Работа под прикрытием - Гришаева Маргарита Александровна. Страница 51

— Итак, поделитесь же со мной, чем вы смогли так увлечь моего сына? — раздалось над головой, пока я внимательно следила, чтобы вовремя переставлять конечности. Я поморщилась на формулировку «так увлечь» и собралась буркнуть: «Чувством юмора», намекая на свою органичность в роли клоуна, особенно сейчас. Но стоило открыть рот, как произнесла совершенно другое.

— Я тоже задаюсь этим вопросом. Я сообразительная, можно даже сказать, умная, но не гений. Это результат долгого времени, проведенного за учебниками. В результате, кстати, меня можно считать скорее занудой, чем душой компании. Я очень упряма и подозрительна, не терплю, когда кто-то пытается влезть в мою жизнь и контролировать мою свободу, поэтому с завидным постоянством ругаюсь с вашим сыном. Но не думаю, что магистр из тех людей, кто стал бы проявлять внимание исключительно из духа противоречия. Я параноик, за любой попыткой оказать мне услугу или помощь вижу намерение в дальнейшем манипулировать мной. В общем, характер у меня отвратительный, хотя я не лишена доброты и сострадания. Проблемы есть и с искренностью. О красоте судить не берусь, хотя большинство моих знакомых первым делом отмечают мой вечно усталый и болезненный вид. А единственный мой взрослый друг заявил, что я пробуждаю исключительно родительские инстинкты, так что насчет внешности я не обольщаюсь. Даже не представляю, чем его заинтересовала! — Пожалуй, я впервые озвучила все свои размышления на этот счет.

— Насколько я знаю, вы талантливый алхимик, так признайтесь: это приворот? — Вопрос задан вроде как в шутку, но и за ним чувствуется какой-то подвох.

— Как талантливый алхимик, я с него в свое время сняла приворот, — фыркнула я. — В любом случае, он из моих рук ничего не ел и не пил, не было у меня возможности что-то подлить.

— Так в чем же тогда разгадка? Неужели у вас даже нет предположений? — допытывался Бриар-старший, пока я напряженно следила за своими шагами в танце.

— Предположения есть, два. И я крайне надеюсь, что они не оправдаются.

— Поделитесь? — не вопрос, а приказ.

— Первое, наиболее меня пугающее, это шкурный интерес. Помните про паранойю? Вот из этого разряда. Ему что-то от меня нужно, и он нашел наиболее действенный способ давления: влюбить в себя, а потом манипулировать. — И снова впервые высказанный вслух страх.

— Бред, — тут же отвергает предположение собеседник. — Для Дамиана слово «честь» — не пустой звук, он слишком благороден, чтобы опускаться до таких методов. И без этого найдет необходимые рычаги давления, если понадобится. Так что выкладывайте второе предположение.

— Загадка. У меня есть тайны, которыми я не желаю делиться ни с кем, даже с Дамианом. Для человека его профессии это, наверное, вызов. Слишком много неожиданностей и даже, пожалуй, сумасбродства от такой серой мыши, как я. Я именно такая вот зверюшка, за которой интересно наблюдать. А самое главное, чем больше узнаешь, тем больше появляется вопросов. Возможно, он даже сам не осознает, что его привлекает именно это, а не я сама, как личность. Это неприятно, но пережить гораздо проще, чем первый вариант. Так что я жду, когда исследовательский интерес Дамиана угаснет. — А вот это уже то, что я прятала от себя самой, и факт, что я открылась малознакомому человеку, меня внезапно отрезвляет.

Резко высвободившись из чужих рук, я отступила на шаг, не заботясь, что мы мешаем остальным танцующим, и заглянула в такие знакомые, но одновременно такие чужие глаза.

— Что вы сделали?! — прошипела я, чувствуя, как сердце сжалось от ужаса.

— Всего лишь обеспечил себе то, с чем у вас, по вашим словам, проблемы. Искренность, — спокойно сказал мужчина.

Что-то вроде заклинания правды, поняла я. Оставаться дольше под этой гадостью не стоило, кто знает, что я еще разболтаю, а находиться рядом с этим человеком еще опаснее. Сделав глубокий вдох, опустила веки, вспоминая все свои уроки медитации. Не зря же я ими занималась, да и с маячками Бриара они были более чем эффективны. Открыв глаза, поймала удивленный и весьма заинтересованный взгляд, подтверждающий, что мне удалось избавиться от чужого влияния на свое сознание. И, сделав еще шаг от танцующих, на прощание кинула сквозь зубы:

— Вы правы, ваш сын благороднее. Он до таких методов не опускался.

