Огненное порубежье - Зорин Эдуард Павлович. Страница 93

Мир между Мономаховичами и Ольговичами был скреплен двойным родственным союзом: выпущенный Всеволодом из поруба сын Святославов Глеб женился на Рюриковне, а другой его сын, Мстислав,— на свояченице владимирского князя.

Укрепившись за пределами своего княжества, Всеволод занялся делами внутреннего его устройства.

Уже давно и серьезно волновало его то, что духовная власть в лице епископа Луки, как и прежде, оставалась в Ростове. И он не мог успокоиться, не свер шив задуманного еще братом его Андреем Боголюбским.

Предстояла долгая и трудная поездка в бывшую столицу княжества, которую он так не любил. Но дело, однажды начатое, требовало завершения, и Всеволод не стал его откладывать.

Зимним путем, с небольшой дружиной, оставив во Владимире княгиню, отправился он на север. В тот год повсюду стояли большие морозы и глубокие снега.

Не доезжая Москвы, княжеский обоз был задержан сильным снегопадом и разыгравшейся после него метелью. Кони, надрываясь, вытаскивали из сугробов возки, снег залеплял глаза и уши, вокруг висела непроницаемая мгла, и Всеволод, подозвав Ратьшича, стал советоваться с ним, что делать дальше. Ратьшич настаивал на том, чтобы переждать непогоду, Всеволоду не терпелось поскорее попасть в Москву.

— Дороги перемело, князь,— сказал Ратьшич, закрывая лицо от ветра рукавицей.—Такого снегопада я еще отродясь не видывал. Что, как собьемся с пути? На обратный след не выйдем, того и гляди, заплутаем в лесу.

— А провожатые на что?

— Мужики и сами всполошились.

— Чай, уж заплутали?

— Все может быть.

— Велю гнать мужиков. В своей-то округе им хоть глаза завяжи...

Всеволод нервничал. Бледное лицо его со смерзшимися снежинками в бороде было взволновано. Он откинул пошире полсть и вышел из возка. Ледяной ветер сорвал с него шапку, он едва успел поймать ее на лету. Кузьма тоже соскочил с коня и встал рядом с князем по пояс в сугробе. Впереди слышались крики и отчаянная ругань.

В снегу замаячили темные фигуры. Шли трое, сгибаясь под ветром и придерживая руками распахивающиеся полы шуб.

— Должно, возницы,— сказал Ратьшич.

Всеволод всматривался в приближающихся людей. По обличью они не походили на возниц, а другому некому было быть в голове обоза. На переднем, том что погрузнее и пошире в плечах, была дорогая шапка из лисьего меха. Полы шубы оттопыривал длинный меч.

Кузьма шагнул вперед, властным жестом остановил людей:

— Кто такие? Почто оставили возы?

Шедший с краю низенький мужичонка, весь залепленный снегом, сорвал с головы треух.

— Да вот,— сказал он, заикаясь,— наткнулись на людишек. Возы у них застряли в лесу. Сказывают, купцы.

Всеволод разглядывал кряжистого мужика. Лицо его показалось ему знакомым.

— Как зовут? — резко спросил он.

— Яруном кличут,— не опуская глаз, спокойно ответил мужик.

— Ишь ты,— вспомнил Всеволод, раздвигая губы в улыбке.— Бывал и ране во Владимире?

— Доводилось,— сказал купец.— И с тобой беседовал, княже, как отправлялся к булгарам.

— К Дышучему морю ходил?

— Хаживал... Да ты-то отколь про то ведаешь, князь? — удивился Ярун.

Всеволод улыбнулся:

— Устюжский воевода доносил. А это кто с тобой?— повернулся он к его соседу.

— Зоря я,— склонился тот,— дружинник князя Юрия.

— Да тебя-то откуда бог принес? — изумился князь.

— Пристал я в Тмутаракани к картлийскому купцу Дато. Вместе дошли до Киева. А в Киеве встретили Яруна...

— Почто ж бросил ты своего князя? — нахмурился Всеволод.— Донесли мне, будто подался Юрий в Царьград, а с ним дружина.

Зоря наморщил лоб.

— Не гоже русскому человеку жить на чужбине,— смущенно проговорил он.— Уж и в половецких вежах чуть не помер я от тоски, а как увидел море, да как подумал, что обратно его уже не переплыть, так и вовсе покой потерял. Женка у меня осталась в деревне...

— Не вини его, князь,— вступился за своего попутчика Ярун.

— А где же ваш картлиец? — оборвал его Всеволод.

