Корона для миледи - Брейсвелл Патриция. Страница 11

— Благослови тебя Бог, матушка, — ответил он. — Тебе, должно быть, трудно жить тут, вдали от соседей в такую зиму. Примешь ли в дар немного припасов, чтобы пополнить кладовую в эти нелегкие дни?

Он подал знак одному из слуг, и тот положил на землю возле лачуги большую суму, наполненную сыром, хлебом и сушеными бобами, после чего поспешно ретировался к своей лошади.

В устремленных на Этельстана глазах не отразилось ни удивления, ни благодарности.

— Что тебе от меня нужно? — спросила она. — Ты далеко отклонился от предначертанного пути, поскольку тебе надо на север, туда ведет военная дорога.

Она махнула рукой на запад, где построенный еще римскими легионами тракт Фосс-Уэй пролегал от Эксетера на юго-востоке к Йорвику на севере. По-видимому, когда элдормен Эльфхельм наконец прибудет, чтобы повести их в Нортумбрию, они действительно последуют по этой самой дороге, ведущей на север.

«Правда, — убеждал себя Этельстан, — не нужно быть пророком, чтобы догадаться: отряд вооруженных людей с гербом элдормена Нортумбрии, скорее всего, направится именно в ту сторону».

— Наверное, я уже получил от тебя то, что искал, — сказал он, — если ты не можешь мне предсказать ничего другого, кроме дороги на север. Но со мной мой брат, и он хочет спросить у тебя совета.

Она снова на него взглянула, и Этельстан увидел, как блеснули проницательные глаза в складках ее платка.

— О нет, лорд, — сказала она, медленно качая головой из стороны в сторону. — Ты тот, кому нужно наставление. Дай мне свою ладонь.

Этельстан замешкался в нерешительности, испытывая дурные предчувствия. Однако в устремленных на него глазах мелькнул вызов, который он не мог проигнорировать, и он вложил свою раскрытую ладонь в ее руки. Ее костлявые, похожие на птичьи пальцы были покрыты грубыми мозолями, как и его собственные.

Она вгляделась в его ладонь и некоторое время молчала, а беспокойство Этельстана тем временем нарастало. Менгир на вершине холма, зловещее кольцо камней, прикосновение костлявых ладоней старухи — все это было запретной, языческой магией. Он вдруг испытал неодолимое желание сбежать, но в следующую минуту она заговорила, и на этот раз ее голос был совсем не такой, как тот, каким она его приветствовала. Теперь он был полон энергии и женственности, и его звучание отозвалось в нем так же, как резонирует в теле колокольный звон.

— В этой руке сокрыта могучая сила, — объявила она достаточно громко, чтобы это услышали все сопровождающие. — Сила достаточная, чтобы владеть великим мечом Оффы [9].

Он заметил, как рядом с ним вздрогнул от неожиданности Эдмунд, и он догадывался, о чем думает его брат, поскольку его эти слова также поразили подобно сокрушительному удару. Меч Оффы, принадлежавший в прошлом этому легендарному саксонскому королю, и по сей день висел позади трона его отца в большом зале дворца в Винчестере. По традиции правящий король вручал его своему назначенному преемнику. Меч еще не был обещан Этельстану, но он ожидал, что однажды тот будет принадлежать ему.

Но все же, как эта женщина угадала, что перед ней старший сын короля? Может, до нее каким-то образом дошли слухи о том, что этелинги в Солтфорде? Возможно. Возможно, все это лишь спектакль, но если это так, то с какой целью он разыгран? Теперь женщина согнула его пальцы внутрь ладони и придвинулась к нему ближе.

— Мечом ты, наверное, владеть будешь, — произнесла она так тихо, что расслышать мог только он. — Но скипетр ты не получишь.

Он не сразу смог осознать важность ее слов, а когда до него дошел их смысл, она уже повернулась, чтобы удалиться в свою хижину. Быстро к ней подскочив, Этельстан схватил ее за руку.

— Кто в таком случае получит скипетр, потом, когда придет время? — тихо прошептал он. — Кто наденет корону?

Она повернулась и долгие секунды смотрела мимо него, на обоих его братьев по очереди, пока наконец снова не перевела взгляд на Этельстана, медленно качая головой.

— Корона окутана тьмой, милорд, — пробормотала она. — Я не вижу, что в ней сокрыто. Довольствуйся тем, что ты узнал, а большего я тебе сказать не могу.

