Не обязан жениться - Монро Люси. Страница 19

– Прекрати выражаться, как арабский шейх!

Макс рассмеялся:

– Уверяю, меня вполне устраивает то, что я – гражданин Воларуса.

Она и не сомневалась. Нельзя было сильнее гордиться своим происхождением, чем гордился им наследный принц Воларуса Максим Юркович. Джиллиан тянуло к нему с неодолимой силой – и одновременно хотелось оттолкнуть его.

Она постаралась расслабиться, но мышцы спины и шеи по-прежнему не слушались ее, оставаясь в напряжении.

Макс, прищурившись, посмотрел на нее и настойчиво положил руки ей на плечи. Она почувствовала неловкость, ее вновь обуяло желание бежать, но она подавила его усилием воли.

Он подвинулся ближе. Она бессильно откинулась, не в силах освободиться, как будто ее придавило грузовиком. Ее охватила паника, она часто, тяжело дышала.

Он медленно провел пальцем по ее шее, остановившись там, где в страхе билась жилка, отсчитывая пульс.

– Кажется, ты слишком сильно реагируешь на меня.

– Да. – Она не знала, что с собой делать. Его тело было так близко, что она чувствовала исходивший от него жар. В прошлом этот жар казался возбуждающим и приятным. Часто, лежа с ним ночью, Джиллиан с радостью думала, что его тепло не дало бы ей замерзнуть даже в самые холодные ночи в ее родном доме на Аляске.

Теперь же, чувствуя совсем рядом тепло его тела, она ощущала себя в ловушке. И не могла понять, в чем дело.

Пальцы Макса настойчиво поглаживали ее шею вокруг точки, где по-прежнему лихорадочно колотился пульс.

– Твое тело бежит от моих прикосновений. Тебя тревожит моя близость.

– Не знаю, отчего это, – произнесла Джиллиан. Впрочем, она догадывалась. Его уход стал для нее катастрофой. От него она страдала сильнее, чем от многолетнего родительского безразличия. Ее нынешняя реакция была инстинктивной. Так реагируют на удар животные. Даже если от удара пострадали лишь чувства, даже если он причинил ей боль ненамеренно – все равно теперь ее инстинкты воспринимали его как угрозу.

Джиллиан не знала, сколь глубока ее боль, поскольку не осознавала всей силы своей любви. Но теперь она поняла одно: действительно, для нее любовь отнюдь не всегда несла лишь добро.

И только она сама могла изменить это.

Она полагала, что дело было в Максе. В том, что он отверг ее. Что не любил ее.

Но она могла бороться за него – если хотела, чтобы он остался рядом. А она этого хотела. Но она с ранних лет усвоила: иногда борьба не может привести к победе.

– Я пыталась. Но не смогла.

– Что ты пыталась сделать, myla moja?

Украинские слова, означавшие «моя любимая», тронули ее сердце, несмотря на то что она чувствовала себя не готовой к прикосновению его пальцев.

– Я пыталась заставить родителей любить меня. Быть со мной.

– Даже если я не готов к любви, я хочу быть с тобой. Я хочу тебя. И всегда буду хотеть.

По его лицу она видела, что он обещает искренне. Она не до конца верила в то, что может положиться на его слова, но она так хотела верить в них! Это желание вызывало физическую боль, куда более острую, чем та, что давно притупилась, хотя по-прежнему не оставляла ее.

В темных глазах Макса неожиданно отразилось понимание.

– Ты надеялась, что, если будешь идеальной во всем, они захотят быть рядом с тобой?

– Да. Но получилось наоборот. Они считали, что я отлично обхожусь без них. Даже бабушка и дед не догадывались, как я страдала оттого, что Рича и Анналии нет рядом. Анналия до сих пор приводит меня как пример того, каким удачным может оказаться разумный выбор для всех заинтересованных сторон.

– Она считает, что, отказавшись быть твоей матерью, она поступила лучше для всех.

– По крайней мере, она так говорит.

Макс поймал ее взгляд:

– С ее стороны было бы гуманнее отдать тебя на удочерение.

– Бабушка и слышать об этом не хотела. Она настояла на том, чтобы самой вырастить меня. Они с дедом любят меня, хоть и не зовут меня дочерью.

– Они никогда не отказывались от тебя.

– Как от внучки.

– Но никогда не называли тебя дочерью, хотя именно они растили тебя.

– Они не могли.

– Потому что этим они признали бы, что твой отец, их любимый сын, – совсем не тот человек, каким они его воображали.