— Замерз дюже. С возами остался.

— Ну-ка, ведите меня к нему,— приказал князь. «Вот порадую я Марию»,— подумал он, садясь на подведенного Кузьмой коня.

Ветер бросал в лицо колючий снег. Деревья скрипели и раскачивались. Конь под князем хрипел и закидывал на сторону морду.

В голове обоза, чуть в стороне, под сникшей от налипшего на ветви снега сосной горел костер. У костра на обрубке дерева сидел человек, протягивая к огню озябшие руки.

Услышав храп коня, человек пошевелился, обернулся, и Всеволод увидел устремленные на него поверх воротника внимательные темные глаза.

Опережая князя, Ратьшич ловко выпрыгнул из седла, торопливо приблизился к незнакомому и тронул его за плечо.

Человек вздрогнул, удивленно посмотрел на Ратьшича и встал. Всеволод спрыгнул с коня у самого костра, бросил Кузьме поводья. Темные глаза купца блеснули так знакомо, что у Всеволода вдруг защемило сердце: у Марии были такие же глаза, с лукавинкой, такое же тепло струилось из них, когда она, выбежав на крыльцо, провожала князя в дальнюю дорогу. Он еще долго вспоминал этот взгляд и думал потом, что зря не взял Марию с собой в Ростов — в пути она не была бы ему обузой, и он не чувствовал бы себя сейчас так одиноко.

Дато приложил руку к груди и склонился перед Всеволодом. Внимательно разглядывая гостя, князь сказал:

— Какие пути привели тебя в наши края, купец?

— Шел я в Киев,— ответил Дато,— но в Киеве встретил своих собратьев. Как торговать купцу, если товар его не в ходу? Попались мне добрые люди, пригласили с собой во Владимир. Тебя нахваливали, говорили, во Владимире мне будут рады.

— Попутчики твои правду сказали,— кивнул головой Всеволод.— Но еще больше меня обрадуется тебе наша княгиня.

Дато улыбнулся:

— Слышал я, будто она родственница князя нашего Сослана? Верно ли это?

— Верно, купец,— сказал Всеволод,— и потому ты — мой гость.

— Спасибо тебе, княже, за приглашение,— обрадовавшись, поклонился ему Дато.

Всеволод порывисто обнял картлийца.

— До Владимира тебе нынче добраться не просто,— сказал он.— Можешь ехать со мной в Ростов.

— Смею ли отказаться? — растроганно улыбнулся Дато.— О Ростове я тоже наслышан. А в княжеском обозе путешествовать надежнее.

— Пойдем к моему костру,— предложил Всеволод,— Люблю я послушать бывалых людей. А ты, чай, много чего повидал?..

Подошли Ярун с Зорей, услышали последние Всеволодовы слова.

— Так, может, и меня возьмешь с собой, княже?— стал напрашиваться Ярун.— И мне есть что порассказать...

— Не хвастаешь?

— Вот те крест,— подстраиваясь под шутливый тон Всеволода, оказал Ярун.

— Ну, коли так, делать нечего. Ступай и ты со мной в Ростов.

Он повернулся к Зоре:

— Нешто и тебя взять?

— Не,— смущенно сказал Зоря.— Мне в Ростов не по дороге. Благодарствую на добром слове, княже. Но путь мне нынче один выпал — в родную деревню.

— Ишь ты,— быстро взглянул на него Всеволод,— Да ты не из робких.

— Чай, ведомо: мы володимирские...

— Хорош,— засмеялся Всеволод.— Ну а коли так, вот тебе мое слово: наскучит дома — приходи ко мне. Возьму в свою дружину.

Зоря, как стоял, так и бухнулся ему в ноги:

— Как благодарить тебя, княже?

— Вот придешь, так и отблагодаришь верной службой. Смелые люди мне нужны.

— Вовеки должник твой буду.

— С богом.

Зоря попятился и скрылся в снегу...

2

Когда епископу Луке сообщили, что в Ростов прибыл Всеволод и уже сидит в трапезной, он побледнел и велел всем выйти. Приезда князя Лука не ждал.

Раньше, бывало, впереди Юрия или Андрея скакали биричи, бояре загодя собирались на совет, думали-гадали, какой устроить прием. К городским воротам выходил епископ с клиром, на улицах толпились празднично разодетые горожане, за два дня до приезда кня-зя все готовилось к пиру: сокалчие варили уху, жарили лебедей и уток, подрумянивали на вертелах лосиные туши, медовары свозили на княжеский и епископский дворы брагу и меды.