Дневники Сигюн - Эмбла Ива. Страница 8

Я оглядываюсь и вижу, что была права. Позади меня выстроилась вереница Локи-двойников, чуть отстающих друг от друга по времени.

Наставник был, конечно, не столь наивен, как Локи-подросток. Он очень скоро догадался обо всём, и последовала сцена, которую я видела несколькими днями раньше в покоях Фригг. Видно, наставник был вне себя от гнева, потому что замахнулся на Локи длинной витой плетью, которой погонял коня. Первый удар ожёг Локи плечо. Второго не последовало. Плеть рассыпалась в руках обидчика тысячей огненных искр, а потом – одно резкое движение руки Локи – и она уже зажата в его кулаке. Глаза Локи сверкнули яростью, а его вопль на миг оглушил меня! Он размахнулся, чтобы ударить наставника, но Тор удержал его, схватив за руки сзади.

– Что ты творишь, брат?!

(Я нашла эту плеть закинутой далеко в кусты – она и позволила мне восстановить события, разыгравшиеся здесь столько лет назад.)

Дальше было уже совсем просто. Оглядевшись по сторонам, я увидела раздевалку, а в ней тёмный чулан для хранения матов, куда заперли на целый день провинившегося Локи.

Я легла на сваленные в угол маты. Я свернулась калачиком, обхватив руками колени и подтянув их к груди. В этой же позе много лет назад замер Локи-подросток, и жгучие слёзы, столько времени сдерживаемые, прорвались наконец наружу. Он плакал, узкие мальчишеские плечи вздрагивали от рыданий, а ярость и ненависть выплескивались с такой силой, что и теперь я чувствовала их неистовство, ошеломившее меня даже столько лет спустя. Наплакавшись, он уснул. Сны его были мне недоступны, но его лицо разгладилось и успокоилось. А вечером пришла Фригг, держа в руках поднос с едой, села с ним рядом и обнимала его за плечи, пока он, голодный, жадно ел свежеиспечённый, ещё горячий белый хлеб и пил молоко.

Закат в Асгарде – удивительное зрелище и лучшее время суток, на мой взгляд. Солнце, вначале золотое, постепенно розовеет, цвет становится всё более насыщенным, оттенки перетекают друг в друга, пурпурные, малиновые, багровые. Буйство красок на небе, перечёркнутом тёмными тонкими линиями облаков, превосходит самое смелое воображение. На горизонте одинокая туча, облитая золотом по верхней кромке, внезапно выпускает из самой своей середины веер сияющих лучей, и всё вокруг озаряется их прощальным светом. Солнце закатилось, но долго ещё бродят по небу светлые отблески уходящего дня, не желая сдаваться наступающим сумеркам.

Я стояла на балюстраде, наблюдая, как постепенно гаснет власть дневного светила, уступая место чёрному бархату небесного мрака, на котором начинали зажигаться первые, ещё робкие звёздочки. Мысли текли плавно и свободно, ни на чём конкретном не останавливаясь, не приобретая даже каких-либо чётких контуров; бесформенные образы возникали – и тут же растворялись в потоке сознания. Должно быть, я грезила наяву. Вечерний воздух наполнялся звоном цикад и щелканьем соловьев, где-то в отдалении затянула свою тоненькую песню малиновка. От нагретой за день земли восходило тепло, и смолистые запахи кипарисов, сосен и можжевельников щедро смешивались, навевая сладкие полусонные грёзы.

Молния сверкнула в стороне Биврёста. Встрепенувшись, я повернулась туда. Семеро всадников во главе с Одином во весь опор мчались к Вальяскьялву. Я различила обоих асгардских принцев и следовавшую за ними четвёрку друзей Тора. У ступеней дворца они спешились, бросили поводья в руки подбежавших слуг и почти бегом поднялись по лестнице. И всё это молча, не проронив ни слова. Я отступила вглубь балюстрады. Сердце сжалось от смутных предчувствий чего-то неотвратимо грозного, надвигающегося на всех нас. Я спустилась в парк, побродила по темнеющим аллеям, но очарование мирного вечера исчезло, на душе у меня было слишком тревожно, и я решила вернуться к себе.

Чья-то тёмная фигура отделилась от стены, шагнув мне навстречу. Кто-то ждал моего возвращения. В отсвете факелов с центральной лестницы я узнала Локи. Его одежда была в тёмных пятнах, левый рукав разорван до локтя. Волосы спутались и в беспорядке рассыпались по плечам, налипли на мокрый лоб. Я застыла на месте, потрясённая, глядя на него. Он не сводил с меня глаз, и я увидела, как плещется в них чёрная бездна смятения. Он шагнул ко мне, протянул руку. Губы дрогнули, он судорожно сглотнул, рот его раскрылся, будто он силился что-то сказать.