Уже повернувшись спиной, расслышала ответ:

— Боюсь, вы его еще слишком плохо знаете.

Но мне уже было не важно, что он говорит. Я была взбешена. Сердце все еще бухало в груди, отдаваясь током крови в ушах. Я мчалась к заветной двери, не замечая ничего вокруг. Вдруг что-то заставило сместить взгляд влево, какое-то внутреннее чутье, то самое, что пригнало меня сюда. И я застыла среди толпы, словно меня окатили ледяной водой. Сердце, до этого бешено стучавшее, резко замерло и стремительно упало в пятки. Стремительно приближающуюся темную фигуру нельзя было не узнать. И ее появление сулило крупные проблемы.

Я стояла на месте, не в силах сдвинуться, лишь кончики пальцев слегка подрагивали. Он остановился прямо передо мной, затягивая в черный омут глаз, словно в ледяной колодец, и я затаила дыхание. Не произнеся ни слова, он схватил меня под локоть и повел к выходу из бального зала. Пара минут молчаливого шествия, и мы остановились в пустом коридоре, освещенном лишь светом фонарей из окна. Взмах рукой, и маска с его лица исчезла, да и с моего тоже. Он пристально смотрел на меня, словно пытаясь что-то разглядеть, а мне хотелось совершенно по-детски прикрыть голову руками и закричать: «Я в домике!»

— Почему? — Вопрос камнем упал в озеро тишины между нами.

А я не знала, какое из многих «почему» он имеет в виду. Почему не сказала? Почему очутилась здесь? Почему отказалась пойти с ним? Почему артефакт показывал, что я совершенно в другом месте? Поэтому вместо того, чтобы выбирать между этими вопросами, я задала свой. Чтобы узнать единственное, что меня интересовало.

— Как ты узнал, что я здесь? — Голос звучал неожиданно хрипло и жалко.

— Я несколько раз в день на всякий случай проверяю твое местоположение. Думал, это уже сумасшествие. Как оказалось, зря, — горько усмехнулся Дамиан.

— Ты поставил на меня маячок? Следил? — попыталась я перевести стрелки и возмутиться из-за произвола, хоть и была о нем осведомлена.

— Следил, — спокойно констатировал он, явно не ощущая никаких мук совести и не собираясь оправдываться, поэтому весь мой запал устроить ссору тут же погас.

— Почему? — повторил он. — Почему ты просто не сказала мне, что хочешь на проклятый бал, и проникла сюда какими-то окольными путями? Среди приглашенных тебя нет.

— Потому, что не хотела! — выдохнула я, снова пряча глаза. — Данька попросила меня о помощи. И я почувствовала, что это нужно. Не знаю, зачем и почему, но мне необходимо здесь сегодня быть.

— Тогда почему не сказала?! — Голос стал на полтона выше и на пару градусов холоднее.

— Испугалась, — прошептала я в ответ.

Он схватил меня за подбородок, заставляя заглянуть себе в глаза:

— Тебя когда-нибудь били?

Вдох застрял где-то в горле, сердце замерло, а глаза в ужасе распахнулись от неприятного предчувствия.

— Нет, — проскрипела я, а Бриар лишь скривился, заметив выражение моего лица.

— Я хоть пальцем тебя тронул?! — процедил он сквозь зубы, и с каждым словом голос его становится все громче и злее.

— Нет, — прошептала я, понимая, что переборщила с реакцией на предыдущий вопрос.

— Может, был агрессивен? — сурово вопрошал он, выпустив из рук, но удерживая взглядом.

— Не был… — начала я, а потом осеклась. Если уж по справедливости, то пусть слушает: — Ты орал на меня! Дважды. Нет, даже трижды… — к концу фразы уверенный голос опять перешел в шепот.

— И что, очень страшно было? — нервно усмехнулся он.

— Нет… — По правде говоря, было только обидно. — Тогда не было, а вот сейчас — да, — совсем тихо призналась я.

— Так объясни мне почему? — старательно контролируя голос, чтобы не закричать, спросил он. — Почему ты так трясешься? Почему побоялась мне сказать, что хочешь выступить? Я хоть раз давал повод считать меня монстром? — В глазах Бриара сверкало даже не возмущение, а разочарование, и я поняла, что жестоко обидела его. — Ты даже решила, что я тебя сейчас ударю. Взгляд был такой, словно раздумываешь, как лучше прикрыться. Я-то думал, у тебя какая-то детская травма, но все дело, очевидно, исключительно во мне. Почему ты так меня боишься?