петрович пожаловать изволил, ваша милость. Очень встревожен, прямо лица на нем нет. Говорит, срочно.

Новобрачный вздохнул.

— Ладно, зови. И подай баронессе завтрак. Кажется, она проголодалась.

Норуа открыл дверь и сделал приглашающий жест.

— Ты уж, ради бога, извини, ваша милость, — сказал Прошка с порога. — Видишь ли, Гийо велел передать соболезнования Алене Павловне.

— Соболезнования? Какие еще соболезнования?

— Да по поводу якобы скорой погибели Свиристела. Похоже прознал, сволочь, что Стоеросов взялся вести эскадру.

Обенаус сел.

— Так, — сказал он. — Стряпчий подслушал?

— Он, подлюга. Говорило! Больше некому.

Обенаус знал, что Стоеросов намеревался выйти из Теклы в море и разведать, где и какие покаянские корабли находятся. А потом хотел вернуться в главное русло и там встретить эскадру Мак-Магона со свежей информацией.

— Норуа, стойте. Сначала карту, завтрак — потом.

Слуга извлек рулон, подошел к столу, заваленному бумагами, и нерешительно взглянул на хозяина. Барон нетерпеливо махнул рукой.

Все документы вместе с чернильницей полетели на пол, а на столе развернулась хорошая, только в прошлом году снятая карта нижнего течения Теклы.

* * *

Севернее Мурома река делала несколько широких петель, огибая отроги Рудных гор. Зная, что гребцов на скампавее маловато, Обенаус быстро прикинул, что догнать Свиристела еще можно. Если срезать все петли по суше.

— Норуа! Пистолеты и ботфорты. Вели запрячь Чабреца.

— Барон, в одиночку тебе нельзя, — сказала Прошка. — Не верю, что проконшесс проболтался случайно. Уж очень обрат Гийо любит мышеловки! Вполне может засаду подстроить. Возьми меня, да егерей хоть несколько. Они как раз лошадей седлают.

— Что ж, на этот раз не помешает. Сержант Неедлы!

— Я.

— Иржи, будете сопровождать нас с двумя… нет, с тремя егерями. Полное вооружение.