Лекарство от снов - Стрелковская Алина Дмитриевна. Страница 8

— Знаешь, я долго думал о том, что ставить дальше… И сейчас пришел к выводу, что нужно подобрать пьесу, в которой можно было бы дать тебе главную роль, — неожиданно заявил Фарине и выжидательно уставился на Сангриту, пытаясь предугадать ее реакцию.

— Главную? — ошалела девушка от открывшейся перспективы. Работать в театре всего-то чуть больше полугода и так высоко подняться! — Это… это просто замечательно!

— Ты согласна? Чудесно, — удовлетворенно хлопнул в ладоши режиссер и приземлился в соседнее кресло, явно настроенный на долгий и серьезный разговор. — Кстати говоря, маэстро Леттер не так давно подсунул мне свою новую оперу. И он настоятельно меня просил отдать главную героиню тебе. Я по началу отнесся к его просьбе скептически… но теперь склонен с ним согласится, тебе вполне по силам сыграть революционерку.

— Мэтр Фарине, да вы с ума сошли! Это новое творение Леттера фурор, бесспорно, произведет, но положительную оценку сможет получить разве что в Лохбурге, — праведно возмутилась девушка, не понаслышке знавшая о последней опере своего друга-композитора. В плане сочинения музыки Филипп был безмерно талантлив, театры охотно заказывали у него оперы, балеты и мюзиклы… Но если он брался делать что-то на собственный сюжет, даже краткое содержание внушало ужас. На этот раз маэстро вдохновила история неудачной, так называемой «Грязной», революции, произошедшей пару веков назад. Грязной ее назвали потому, что бунтовала, по большей части, нечисть, которой в то время было значительно больше, чем сейчас. Убив тогдашнего короля, повстанцам удалось захватить дворец, но среди них нашелся предатель, так что уже на следующий день их верхушку арестовали, а трон занял законный наследник. Само собой, после этой эпопеи нечисть стали уничтожать еще интенсивнее, чем раньше и нигде им особенно не сочувствовали. Нигде, кроме Лохбурга, города — рассадника анархии и беззакония, где каждый третий был не в ладах с законом. Эта ситуация сохранялась до сих пор, поэтому в успехе оперы Сангрита очень сомневалась, хотя по просьбе друга и сама приложила руку к ее написанию.

— А, так он тебе уже показывал “Грязную революцию”? — как-то даже разочарованно поинтересовался режиссер: сюрприза не получилось.

— Еще бы, я сама писала к ней либретто! И, наверное, зря, — проворчала девушка, у которой так и не укладывалось в голове, что ЭТО можно ставить в Столице.

— Ну, тогда все ясно. А я еще удивлялся, как это Леттер умудрился написать приличные стихи! — хмыкнул вновь повеселевший собеседник.

— Мэтр, скажите, что насчет “Революции” вы пошутили! Критики не примут этот ужас!

— Юная госпожа Фламмен, а вам не кажется, что мне, с высоты моих преклонных лет и богатого опыта работы в театре, лучше знать, что можно ставить, а что — нет?! — возмутился Фарине, как всегда переходя на “вы”, когда актеры начинали ему перечить. — Мы живем в цивилизованном мире, где нечисти на сегодняшний день очень мало. А та, что осталась, как вы совершенно верно заметили, проживает в Лохбурге. Но этот город и частью Королевства в полной мере-то назвать нельзя. Этот мегаполис давно уже живет самостоятельной жизнью. Так что “Грязную революцию” мы все-таки поставим. Критики, конечно, могут взбунтоваться, но народ, тем не менее, валом повалит в театр: слишком уж это оригинально и необычно, чтобы пропустить такое зрелище.

— А подборка актеров? Положим, революционерку-предводительницу я действительно смогу сыграть, но где мы будем искать наследного принца? Вы забыли, какую сложную партию для него написал Леттер? Из труппы мало кто сможет спеть ее, выразив все нужные эмоции, а те, кто сможет, не подходят по внешности, их даже грим никакой не спасет, — продолжала гнуть свою линию девушка, в тайне надеясь, что идея с постановкой потерпит сокрушительное фиаско и Фарине возьмется за что-нибудь другое. Конечно, гораздо проще было бы просто отказаться от роли, но делать этого очень не хотелось. Во-первых, главные роли предлагают не каждый день. Во-вторых, Леттер, узнав о ее отказе, смертельно обидится. В процессе написания оперы ему почему-то показалось, что Сангрита просто создана для роли предводительницы и категорически настаивал на том, чтобы ее играла именно она.

