Кома - Анисимов Сергей. Страница 65

Комната у Сони тоже была хорошая: удобная мебель, красивые голубые с золотым шторы, хорошая, привлекающая внимание, дорогая репродукция «Nu Au Coussin Zebre» Жана-Баптиста Валади на стене. Стереосистема в углу тоже наигрывала что-то ненавязчивое на французском, с частыми мягкими инструментальными проигрышами. Девочка любит Францию? Очень может быть. Амаспюру бы она понравилась, – как, впрочем, вообще любому мужику. Он поглядел на Соню поверх бокала и она улыбнулась со своего места напротив, – в дразняще-глубоком кресле. С ней хотелось сесть рядом, но тогда все точно начали бы быстро собираться по домам, – для рабочего дня было всё же несколько поздновато. Интересно, дома ли её родители?

Внимание Николая привлекла ещё одна девочка, которую он заметил лучше чем всех остальных ещё при знакомстве, – слишком спокойный для выпитой дозы у неё был взгляд. Девочка повернулась, разговаривая с соседкой, и сердце Николая ёкнуло, – ему показалось, что это та самая водительница «Неона», под колёсами которой он едва не побывал в день, когда за ним приходили к Алексею Степановичу. Или нет? Он в очередной раз молча ругнулся на свою память на лица, и тут девочка посмотрела на него и моргнула. Тоже узнала? Или просто ей не понравился его взгляд? Глупо ожидать такого совпадения в четырёхмиллионном городе, но больно уж похоже.

Николай, вздохнув, отпил ещё, и поставил бокал на стол, приняв от соседки тарелку с парой бутербродов, сделанных «половинками», с ветчиной и помидорами. Еда была вкусная, и он постарался не слишком торопиться. У студентов было много времени, чтобы с комфортом поесть, а у него нет, и поскольку они уже успели наесться, то теперь могли использовать вообще любой повод, чтобы развлечься, а чужак в этой компании был только один -он.

Разговор шёл о всякой ерунде, о какой обычно говорят в студенческих компаниях. То и дело всплывали какие-то внутренние, понятные только своим шутки, и то и дело поминался упиверситет и учёба во всех её проявлениях. До зачётной недели перед летней сессией было ещё достаточно далеко, но в медицинских ВУЗах учиться приходится круглый год, и чем дальше, тем тяжелее.

– Ко-оля, – нехорошим, каким-то слишком многозначительным голосом сказала та самая девица, которая на минуту показалось ему знакомой. – Ну что ты сидишь такой скучный? Расскажи нам что-нибудь, не молчи, а то нам неловко.

Если бы он ответил на «Ну что ты сидишь» объяснением «потому что я ем», это наверняка вызвало бы смех, и этот смех Николаю заранее не понравился, поэтому отвечать так он не стал. Он заметил, что хозяйка квартиры нахмурилась – тон девушки не понравился и ей тоже. Прав ли он, или это просто похожий типаж, «я выше вас всех»?

– Ну что же вам рассказать? – спросил он, сделав Соне успокаивающий микроскопический жест. – Ветер северо-западный, умеренный, с порывами до сильного. Ожидаются дожди, поэтому будет не до загорания. Вот Вы давно из Египта, девушка?

– Из Туниса, – поправила спросившая, сама нахмурившись, будто за его простым вопросом что-то стояло. – А потом и из солярия. Люблю загорать.

– Я тоже люблю, – немедленно согласился Николай. В начале разговора лучше всегда согласиться с какой-нибудь мелочью и улыбнуться, тогда у человека не останется неприятного осадка, когда ты отвернешься к другому. – Если доживу до лета, так может съезжу куда-нибудь. Может и вас всех там встречу.

Студенты посмеялись; предложение, вроде бы, всем понравилось. Заговорили о лете, о курортах. Молодёжь в Сониной группе, пожалуй, была всё же не совсем простая – названия экзотических стран и количество звёзд в гостиницах ребята обсуждали вполне со знанием дела. Ну что же, на стоматологическом факультете народ, наверное, действительно слегка побогаче, чем в среднем по Университету, – а может так просто совпало.

– Коль, а ты куда летом хочешь? – спросила Зина.

– В Испанию, – с энтузиазмом высказал своё, с одобрением встреченное всеми предпочтение Николай. Это было чистой правдой – туда он действительно весьма хотел.

К тому моменту, когда бутылку допили, вытряхнув из неё последние капли, на столе зажгли несколько неярких широких свечей, похожих на столбики сгущённого света. Картины на стенах и сами стены комнаты ушли в тень, и так и не перешедшая в напряжение атмосфера стала ещё теплее.

Очередной диск в стереосистеме, закончив играть, с почти неслышным хрюканьем провернулся снова на начало, и застыл. Соня поднялась со своего места в кресле и вопросительно посмотрела на Николая. Он положил руку рядом с собой, на свободное место справа – поймёт или нет? Если закончить вечер на подобной «никакой» ноте, то она так никогда и не решит, правильно ли сделала, что пригласила его в свою компанию, значит просто так лучше не сидеть, как бы приятно это не было. Николай вздохнул и тепло улыбнулся девушке: она уже шла к нему. Закончив какой-то разговор с высоким сутулым парнем в сильных линзах, Зина повернулась к ним обоим, и вместо того, чтобы что-то спросить, просто стала смотреть. Кто-то повторил это, и через минуту остатки разговоров угасли сами собой.

«Я совсем не понимаю, чем такое заслужил», – негромко сказал Николай. Он почувствовал боком, как Соня напряглась, и вполоборота повернулся к ней, освещённой колеблющимися тенями от разгоревшихся свечей.

Говорил он негромко, спокойно, – и слушали его оцепенев. Эти люди отвыкли от стихов, и сейчас он их «поймал» на свой голос.

Наступила тишина. Ребята сидели неожиданно затихшие, пораженные. Соня сжалась под боком у Николая как мышка, тихо-тихо. Наконец, все зашевелились, заговорили. Как по какому-то уговору, никто не сказал ни слова о пережитом ощущении, но пробрало оно всех: когда Сонины одногруппники минут через двадцать начали подниматься и прощаться, на Николая уже смотрели совсем иначе. Руки они в этот раз пожали по-человечески, да и на «ты» перешли окончательно.

Он тоже начал было собираться, выйдя в прихожую вслед за всеми, но одеваться не спешил. Ни Соня, ни оставшаяся Зина демонстративно Николая не замечали, и он понял это совершенно правильно, отступив назад, прислонившись к косяку, и дружелюбно отвечая на прощальные слова и жесты уходящих.

– Ну? – спросила хозяйка Зину, когда дверь захлопнулась. Та молча показала большой палец, и обернулась к Николаю. То же самое сделала и сама Соня. Было такое ощущение, что они что-то от него ждали, но не обе же сразу… С какой-нибудь иной девочкой Николай сказал бы сейчас мягким голосом «Goute-moi: tu verras сотте je suis tendre», «Versuch mich… du wirst seben, me sufi ich bin», и так далее, на всех языках, на каких он знал, как эту фразу произнести, и воспользовался бы случаем уточнить перевод вместе. Но не с Соней. От Сони, при всей её притягательности, ему нужно было совсем другое, и осознание этого было обидным и горьким. Тем более, что если девочка действительно хорошо знает французский, то ей наверняка не понравится его произношение, и смысл сказанного тогда будет совсем другим…