Люди и призраки - Маккаммон Роберт Рик. Страница 18

Молниеносным движением Гота выхватил у меня из рук журнал. Обложка, на которой граф Дракула в исполнении Кристофера Ли шипел от бессильной ярости, разорвалась на две половинки.

— Гляди, что за дерьмо! — толкнул локтем в бок своего братца Гота.

Гордо мерзко захохотал, кивая на изображение холеной женщины-робота из «Метрополиса».

— Все видать, вплоть до ее долбаных титек! — воскликнул Гордо. — Дай-ка мне взглянуть! — Он попытался вырвать у Готы страницу, но тот не хотел расставаться с добычей, и страничка журнала исчезла в их ладонях, словно разъеденная кислотой. У Готы осталась большая половина картинки — та, где через отливавшую металлом одежду проглядывали груди, — скомканная и грязная, она исчезла в кармане его джинсов.

Гордо завопил:

— Ты, засранец, ну-ка верни ее!

Он вцепился в остатки журнала, однако Гота тянул его к себе. В следующее мгновение скрепки не выдержали такого напора и страницы журнала, запечатлевшие мрачные и великолепные сны, героев и злодеев, фантастические видения, заколыхались в пыльном воздухе, как летучие мыши, вдруг оказавшиеся в потоке дневного света.

— Ты порвал его! — завопил Гота и так сильно пихнул братца в грудь, что тот грохнулся в пыль на спину, а изо рта у него брызнул фонтан слюны.

С перекошенным от гнева лицом Гордо поднялся с земли и сел. Выражение его лица было трудно передать словами. Гота стоял над братом с занесенным кулаком, словно Годзилла над Гидрой.

— Ну что, мало тебе? — вопросил Гота. — Вставай и получишь еще!

Гордо и не думал двигаться с места. Его локоть упирался в картинку с Кинг-Конгом, сражающимся со скользким гигантским змеем. Даже у чудовищ случаются столкновения и смертельные битвы. На лице Гордо застыло выражение злобы и обиды. Любой другой мальчишка, получивший такой сильный удар, непременно бы заплакал. И я понял, что слезы для Брэнлинов такая же диковина, как зубы дракона, и что все непролитые слезы и кипящая на медленном огне ярость превратили Гордо и Готу в тех, кем они были, — в диких зверей, лишенных возможности покинуть свои клетки, как бы отчаянно они ни дрались и как бы далеко ни заезжали на своих хищных велосипедах.

Возможно, поразмыслив, я бы даже пожалел их, но они не дали мне на это времени.

Прежде чем Джонни успел схватить свой ящичек для рыболовной наживки, Гота сгреб его с земли и спросил:

— А тут у нас что такое?

Когда Гота откинул защелку и поднял крышку, Джонни издал жалобный, всхлипывающий звук. Здоровенная грубая лапа забралась внутрь и стала разворачивать ватные комочки.

— Эй, приятель! — крикнул Гордо. — Погляди, что тут прячет этот недобитый индеец! Наконечники для стрел!

— Почему бы вам не оставить нас в покое? — начал было Дэви Рэй. — Ведь вас никто не трогает…

— Заткни пасть, придурок! — заорал на него Гота, а Гордо, ухмыляясь, поднялся с земли.

Братья, враз забыв о вражде, принялись перебирать коллекцию Джонни, хватая то один, то другой наконечник, — это было отвратительное зрелище, напоминавшее пиршество стервятников.

— Отдайте, они мои, — подал голос Джонни.

Увы, слова не могли остановить Брэнлинов раньше, не остановили они их и на этот раз.

— Эти наконечники мои. Отдайте, — повторилДжонни, его щеки блестели от пота.

В голосе Джонни прозвучала нотка, заставившая Готу поднять на него глаза.

— Что ты там бормочешь, черномазый?

— Это мои наконечники, и я хочу… чтобы вы их мне отдали.

— Он хочет получить их обратно! — прокаркал Гордо.

— Вы, мерзкие щенки, принесли нам кучу неприятностей. — В правой руке Гота держал пригоршню наконечников. — Пошли плакаться шерифу, чтобы он заставил нашего папашу надрать нам задницы.

Этот выпад не мог отвлечь Джонни от поставленной цели.

— Отдайте мои наконечники для стрел, — повторил он.

— Эй, Гота! Сдается мне, что этот индейский ублюдок хочет получить назад свои долбаные наконечники!

— Ребята, — начал я, — почему бы вам не…

Но через мгновение проворный Гордо уже дышал мне в лицо, его руки стискивали отвороты моей рубашки, а моя голова была прижата к ограде.

— Маленький сосунок. — Гордо издал ртом противный всасывающий звук. — Маленький сосунок-извращенец.

Я заметил, как в фаре Ракеты на миг появился золотой глаз, словно оценивающий создавшуюся ситуацию, и так же быстро исчез.

