Лекарство от снов - Стрелковская Алина Дмитриевна. Страница 2
Чувствуя поднявшееся с новой силой нервное напряжение и готовность суицидальных мыслей снова ее мучить, ведьмочка судорожно сжала зубы, поднялась на ноги и, огибая затухающие кострища, направилась к пегому коню, что мирно щипал травку на непострадавшей от огня стороне поляны.
Огонь был любимой стихией Сангриты. Она давалась ей охотней других и приносила больше всего удовлетворения. Не мудрено, что, стараясь защититься от посягательств на свою честь, она инстинктивно использовала именно огонь. Правда, на этот раз он не сильно ей помог. Она не удержала Поток, и он захлестнул ее с головой.
Девушка оглядела наполовину сгоревшую поляну и глубоко вздохнула. Спасать было уже нечего. Пока она общалась со своим маньяком, магия выжгла все, на что ее хватило. Сейчас же остались лишь маленькие костры, тушить которые было бессмысленно. Все равно скоро, как только остатки высвобожденной силы выдохнутся, они погаснут сами. Да и не может она ничего сделать: волшебство с этого момента для нее под большим вопросом.
Сангрита подозвала коня, кое-как взгромоздилась в седло и, подарив выжженной поляне еще один грустный взгляд, направилась в сторону ближайшего населенного пункта, снедаемая горечью и бессильным сожалением о том, что эльфу, на его счастье, Поток ничего не сделал.
«Опять! Опять этот кошмарный сон! Ну сколько можно уже! О, если бог существует, то он явно грешник похуже меня!» — примерно такие мысли одолевали Шута последние несколько часов, то бишь с того момента, как давний кошмар в очередной раз заставил его проснуться среди ночи в холодном поту.
И после этого еще говорят, что время лечит, а прошлое не вернуть! Черта с два! Забудешь тут, когда чуть ли не каждую ночь видишь события столетней давности, ни на секунду не относящиеся к приятным воспоминаниям. В последнее время этот адский сон стал напоминать о себе с просто-таки пугающей частотой. Порой измученный эльф даже специально не спал по нескольку суток, чтобы только не видеть то, что и так слишком прочно засело в памяти.
Дефект, просто-таки волшебно непослушный и самонадеянный конь, воспользовался временной апатией хозяина и, с твердым намерением достичь цели, не дав ему опомниться, кинулся в сторону ближайшей деревни, не заостряя внимания на том, что несется к ней по непролазным зарослям. Его инстинкты вполне можно было понять, ведь хозяин, пребывая после своих остросюжетных сновидений на грани истерики, повел себя соответственно состоянию и рванул из Лесного города в неизвестном направлении. Приключений, вестимо, искать среди ночи. Некомфортно ему, видите ли, стало в родовом поместье, обязательно нужно нестись черт знает куда, черт знает зачем!
Сам же лорд Демолир, бывший придворный шут, а так же последний представитель одного из древнейших эльфийских семейств, давно уже перестал искать объяснение своему неадекватному поведению и просто шел на поводу эмоций и желаний. Благо, он мог себе это позволить. Он жил на свете чуть больше трех веков, имел кучу денег, громкую фамилию, славу гениального виолончелиста и внушал боязливое уважение каждому, кто его видел. Он объехал, кажется, весь свет и видел столько самых разнообразных личностей и явлений, что спокойная размеренная жизнь лишь навевала скуку. Эта скука, вкупе с одиночеством, присутствовала в его жизни вот уже лет шестьдесят и стала настолько привычной и естественной, что самостоятельно разобраться в собственных чувствах и понять, что же ему все-таки от жизни нужно, уже не представлялось возможным. Единственное, что он знал наверняка, было то, что останься в живых его жена и дети, все было бы гораздо проще. По крайней мере, у него был бы хоть кто-то, ради кого стоит жить. А время все-таки не лечит. Сто лет прошло, а он до сих пор видит во сне, как голодный волк-оборотень убивает его семью, вновь чувствует, как звериные зубы впиваются в него самого, делая отныне таким же неприкаянным изгоем, вынужденным каждое полнолуние превращаться в животное.
