Мраморный рай - Кузнецов Сергей Борисович. Страница 3

Справа от него сидели два его сына, такие же суровые, как отец, – погодки, парни семнадцати и шестнадцати лет. Мать их умерла давно. Поговаривали, погибла, а Джедай не сумел ее спасти; впрочем, доподлинно никто ничего не знал.

По левую руку находился единственный друг и помощник Джедая, имевший незамысловатое русское имя Василий; внешне он выглядел простым, добродушным увальнем, рубахой-парнем. Но впечатление было обманчивым: те, кто Василию переходил дорогу, редко оставались живыми и здоровыми. «Этот мир жесток и страшен. И выжить в нем могут только люди жестокие и страшные». Из присказок Джедая.

Простые караванщики расположились вдоль стены прямо на полу. Тяжелый запах давно не мытых тел висел в воздухе. Сергей обвел ночных визитеров взглядом и задержался на одном: худой, щуплый; черные, грязные, свалявшиеся паклей волосы закрывают лицо. Он сидел на полу, подобрав ноги, в стороне от остальных и только время от времени бросал на окружающих короткие взгляды исподлобья.

Стороны присматривались, примеривались друг к другу, молча оценивали товар. В торгах, как и в любом другом деле, была своя тактика, свои тонкости и хитрости. Фиксированных цен ни на один вид товара установлено не было, их определяли непосредственно в процессе торга. Колония предлагала синтетические продукты и овощи, выращенные в парниковых хозяйствах на обеззараженной почве, которую приносили с поверхности и подвергали очистке в лаборатории. Здесь же были разложены вещи из пошивочной мастерской (материалы для их изготовления стремительно таяли, так что цена росла) и холодное оружие из слесарного. Металла для его производства пока было в достатке, да только не каждый умеет из куска стали выточить мачете.

Караванщики выставили на продажу несколько костюмов химзащиты – не бог весть каких, но по виду еще вполне крепких, чекушки с керосином, огнестрельное оружие и патроны, несколько рулонов хлопчатобумажной ткани (последнее было очень кстати: вещи из пошивочного продавались хорошо). Кроме этого, на столе перед Джедаем маленькой горкой лежало несколько устрашающего вида фигурок из кости какого-то животного. Именно они в первую очередь привлекли внимание Валентина Валентиновича, бывшего полковника внутренних войск, человека, особенно рьяно рвавшегося занять место Верховного… когда оно освободится.

– Что это? – спросил он у Джедая, указывая на фигурки.

– Амулеты, – помолчав, коротко ответил тот.

– Из чего сделаны?

– Из клыка… – Второе слово Сергей не разобрал – что-то связанное с удочкой.

– Действуют?

На этот раз ответа не последовало. Но напористый Валентин Валентинович не отставал:

– Продаете? – И снова молчание. – Если не продаете – зачем выставили?..

Джедай со скучающим видом отвернулся, Василий клевал носом (или делал вид), младший сын Джедая с интересом осматривался: в колонию он попал второй раз в жизни, а в Зал – вообще в первый. Старший же внезапно подался вперед и ткнул пальцем в аккуратно разложенные на небольшом куске ткани кубики коричневого цвета.

– Еда? – спросил он.

Вопрос был, скорее, риторическим: в этой части стола принимающая сторона разложила синтетические продукты, не только обладающие ничтожными вкусовыми качествами, но и весьма вредные для организма. Хотя кто в нашем мире позволит себе рассуждать о вреде пищи? …Нечто, напоминающее хлеб, нечто, напоминающее масло, нечто, напоминающее макароны… Рядом с макаронами лежали кубики, вызвавшие любопытство парня.

Валентин Валентинович повернулся к соседу. Профессор Скрынников, химик, биолог, ученый, одним словом – это с первого взгляда по нему видно, – высокий, с вечно взъерошенной копной седых непослушных волос, в очках с одним треснутым стеклом и дужкой, замотанной в месте слома куском шнурка, мятый, неопрятный и пахнущий не лучше караванщиков (но они-то хоть бродяги, неделями в пути!), с высокомерным выражением наклонил голову и нараспев произнес:

– Еда, мальчик.

– Какая?

