Мир снов - Мымриков Юрий Дмитриевич. Страница 18

Сегодня я пообещал прийти к Ладе, она хотела мне показать свою работу, над которой трудилась все время, пока перебывала в клинике. И я не хотел заставлять ее ждать.

Когда я пришел в больницу, меня с улыбкой встречали все доктора и медсестры, видимо, они были рады тому, что я пришел в сознание. Я чувствовал их искреннюю радость за меня и наверное гордость за себя, ведь после моего выздоровления клиника получила хорошую популярность и, конечно же, приличную материальную помощь со стороны моего дяди.

Я поднялся на пятый этаж на лифте, в который меня пригласила одна из тех медсестер, которые ухаживали за мной во время моего пребывания здесь. Весь путь в лифту она не сводила с меня взгляд и улыбку, от которой я чувствовал себя слегка неловко и, возможно, даже покраснел.

Постучав в дверь палаты, я вошел в нее. Я увидел Ладу, напротив нее сидела женщина, лет сорока. Видимо это была ее мама. Только я зашел в палату, Лада сразу вскочила с кровати. Она была одета в кремовую майку с хаотическими узорами и в милые розовые шортики почти до колен, с какими-то мордочками на них, от вида которых я не сдержался и улыбнулся.

— Привет Кирилл, Что такое? Почему ты улыбаешься? — и она слегка покраснела, — Что?

— Ничего Лада, привет. Здравствуйте, — повернул голову к женщине, поздоровался я.

— Добрый день, хорошо, не буду вам мешать, я пойду, выздоравливай доченька, я завтра зайду, — и она поцеловала ее в щеку — поспешила на выход, — До свидания, — произнесла она мне на выходе.

— Всего доброго Вам, — ответил я и провел ее взглядом.

— Милая женщина, — сказал я Ладе, когда женщина вышла из палаты и закрыла за собой дверь, — Милая — как твои шортики, — снова улыбнулся я на все тридцать два зуба.

— Что тебе не нравится? — снова став цвета шорт, проронила Лада.

— Да нет, все нормально, извини, как ты себя чувствуешь?

— Да нормально, это моя мама была, ты присаживайся, не в гостях ведь.

— Это тебе, — я достал из пакета несколько бананов и коробку конфет и новенький чайник взамен ее кипятильнику, — И вот это, — я протянул ей коробочку, — Ты говорила тебе скучно вечерами.

— Что это?

— Это плейер, я вчера тебе прикупил и записал тебе туда песен, увы, не знаю твои вкусы, думаю тебе понравится, раньше мы от этого просто фанатели.

— Спасибо большое, — она обняла и поцеловала меня в щеку, от неожиданности я дернулся.

— Ой, прошу прощения, — опешив, извинилась Лада.

— Да ничего, ну что, показывай свое творение.

— Только пообещай не смеяться, хорошо, — потирая руки, подошла она к накрытому мольберту.

— Ну, если ты не нарисовала свои шорты, то этого гарантировать я не могу. Хорошо, давай показывай, но заранее предупреждаю, критик из меня — никудышный.

Она сняла ткань с мольберта и отошла в сторону.

— Вот смотри.

На картине было именно то, что я видел в ее сне, но уже все более — четче и теперь я мог полностью ее рассмотреть. Нарисован был вовсе не человек, а некое человекоподобное существо с длинной головой и большим шрамом на ней практически через всю голову, узкими маленькими глазами и таким же маленьким ртом, ни носа, ни ушей у существа не было. У него были длинные тонкие руки с худощавыми пальцами. В одной руке оно держало зеркало, в отражении которого были глаза, смотревшие вверх на существо с просящим или молящим пощаду взглядом. У другой его руки было все тоже существо похожее на собаку, но с вытянутой, тонкой мордой. Существо и зверь находились в помещении с маленьким окошком, за которым была тьма.

Я стоял и молча рассматривал картину, пока Лада смотрела на меня и на мой взгляд.

— Тебе не понравилось? Да? — не дождавшись моей оценки, первой заговорила Лада.

— Нет, нет, напротив, очень, оригинально, профессионально, только я не знаю, что ты хотела передать ей, я слегка не понимаю смысла картины.