Джиллиан поразилась, насколько хорошо он ее понимает. Но тут ей пришло в голову, что в собственной семье Макс столкнулся точно с такой же проблемой.

– Именно так.

– Но ты все равно отличный боец.

– В других вещах. – Она пыталась опустить глаза, но не смогла.

– В важных вещах. – Его голос прозвучал необычно.

– В важных, но не в самых важных. – Джиллиан надеялась, что он поймет разницу.

Он непонимающе нахмурился. Что ж, придется объяснить. Впрочем, теперь она не возражала.

– После того как ты ушел, тогда, утром, я три дня сидела дома и рыдала, совершенно разбитая. – Она все-таки сумела отвести взгляд, не желая смотреть на то, как он воспримет ее признание. – Мне постоянно снились кошмары… я просыпалась от них и понимала, что это – всего лишь воспоминания.

– Но это… – Макс не закончил фразу. Признанный дипломат совершенно не знал, что сказать.

– Да, так ведут себя люди, пережившие тяжелую потерю.

– Но я не умер.

– Но наши отношения умерли. – Она вновь поймала его взгляд. Он должен поверить, что она говорит абсолютную правду. – Я потеряла тебя и не могла надеяться, что ты вернешься.

– И все-таки, узнав о беременности, ты мне не позвонила. – В его глазах отразилось непонимание.

– Я знала, что ты будешь настаивать на браке, и боялась, что не смогу тебе отказать.

– Если ты поступаешь так, как лучше для ребенка, не считаясь с тем, чего это будет тебе стоить, это нельзя назвать слабостью.

– Слабость была в том, что я сама очень хотела выйти за тебя, – тихо призналась Джиллиан. – Но не хотела заманивать тебя в ловушку.

– Я не чувствую себя в ловушке. – Он сглотнул, напряженно глядя на нее. – Я не хотел причинять тебе подобной боли.

– Я верю.

– И все-таки причинил.

– Да.

Но он же не любил ее, так что откуда ему было знать, насколько тяжело ей будет его потерять?

– Я тебя больше никогда не оставлю.

Эти слова прозвучали как клятва. Произнеся их, он надел ей на палец кольцо.

Его слова бальзамом пролились на ее израненное сердце. Она и подумать не могла, что маленькое колечко способно принести ей подобное облегчение.

Что ж, может, она и не сможет собрать из осколков свое разбитое сердце, но теперь оно уже не будет болеть так, как в эти десять недель.

– Я тоже никогда тебя не покину.

– Я знаю, – выдохнул Макс. – Ну, а теперь давай докажем твоему телу, что оно по-прежнему принадлежит мне.

– Ты настоящий собственник.

– Тоже мне новость!

– Для меня – новость, – не согласилась Джиллиан. Пока они встречались, в Максе иногда включались собственнические инстинкты, но настолько безапелляционно они проявились впервые. – Ты – пещерный человек!

Он хищно улыбнулся, в его глазах сверкнуло желание.

– Ты носишь моего ребенка. Это делает меня собственником, включает инстинкты предков.

– Ох! – изумленно выдохнула Джиллиан.

– Между прочим, я читал, что многие беременные хотят секса сильнее, чем раньше.

– Я… – Она сама не знала, что думает по этому поводу. Она всегда хотела его и не чувствовала, что гормоны беременности что-то добавляют к этому желанию.

– Но, насколько я знаю, на отцов это не распространяется. – Теперь в его намерениях сомневаться не приходилось. Макс хотел ее. И это было не просто желание приятно провести время в постели. Макс хотел обладать ею, матерью своего ребенка, во всех смыслах – и в этом тоже.

Поймав его взгляд, Джиллиан вздрогнула.

– Тебе холодно? – промурлыкал он, подвигаясь ближе. – Давай я тебя согрею.

– Мне не хо… – Но он не позволил ей закончить фразу, приникнув к ее губам в поцелуе, жадно требуя ответа. И подчинения.

Ее тело, только что в страхе отталкивавшее его, подчинилось тут же, не раздумывая. Она приникла к нему, ее губы распахнулись, принимая его. И он, подобно своим грубым пещерным предкам, тут же воспользовался ее приглашением. Его язык сплетался с ее, его пальцы поглаживали ее шею, затем спустились к плечам, и, наконец, его ладони обхватили ее груди. Это прикосновение будто пронзило ее жаждущее тело насквозь. Застонав, она теснее прижалась к нему. В ответ он издал торжествующий рык, полный животного экстаза.