Скрынников, держа паузу, ухмыльнулся одними уголками губ, слегка презрительно – дескать, ребенок, что с него возьмешь?.. За мгновение до ответа Сергей пригляделся к кубикам, догадался, что это, и ощутил потрясение. Он не знал, что химики так далеко продвинулись… в отдельных областях. Ему захотелось закрыть ладонями уши, чтобы не слышать, что скажет Скрынников, но он не успел.

– Шоколад, – сказал Скрынников.

Он произнес короткое и страшное слово ровно тем тоном, каким следовало, чтобы на некоторое время заставить всех в Зале замереть.

Конечно, что такое шоколад, знали все. Кое-кто из присутствующих – по рассказам, похожим на волшебные сказки или поэмы; но многие пробовали шоколад, да что там – пробовали… ели его. Было это очень давно, но воспоминания как об одном из самых ярких чудес бережно хранились в памяти людей.

Оба мальчика теперь не мигая глядели на темные кубики. Джедай косился на них; Василий открыл один глаз и уставился им на предмет общего интереса.

Надо отдать старшему сыну Джедая должное: он почти не выдал своих чувств. Только поинтересовался – как можно небрежнее, но ломающийся голосок предательски дрогнул:

– Настоящий?

– Ну что ты! – тут же вступил Аркадий Борисович, бывший банкир, ас торговли, хитрец, изворотливая бестия. – Откуда же тут взяться настоящему шоколаду? Для настоящего нужна Африка, плантации, негры, какао-бобы. А это обман, подделка…

Надеюсь, он знает, что делает, с легким беспокойством подумал Сергей.

– …но по вкусу, – подхватил Скрынников, и Сергей понял, что они заранее распределили роли, предполагая подобную ситуацию, – он очень похож на настоящий. Так похож, что… – И неопределенно покрутил в воздухе рукой.

Парень скривился презрительно и сделал вид, что утратил к товару всякий интерес, но… только слепец не увидел бы, подумал Сергей, как горят глаза парнишки, какие взгляды бросает он украдкой в сторону странного продукта, о котором столько слышал, но никогда не пробовал.

– Что вы хотите за шоколад? – спросил Джедай.

Три головы членов Совета Общины – военного, ученого и банкира – склонились друг к другу.

И в этот момент гудящий негромкими голосами караванщиков воздух зала прорезал новый звук: истерический плач.

Сергей поднялся первым; взгляд его метнулся по караванщикам, сидящим у стены и обеспокоенно зашевелившимся (многие к тому моменту уже дремали), и остановился на маленьком человеке, сидевшем отдельно. С бесконечным удивлением Сергей наконец понял, что это женщина.

Она громко, с подвываниями, рыдала, закрыв лицо руками.

Сергей подался к ней.

– Заткнись! – прикрикнул на нее кто-то из караванщиков и грубо выругался.

Сергей опустился у стены на пол рядом с плачущей. Некоторое время собирался с мыслями, не зная, что сказать, как успокоить. Он вообще давно не видел женских слез, тем более – истерики, и это было так… странно…

– Послушайте… – наконец решился он, – не надо так, ну что ты…

– Отстань! – с неожиданной злобой, сквозь всхлипывания, низким хрипловатым голосом выкрикнула женщина.

Он совсем растерялся.

– Да я помочь хотел… Как-нибудь…

– Отвали, – сказала она глухо. – Тут тебе ничего не обломится.

Несколько караванщиков, прислушивающихся к их разговору, неприятно засмеялись.

– Да мне ничего и не нужно, – сухо сказал Сергей, поднялся и направился к своему месту.

Денис почти всегда спал без сновидений. Исключение составляли редкие тревожные полусны, на волнах которых он качался, порой погружаясь глубоко, порой выныривая к самой поверхности яви. В них были комнаты и бесконечные коридоры с серыми стенами; коридоры не имели ни начала, ни конца, по ним можно было бежать или плестись – но выбраться из них у Дениса никогда не выходило. Комнаты были большими, не в пример их жилому боксу, но мрачными, очертания стен в них скрывались неприятной белесой дымкой. То из одного, то из другого угла комнаты долетали негромкие, но такие страшные звуки, что от них леденела кровь. Вне зависимости от того, находился он в комнате или в коридоре в этом своем сне, мальчика не покидало ощущение опасности, смешанной с тоскливой безнадежностью: где бы ты ни находился, он отыщет тебя. Берегись.