Помнится, сразу после похорон, в попытке убежать от воспоминаний, он уехал на продолжительные гастроли, с которых так, в общем-то, и не вернулся. С тех пор Шут почти не жил в своем поместье, лишь изредка приезжал на месяц-другой, когда дорога заводила его в Лесной Город. В этот раз находиться дома оказалось особенно мучительно, и уже через неделю лорд Демолир вновь исчез в неизвестном направлении, а на пустынном ночном тракте появился Шут — одинокий бродячий музыкант с туманным прошлым.
— Интересно, есть ли в Королевстве хоть одно такое же невменяемое животное как ты? — умиленно проворчал эльф, осознав, что давно находится в какой-то глуши, и потянул носом воздух. Радовало одно: хоть Дефект и завез его в непролазные кущи, тонкое волчье обоняние подсказывало, что где-то совсем рядом живут люди, так что долго искать цивилизацию не придется. Впрочем, угольно-черный жеребец с выбеленными, по приказу хозяина, гривой и хвостом, всегда был исключительно умным животным. Наверное, поэтому Шута и не раздражали его бесконечные чудачества.
Маленькая человеческая деревушка показалась где-то через час. Состояла она из двух коротких улиц, пустыря с общим колодцем посередине и обветшалого постоялого двора. Судя по внешнему виду, большую часть доходов хозяин делал на продаже самопального эля местным мужикам, но никак не на предоставлении крова путешественникам. Впрочем, это мелкое поселение, расположившееся в стороне от главной дороги, явно не тянуло на торгово-культурный центр и вряд ли так уж часто посещалось путниками.
Понаблюдав какое-то время, как конюх сражается с нежелающим ему подчиняться Дефектом, Шут мысленно отметил, что руки у всех представителей человеческой расы растут не оттуда, откуда надо, а все прекрасное, что на свете есть — заслуга эльфов, и направился ко входу в гостиницу. Поединок конюх-Дефект он видел уже много раз с самыми разными участниками со стороны конюха, но сюжет всегда был один и тот же: конь упрямится, пока изможденный слуга не падает на землю, а потом смирненько, без посторонней помощи заходит в стойло.
«Мать честная!» — мысленно ужаснулся эльф, узрев обеденный зал своего временного пристанища. Безусловно, ему всякое приходилось видеть, но убогость этого помещения даже его не могла оставить равнодушным. В голове зародилась будоражащая мысль о том, что неплохо бы убраться отсюда и остановиться в более приличном месте, но на поиски этого приличного места сил уже не оставалось. Последние трое суток он, по уже понятным причинам, спал урывками и отчетливо понимал, что больше не в состоянии проехать ни версты.
Собрав все мужество, лорд Демолир вошел в зал и чуть не споткнулся на ровном месте: дрожащий свет одной из немногочисленных свечей тускло освещал изящную фигурку девушки, сидящей за столиком и ее, хорошо ему запомнившуюся, огненно-рыжую шевелюру. Волк где-то внутри музыканта яростно зарычал, как если бы девушка подошла и сунула ему в морду горящий факел. Животные вообще огонь не любят, оборотней же он и вовсе сводит с ума. Волчья ярость стала потихоньку передаваться и Шуту, но в этот момент в голове мелькнула по-эльфийски беспечная мысль о том, что такими рыжими, наверное, бывают только ведьмы, и душевное равновесие вновь пришло в норму.
Помнится, после кратковременного общения с этой девицей, эльф всерьез задумался о том, что за пятиминутное удовольствие, которое она ему доставила, он вполне мог заплатить жизнью или, что тоже не радует, серьезными ожогами, с которыми не справились бы даже повышенные регенерационные способности оборотня. Но все же ему повезло. С тех пор как голодный волк сделал его вдовцом, ему всегда везло. Может, так в его случае проявлялось жизненное равновесие, а может, дело было в том, что жизнь потеряла для него свое значение, и через все ее испытания он проходил скорее по привычке, не отмечая их как что-то важное. Блаженных, как известно, боги оберегают.
Вот и в последний раз опасность прошла мимо. То ли ведьмочка еще никогда не убивала и не пыталась намеренно причинить физическую боль, то ли просто была посредственным магом. В силу своей категоричности и абсолютного нежелания судить о людях непредвзято, Шут больше склонялся ко второму варианту. Сомнительно, чтобы в столь юном возрасте можно было представлять собой что-то существенное, да и как, живя в столь жестоком мире, не пропитаться этой жестокостью до мозга костей?