Я бросилась к нему:

– Локи! – но он отшатнулся от меня, лицо мучительно исказилось страшной внутренней болью, он отдёрнул протянутую руку, отчаянно замотав головой. И кинулся прочь от меня по коридору.

– Госпожа! – кто-то тряс меня за плечо, разрывая серую душную ткань зыбкой предутренней дремоты. – Госпожа, проснитесь!

Я смогла лишь перед рассветом погрузиться в какое-то подобие сонного забытья, в котором передо мной, постоянно повторяясь с навязчивостью больного бреда, возникали одни и те же образы. Всадники на взмыленных конях, которые скачут по радужному мосту; тёмные фигуры, склоняющиеся надо мной, шевелящие длинными ломкими пальцами; чёрная бездна холодной воды, в которую я погружаюсь и которая неотвратимо смыкается надо мной, и потом всё сначала. Липкий, тягостный круговорот, не покой, не отдохновение, но болезненная грань между сном и явью, после которой наутро встаешь с гудящей тяжёлой головой.

– Госпожа…

Я разлепила налитые свинцом веки.

– Госпожа Сигюн, царица просит тебя прийти к ней в покои как можно быстрее…

Я вскочила.

– Сейчас…

Ополоснуть лицо, расчесать волосы, накинуть одежду и уже на бегу совладать с застёжками – пять или семь минут, ещё столько же быстрым шагом по коридорам и лестницам, в которых, к счастью, я уже почти не путаюсь. У дверей царских покоев остановиться, несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы успокоить бешеный стук сердца, чтобы не показалось, что я врываюсь без подобающего почтения…

Двери открыла сама Фригг. Её лицо было залито слезами. Она почти упала мне на руки, я едва успела её поддержать, обхватив за плечи.

– О, Сигюн! – она вся содрогалась от плача.

– Госпожа моя, что произошло?

Вместо ответа она потянула меня внутрь. Робея, я вошла в комнату. Высокие окна были плотно занавешены, и повсюду царил полумрак. На огромном овальном ложе, подсвеченном со всех сторон, лежал Один. Я приблизилась, вглядываясь в его лицо. Он спал, грудь мерно вздымалась во сне, глаза плотно закрыты, лишь у рта залегла скорбная складка. Я непонимающе обернулась к Фригг.

– Это Сон Одина, – почему-то шёпотом проговорила она, приблизившись ко мне. – Мой муж должен через определённые промежутки времени погружаться в этот не совсем обычный сон, чтобы жизнь его длилась вечно. В этот раз он долго его откладывал… Заключение договора с Ванахеймом, ваше с отцом прибытие, коронация Тора…

Она снова всхлипнула, прижимая к глазам насквозь промокший платок. Я осторожно взяла её за руку.

– Если всё происходящее сейчас уже случалось и прежде, если в этом нет ничего необычного, почему же ты плачешь, Госпожа?

Фригг закрыла лицо руками, почти упав на кресло возле ложа Одина.

– Тор…– наконец смогла проговорить она, с трудом справляясь с рыданиями. – Тор ослушался отца, пошёл в Ётунхейм, чтобы отомстить за нападение на Асгард, за срыв коронации. С ним были только его самые близкие друзья, ты их знаешь: Сиф, Фандрал, Огун, Вольштагг и… Локи, брата он тоже взял с собой. Они разгневали Лафея, владыку Ётунхейма, и лишь вмешательство Одина спасло их всех от верной гибели. Вчера вечером Тор очень сильно поссорился с отцом, наговорил ему резких слов, в пылу взаимных обвинений они оба наговорили друг другу лишнего… Один сильно разгневался. Он сбросил Тора в Мидгард, отобрал у него Мьёлнир и лишил силы Бога. Сигюн, он сослал Тора в мир смертных людей, сказав, чтобы там, внизу, он поучился у них смирению.

Я молчала, потрясённая. Такого поворота событий никто не мог предвидеть.

– Твой жених теперь очень далеко, Сигюн, и ты ничем не можешь ему помочь. Но Один отходчив…Ты можешь надеяться, что он передумает. Ах, Сигюн, мы теперь оказались на грани войны с Ётунхеймом, и всё из-за безрассудства Тора! Я так боюсь – Один спит, Тора нет рядом, я просто не понимаю, что нам делать! А что, если ещё и ваны, твои соотечественники, разгневаются из-за того, как мы обошлись с тобой, их посланницей? Ведь Один обещал вашим вождям, что ты станешь царицей Асгарда, а теперь, когда твой жених сослан в мир смертных… Сигюн, я прошу тебя, поговори со своим отцом, пусть он убедит Ванахейм немного подождать, пока всё здесь не уладится. Пусть скажет им, что наши намерения относительно тебя и мира с ванами остаются прежними. Ничего не изменилось, нужно лишь немного больше времени! Ах, лишь бы Один поскорее пришёл в себя!