— Я тебя поняла, — и она не глядя на картину, накрыла ее тканью, — Сейчас я тебе все объясню.

Я сел на койку, она рядом со мной.

— Понимаешь, это существо, на картине, оно несет страх, боль, несчастье. Оно — монстр, без сомнения, оно — монстр. Жизнь обычных людей для него — мгновение. Оно ничего не чувствует, не боится и не беспокоится по пустякам. Да и зачем ему это, у него вся вечность впереди. Оно не подвластно человеческим страстям, и полностью уверено в себе. Слова «страх», «любовь» и «сомнения» ему просто не ведомы. Как и чувства, которые скрывают эти слова. Оно совершенно лишено мягкости, ибо граниту мягкость ни к чему. Оно никогда никого не прощает. Оно не знает, как это — прощать. Именно, поэтому, у него нет ушей, что бы слышать мольбы и просьбы «простить, помиловать». У него есть помощник, хотя, даже не помощник — слуга, раб, готовый выполнить любую его прихоть. Он всегда у его правой руки и готов выполнить любую его извращенную похоть. Если слуге нужно убить, он просто делает свою работу, не задумываясь о последствиях и жертвах. Ведь его хозяину важен только результат, а не последствия. Его невозможно остановить, от него практически невозможно скрыться. Он хладнокровен, силен и смертельно опасен. Он ни о чем не жалеет, не сомневается, не колеблется. Он не понимает, зачем жалеть о том, что сделано? Не может понять. Зачем жалеть того, кого приказано убить? Таким сделал его хозяин, на которого все смотрят снизу вверх. Они просят помиловать их, увы, существо не умеет жалеть.

Лада встала с койки и подошла к мольберту, вновь сняла с него ткань, я снова взглянул на рисунок.

— Но есть все же тот, кто не боится его и он будет ждать его снаружи, в той темноте, что существо несет за собой, — и Лада показала мне на расплывчатое, нечеткое пятнышко в окне. На рисунке, присмотревшись, я увидел в нем сходство с человеком, который держался за фонарный столб, из которого светил яркий свет.

— Только он способен остановить его.

— Ну, вот думаю и все, — Лада снова накрыла мольберт и уселась уже возле меня, совсем рядом.

— Откуда ты все это взяла? Такой мрачный и пугающий образ, как только я увидел его, почувствовал страх, холод. Твой рисунок передает неимоверную атмосферу. А после твоего объяснения так вообще…

— Кирилл, это не просто рисунок, и не просто образ, это все причина моего нахождения здесь, причина всех моих страхов и причина реальная.

— Так может, ты расскажешь, что же с тобой произошло? — и я взял ее за плечи, посмотрел ей в темно зеленые глаза, в которых я увидел страх.

— Нет, Кирилл, не сейчас, — она опустила глаза, — Может потом, когда-нибудь.

— Ты можешь всегда на меня рассчитывать, я не дам…

Я хотел сказать «Что не дам ее в обиду» но вспомнил, что один раз я уже не сдержал свое обещание, давшее Марине, решил сменить тему.

— Ну что, чаем ты меня угощать будешь? Конфеты-то тают, между прочим.

Суббота. Последний летний день. Утро. Первый свет стремится в окно, пробивается через занавеску и попадает прямо на лицо Кирилла, но его глаза открыты, как и всегда, ведь ночами он не спит. Чем больше он старался уснуть, тем меньше чувствовал себя уставшим. Он не мог уснуть, у него просто выработался иммунитет ко сну. Все время по ночам он думал о Марине, которая не покидала его мысли. Отмахиваясь от луча рукой, будто это поможет, он переворачивается на бок и закрывает глаза. И снова его процедура перебита, на этот раз звонком на мобильный.

— Алло, привет Кирилл.

— Доброе утро, дядя.

— Ну как ты? Не разбудил?

— Все отлично, нет, не разбудил.

— Ну вот и славненько, я по делу звоню. Значит, пробили твоего Артёма, и нашли его, и он сейчас как раз в наш город опять приехал, записывай адрес его и телефон. Так работает он в фирме «АКВИЛОН» она занимается…