— Ну, не такая уж непреодолимая это проблема. Дадим в газеты объявление о поисках актера с нужными данными. Все-таки, это лучший музтеатр Столицы: желающих здесь играть можно лопатой грести. Хотя… — мэтр на секунду задумался и нерешительно выдал: — есть у меня еще одна идея. Может, подключить к работе над “Революцией” нашего хозяина, лорда Демолира? Я слышал, поет он не хуже, чем играет на виолончели. И внешность вполне подходящая. Только нужно будет спрятать его уши: все-таки принц был человеком, а не эльфом. Думаю, маэстро бы согласился.

“О, нет! Нет, нет, нет! Свет клином, что ли, сошелся на этом Демолире?! Чтоб я, вдобавок ко всему, еще играла с ним на одной сцене и распевала дуэтом! Хватит того, что мы и так работаем в одном театре!” — мысленно ужаснулась Сангрита и одарила Фарине хмурым взглядом.

— Зато я не соглашусь.

— Но почему? — удивился Фарине. — В высшей степени глупо не воспользоваться такой возможностью! Иметь под боком замечательного актера и не задействовать его? К тому же, его имя известно в Королевстве даже ребенку и сделает проекту дополнительную рекламу.

— Послушайте, мэтр, вы, без всяких сомнений, правы. И, тем не менее, я против. Никаких Демолиров в нашей опере! В конце концов, имею я, как соавтор, право на капризы?

— С такими капризами мы в жизни ничего не поставим! — гневно сверкнул глазами режиссер. — Я вполне понимаю, что маэстро может тебе не слишком нравиться: о нем вообще в театре спорное мнение. Он субъект очень капризный, обидчивый и с большой придурью. Но для его расы это вовсе не странно, и если мы каждого актера будем отбирать по моральным качествам…

— А, по-моему, его придурь больше напоминает хронический идиотизм. И перестаньте меня уговаривать. Может я и чересчур пристрастна, но работать с ним все равно не стану. Или мы ставим “Революцию” без Демолира, или мы ее не ставим вообще, — холодно ответила девушка, не сомневаясь, впрочем, что Фарине уступит.

И Фарине уступил. Демолир Демолиром, но если он откажет Сангрите, он обидит перспективную актрису, талантливого композитора, а также обожающую свою внучку Маргу, которая тоже занимала в театре далеко не последнее место. А трое обиженных в одном творческом коллективе — это концу света подобно.

— Это новое творение Леттера фурор, бесспорно, произведет, но положительную оценку сможет получить разве что в Лохбурге, — Шут дословно процитировал Сангриту, смакуя каждое слово и любуясь вытянувшимися физиономиями ведьмочки и мэтра Фарине. Так вам и надо, господа заговорщики! Инициатива — это, конечно, хорошо, но и совесть терять не стоит. Мнение главы театра тоже нужно брать в расчет и, уж тем более, не сплетничать за глаза о его “хроническом идиотизме”!

Нет, эта спевшаяся парочка по всем правилам известила его, как хозяина и спонсора, о своей задумке поставить новую оперу маэстро Леттера и даже подсунула материал для ознакомления. Но выглядело это, все же, очень самоуверенно. Само собой, у Фарине нельзя отбирать право голоса в выборе репертуара. Он проработал в театре всю жизнь и как никто знал предпочтения публики. Но и себя лорд Демолир сбрасывать со счетов не позволял. Все-таки, он сюда пришел не банально зарабатывать деньги. Их у него и так хоть отбавляй: десяток театров спонсировать можно. Ему просто хотелось отвлечься от опротивевшей жизненной серости, заняться интересным делом, внести, что ли, в свои будни что-то новое. Он долго не мог решить, куда же именно себя деть и, когда услышал, что столичный музтеатр продается, решил, что это не что иное как его судьба и спасение. Покупка театра, как впоследствии оказалось, была верным шагом. За те два месяца, что он тут находился, кошмары почти прекратили свои еженощные атаки, а сам музыкант с удивлением обнаружил в себе еще действующую способность радоваться жизни.