«О да, конечно, большего она сказать не может!» — подумал Этельстан. Она хитра, эта прорицательница, мастерски манипулирует своими просителями, как опытная проститутка, заставляя их приходить к ней еще и еще. И при этом у нее не может быть никакого настоящего знания, если только кто-то ее им не снабдит. Но он не пойдет у нее на поводу.

Сделав резкий поклон, он ее отпустил.

— Ступай с Богом, матушка.

Она отвернулась, и он провожал ворожею взглядом до тех пор, пока ее не поглотила темная утроба ее хижины.

Экберт уже сидел в седле, но Эдмунд дожидался его возвращения, вопросительно на него глядя.

— Что она тебе сказала в конце? — спросил он. — Что она сказала о нас?

— Ничего особенного, — резко ответил ему Этельстан. — Ты ведь ничего такого и не ожидал, правда? Она плутовка, Эдмунд.

Он вскочил в седло и поехал вверх по склону холма, но вопреки тому, что он сказал своему брату, его мысли крутились вокруг слов прорицательницы. Ее пророчество, касающееся меча Оффы, не выходило за рамки того, что он и так уже знал. Он — старший сын одного из самых богатых королей христианского мира, и меч Оффы будет принадлежать ему по праву рождения.

Что касается остального, если только в том, что она ему предрекла, есть хоть доля правды и ему не суждено быть королем Англии, значит, он должен найти возможность изменить свою судьбу.

Глава 7

Февраль 1002 г. Фекан, Нормандия

Цель приезда английской делегации в Нормандию стала всем ясна, как только распространился слух о недавней смерти супруги короля Англии. Хотя герцог Ричард и хранил гробовое молчание по поводу того, что происходило во время той первой встречи в большом зале его замка, все придерживались мнения, что архиепископ и элдормен явились с брачным предложением для Матильды и что оно будет принято. Родственная связь с английским престолом повысила бы авторитет Ричарда во всем христианском мире. Он выказал бы себя дураком, упустив такую возможность, а он дураком не был.

Тем не менее переговоры тянулись долгие недели под покровом секретности за глухими монастырскими стенами близлежащего аббатства Святой Троицы. Присутствовавшая при каждой встрече Гуннора каждый вечер возвращалась в замок с таким мрачным выражением лица, что ни ее дочери, ни даже дерзкая Джудит не решались задавать ей вопросы.

Когда в конце концов элдормена Эльфрика увидели восходящим на борт его корабля со свитком, скрепленным печатью герцога, после чего был поднят парус, дворец возбужденно загудел. Эмма вместе со своей сестрой ожидала, что Матильду вызовут для получения советов от матери и братьев касательно короля Этельреда и роли, которую ей предстоит играть. Но призыва не последовало, и пелена секретности, покрывающая содержание переговоров между герцогом Нормандии и посланниками короля Англии, осталась непроницаемой. Вдовствующая герцогиня уединилась в обители Святой Анны в Фекане, а Ричард и Роберт и вовсе покинули город, отправившись вместе с английским архиепископом в аббатство Сен-Вандрий молиться за успех их предприятия.

Джудит, имевшая не больше представления о произошедшем за монастырскими стенами, чем кто-либо другой, тем не менее решила довести до конца свое намерение обновить гардеробы обеих сестер Ричарда, готовя их к предстоящему замужеству. Ежедневно из Руана доставляли тончайшие шелковые, льняные и шерстяные ткани. Платья, сорочки, шали прибывали и прибывали, пока комнаты в замке Фекана не превратились в склады нарядов для будущих невест.

Матильда, которой следовало бы принимать самое деятельное участие в этих приготовлениях, снова слегла, страдая от головных болей, мешавших ей уснуть. Эмма проводила долгие часы у постели сестры, передавая ей все слухи и сплетни о короле Англии и его дворе, которые ей довелось услышать, хотя у нее и было тяжело на сердце из-за предстоящей разлуки. Матильда, как она полагала, переживала даже больше, так как ей придется расстаться со всем для нее привычным и, хуже того, предстать перед королем, который намного ее старше, иметь дело с английскими придворными — чужаками, разговаривающими на непонятном языке.

вернуться

9

Оффа — король Мерсии и восточной Англии VIII века.