Путешествие на Запад. Том 3 - Чэн-энь (Чэнъэнь) У. Страница 18
– Скотина ты этакая! Будешь еще безобразничать?
Дрожа от страха и превозмогая стыд, отшельник молчал. Тогда Сунь У-кун громко расхохотался, вскочил на облако и улетел. О том, что произошло, сложены стихи:
На благодатном луче Великий Мудрец быстро догнал Ша-сэна. Радостные и довольные тем, что удалось раздобыть чудодейственной воды, они вернулись в селение и на облаке спустились вниз.
Чжу Ба-цзе с нетерпением ожидал их, прислонившись к притолоке. Он громко стонал. Живот его стал еще огромнее. Сунь У-кун подкрался к нему и спросил:
– Ну, когда тебе родить, Дурень?
Чжу Ба-цзе вздрогнул от неожиданности.
– Не надо так шутить, брат мой, – проговорил он. – Принес водицы?
Сунь У-кун хотел было еще посмеяться над Дурнем, но тут подошел Ша-сэн:
– Принесли воду, принесли! – со смехом возвестил он.
Танский монах, превозмогая боль, принялся благодарить:
– Сколько хлопот я причинил вам, братья мои, – говорил он, извиняясь.
Женщины тоже обрадовались и, не переставая кланяться, – говорили:
– О бодисатва! Вот уж поистине редко встретишь таких людей!
Одна из женщин поспешно достала маленькую фарфоровую чашечку с рисунками, зачерпнула полчашечки воды и подала Танскому монаху.
– Возьми, почтенный наставник! – проговорила она. – Пей потихоньку: как только допьешь, так сразу же плод растворится.
Чжу Ба-цзе перебил ее:
– Что мне чашечка, давайте всю бадью, я разом выпью.
– Ты что? – всполошилась женщина. – Разве можно? Ты меня до смерти перепугал! Ведь если выпить целую бадью, то все нутро и кишки растворятся.
Чжу Ба-цзе испугался и перестал шуметь, скромно испив пол чашечки чудодейственной воды.
Прошло времени ровно столько, сколько требуется, чтобы съесть плошку горячей пищи, и животы у обоих стало сводить от боли. Послышалось громкое урчание, раза три, а то и больше. После этого Чжу Ба-цзе не удержался, и у него полило и спереди и сзади. Танский монах собрался было удалиться в укромное место, но Сунь У-кун остановил его:
– Наставник! Не выходи на двор, не то тебя ветром продует и схватишь послеродовую горячку.
Женщина поспешно принесла два чистых ведра и предложила обоим воспользоваться ими для своих нужд.
Прошло немного времени, обоих пронесло по нескольку раз, и тогда лишь боль утихла, а животы опали.
Женщина сварила жидкий рисовый отвар и дала больным поесть.
– Тетушка! – сказал Чжу Ба-цзе – Я совершенно здоров, и мне этот отвар ни к чему. Ты лучше согрей воды и дай мне обмыться, а то стыдно садиться к столу в таком виде.
Тут Ша-сэн начал отговаривать его:
– Брат мой! Нельзя тебе мыться. В течении месяца после родов не следует мочить тело, а то можно заболеть.
Чжу Ба-цзе стал возражать:
– Да разве это роды? Просто выкидыш, – говорил он, – чего там бояться? Хоть бы грязь смыть.
Тем временем женщина согрела воды и обмыла обоим пострадавшим руки и ноги. После этого Танский монах выпил две чашечки рисового отвара, а Чжу Ба-цзе одним духом проглотил плошек десять, а то и больше, и все просил прибавки.
Сунь У-кун стал подсмеиваться над ним:
– Нечего тебе объедаться, обжора ты этакий! Меньше ешь, а то опять у тебя брюхо станет похожим на мешок с песком!
Однако Чжу Ба-цзе не обращал внимания.
– Ничего, ничего! – говорил он, уплетая за обе щеки. – Чего мне бояться, я ведь не свинья-матка!
Женщины снова принялись за стряпню.
Пожилая женщина обратилась к Танскому монаху:
– Почтенный наставник! – вежливо произнесла она, – подари нам оставшуюся чудодейственную воду.
Сунь У-кун не удержался и снова пошутил:
– Эй, Дурень! Будешь еще пить воду? – крикнул он Чжу Ба-цзе.
– А зачем? – отозвался тот. – У меня живот больше не болит, думаю, что и плода не осталось. Теперь уж все прошло, и вода не нужна.
– Ну, раз так, – сказал Сунь У-кун, обращаясь к женщинам, – дарю вам эту целебную воду.
Пожилая женщина поблагодарила Сунь У-куна и, перелив оставшуюся воду в глиняный чан, закопала его в землю на заднем дворе.
– Теперь этой воды нам хватит до конца жизни, – сообщила она своим подругам, и все они возликовали.
Когда еда поспела, женщины накрыли на стол и пригласили Танского монаха и его учеников покушать. После трапезы все отправились на отдых.
На другой день, как только рассвело, наставник и его ученики отблагодарили гостеприимных женщин и покинули селение. Сюань-цзан взобрался на белого коня, которого вел под уздцы Чжу Ба-цзе, Ша-сэн взвалил на спину поклажу, а Великий Мудрец Сунь У-кун шел впереди, указывая путь.
О том, не приключилось ли с нашими путниками еще чего-нибудь в женском царстве, вы узнаете, прочитав следующую главу.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ,
Итак, мы рассказали вам о том, что Танский монах и его спутники покинули гостеприимное селение и направились на запад. Не прошли они и сорока ли, как достигли пределов столицы женского царства Силян. Танский монах, ехавший верхом, первый увидел городские стены и, указывая на них, обратился к Сунь У-куну:
– Мы приближаемся к городу, – сказал он. – Уже отсюда слышно, какой он шумный. Видимо, это главный город женского царства Силян. Будьте начеку и ведите себя по всем правилам приличия. Ни в коем случае не допускайте разнузданности и легкомыслия, чтобы не уронить свое монашеское достоинство.
Все трое обещали строго соблюдать его приказание.
Вскоре они прибыли к восточной заставе города. Все, кто попадался им на пути, были в длинных юбках и коротких кофтах, с напудренными лицами и напомаженными волосами. Вскоре они убедились, что здесь и старые и малые – все поголовно женщины. По обеим сторонам улицы шла бойкая торговля на лотках. Завидев проходивших мимо четверых монахов, и торговки и покупательницы разом захлопали в ладоши и стали весело кричать:
– Людское семя явилось! Людское семя явилось!
Эти крики всполошили Танского монаха, который протискивался сквозь толпу. Но не тут-то было. Женщины запрудили всю улицу. Кругом раздавались веселые голоса, смех, шутки. Чжу Ба-цзе стал зычным голосом кричать, чтобы рассеять толпу.
– Продается свинья! Продается свинья! Я и есть свинья, которая продается!