— Держи свои наконечники, индейский сын.

С этими словами Гота швырнул пригоршню наконечников в пыль игровой площадки. Джонни явственно дрожал, словно его пробрал озноб. Он молча смотрел, как рука Готы снова пошарила в коробке и как полетела очередная пригоршня наконечников, словно это была дешевая щебенка.

— Сосунок, сосунок, сосунок! — твердил мне в лицо Гордо, стискивая мою шею своей крепкой, как проволока, рукой.

От него пахло машинным маслом и какой-то тухлятиной, да еще вдобавок текло из носа.

— Перестань, — прохрипел я.

Даже дыхание его никак нельзя было назвать ароматом французской парфюмерии.

— Ву-у-ву-у! Ву-у-ву-у! — Гота принялся издавать индейские вопли, продолжая разбрасывать вокруг коллекцию Джонни. — Ву-у-ву-у! Ву-у-ву-у!

— Хватит! Прекрати это сейчас же! — заорал что есть мочи Дэви Рэй.

И тогда в руке Готы появился тот самый наконечник стрелы, гладкий и черный, почти идеальной формы. Даже Готе хватило ума понять, что он держит в руке что-то особенное, потому что он вдруг прервал свое подлое занятие и стал пристально рассматривать черный наконечник.

— Не надо, — с мольбой в голосе прошептал Джонни.

Что бы там ни разглядел Гота в черном наконечнике вождя Пять Раскатов Грома, это было мимолетное видение. Широко размахнувшись, Гота разжал пальцы, и черный наконечник пронесся в воздухе. Он высоко взмыл вверх, а потом упал в заросли сорной травы у мусорных бачков. Я услышал, как Джонни захрипел, словно его ударили кулаком в живот.

— Что ты на это скажешь, индейский… — начал Гота, но не успел договорить, потому что в следующее мгновение Джонни бросился к нему и, размахнувшись, сильно ударил кулаком в подбородок.

Гота покачнулся, удивленно заморгал, на его лице отразилась сильная боль. Из его рта вывалился язык, на котором отчетливо видна была кровь. Отбросив в сторону коробку с наконечниками стрел, Гота прохрипел:

— А вот теперь ты труп, негритянское отродье!

— Задай ему, Гота! — заорал Гордо.

Джонни не следовало начинать драку. Я знал это, да и сам Джонни это понимал. Кулаки Брэнлинов однажды уже уложили его в больницу. До сих пор Джонни временами страдал, от приступов головокружения, к тому же он был гораздо ниже Готы.

— Беги, Джонни, беги! — закричал я.

Но Джонни теперь не мог быстро бегать.

Гота, шатаясь, пошел на него. Удар пришелся Джонни в плечо и отбросил его назад, от второго удара в лицо Джонни увернулся и тут же всадил что есть силы свой кулак Готе под ребра.

— Драка'Драка! — раздались крики детей, которые все еще оставались к тому времени на школьном дворе.

Что было силы я оттолкнул от себя Гордо. Ему пришлось разжать руки, сжимавшие мне горло, и, чтобы удержаться на ногах, он схватился за руль Ракеты.

— Мать твою! — вдруг заорал Гордо и, приблизив к лицу руку, посмотрел на палец.

Между большим и указательным пальцами, в белой ложбинке плоти, показалась кровь.

— Эта дрянь меня укусила!

Я было подумал, что он имел в виду неплотно затянутый винт или заусенец, — что-нибудь в этом роде. Впоследствии я тщательно осмотрел Ракету и не нашел ни выступающего винта, ни острой металлической кромки.

Гордо повернулся ко мне спиной и пнул Ракету. И вот тут во мне заговорил индейский вождь Пять Раскатов Грома.

Он сказал мне то же самое, что сказал недавно Джонни: «С меня хватит».

Я никогда не был драчуном, но если Гордо захотелось пнуть Ракету — пусть пеняет на себя. Сделав шаг вперед и чувствуя, как в жилах бурлит кровь, я ударил его ногой в голень. Он завопил и стал прыгать, словно в каком-то безумном танце. Джонни и Гота, сцепившись, катались по земле, вокруг них клубилась пыль, их кулаки взлетали и падали. Дэви Рэй и Бен уже были готовы ввязаться в драку, если бы Гота оседлал Джонни и начал молотить его кулаками, но Джонни успешно отбивался. Извиваясь, как змея, он вырывался и уклонялся от ударов, его мокрое лицо было бледным от пыли. Гота ухватил Джонни рукой за волосы, но тот сумел освободиться. Гота врезал Джонни кулаком в подбородок, но в глазах того не отразилось и тени боли. Джонни набросился на Готу с отчаянием человека, которому нечего терять, кроме своего достоинства. Пропустив целую серию ударов, Гота стал хрипеть от боли и извиваться, как червяк.