Эффект недостигнутой цели - Коган Татьяна Васильевна. Страница 4

Бажин закрыл глаза, стараясь успокоиться и замедлить сердцебиение. Он расслабил каждую мышцу, представляя, как тело наливается тяжестью и его затягивает в темный медлительный водоворот. Все глубже и глубже, на самое дно, где нет ни света, ни звука, ни запаха. Плавное течение уносит все мысли, оставляя блаженную пустоту, где…

– … Нельзя выходить за черту! Слышишь, мелкий ублюдок?! Ты забыл? Забыл, что тебе велели? – разрывающий перепонки крик вибрирует над самым ухом и становится все громче и громче. И тот, кому принадлежит этот хриплый, полный ненависти голос, вдруг возникает из темноты, подобно злому гиганту из детской сказки. Он все ближе и ближе; в его черных глазах плещется безумие.

– Ты сам вынуждаешь меня на крайние меры! – Здоровенный кулак, как в замедленной съемке, взмывает в воздух, замирает в самой высокой точке и вдруг начинает стремительно опускаться.

Душераздирающий крик вырвал Руслана из полусна, заставив подпрыгнуть на постели. Он резко сел, соображая, что к чему, и бросился к окну. Крик донесся с улицы, но, как Бажин ни вглядывался, никого не увидел. Только лужи на разбитом асфальте поблескивали под звездами – к ночи тучи разошлись, открыв черный, испещренный огнями небосвод. Несколько секунд Руслан раздумывал, затем наспех оделся и вышел из дома.

Влажная прохлада облепила лицо. Он поморгал, окончательно проснувшись. Прошагал по тротуару до угла, постоял, прислушиваясь. Никаких звуков и голосов. Тихо. Бажин развернулся и побрел обратно.

– Ты что-то рано, – одобрительно хмыкнул Иваныч. – Посиди пока или поразминайся. Полчаса еще. Мне с мелкотой закончить надо.

Саша кивнула и уселась на лавку у стены. Достала из сумки кроссовки, переобулась.

В зале было шумно. Тренировка у малышей шла полным ходом. Одни спарринговались, вторые выполняли общефизическую подготовку, третьи отрабатывали приемы у груши. Сашке нравилось приходить пораньше, чтобы понаблюдать за священнодействием. Она когда-то тоже пришла к Иванычу десятилетней пигалицей, не с просьбой даже – с требованием сделать ее сильной и смелой. Тренер тогда усмехнулся, спросил, для чего ей понадобилась сила. Саша тут же выложила:

– Чтобы пацанов в классе бить. Надоели.

– Сурово, – подавил улыбку Иваныч. – Спортивную одежду с собой взяла? Раз ты такая боевая, вон, раздевалка.

Боевая-то боевая, но ох и сложно ей пришлось в первый год. Не бросила только из упрямства. Что она, хуже остальных? Они тоже устают и не жалуются. Делать скидку на то, что она единственная девочка в секции по боксу, ей даже в голову не приходило. Помогло еще и то, что мать сильно протестовала, не хотела, чтобы дочка занималась «этим жестоким, мужским спортом». Саша не могла пойти у нее на поводу. Она принимала свои собственные решения и несла за них ответственность. А мама… Слишком разные они с мамой…

На второй год стало заметно легче. Регулярные занятия наконец возымели эффект. Саша с легкостью отжималась по сто раз за один подход, набирала по сотне подтягиваний за тренировку и бегала по десять километров. Она ни в чем не уступала мальчишкам-сверстникам, а те, сперва воспринимавшие ее с известной долей сарказма, постепенно зауважали и приняли в компанию.

Позднее в секцию пришли и другие девчонки, но частью настоящего, сплоченного коллектива они так и не стали. Сашу это радовало. Для нее спортзал стал вторым домом. А может быть, даже первым. Здесь ее понимали, разделяли ее интересы и не учили жизни. Тренировки делали Сашу сильнее. А дом – где мама, завтраки и теплая постель – ослаблял.

Отца Саша никогда не знала. Мать говорила, что он был военным и погиб, отважно защищая родину, когда дочка была еще совсем крошечной. По малолетству Саша верила, а потом поняла – ложь все это. Мама нагуляла ее с одним из многочисленных кавалеров, которые в изобилии появляются на побережье в летний сезон. Ухажер уехал, а живот остался. На аборт мать не решилась – пришлось рожать. А для ребенка выдумала сказочку про военного…

Саша маму не осуждала. Но предпочла бы, чтобы та не юлила, а говорила правду. Что сложного в честности? Почему для большинства людей не врать – задача непосильная? Такое впечатление, что весь этот огромный, невероятный мир держится на одной лжи. Тронь его, копни поглубже – и он рухнет, как лишенный фундамента соломенный домик. Только пыль по ветру полетит.

В спортзале врать невозможно. Если ты ленишься, щадишь себя, то разоблачение не заставит ждать. Ты сам себя выдашь. Вернее, твоя слабость. Сашке не очень везло в ее недолгой пока еще жизни. Но то, что восемь лет назад она сообразила прийти в этот зал, к Иванычу, считала настоящей удачей. Бог с тем, что отца у нее нет. Зато есть тренер.

Борис Иванович Сомов был местной легендой. Сашка знала историю его успеха назубок. Среди ночи разбуди – расскажет с выражением, без запинки.

Он родился и вырос в этом городе. В возрасте тринадцати лет родители увезли его в Москву. Там-то он и увлекся боксом. Вскоре уже успешно выступал среди юниоров, а в 1988-м на Олимпийских играх в Сеуле дошел до полуфинала. Затем два года подряд становился чемпионом Европы. После чего, одержав на любительском ринге 220 побед в 230 поединках, перешел в профессионалы. В своем дебютном профессиональном бою Борис победил техническим нокаутом во втором раунде не имевшего поражений Винсента Брауна. За полгода он провел десять боев, во всех одержав победы нокаутом, за что получил прозвище Apocalypse – Апокалипсис.

В одиннадцатом по счету профессиональном поединке он встретился с опытным Артом Джиммерсоном, имевшим на тот момент на своем счету сорок три выхода на профессиональный ринг.

С первых же минут Апокалипсис атаковал противника разнообразными ударными сериями. Во втором раунде Джиммерсон активизировался и пару раз удачно ударил соперника справа, но не смог уйти от очередной длинной атаки Бориса. Два правых кросса и три акцентированных удара слева отправили чемпиона в нокдаун. Джиммерсон поднялся на счет семь, но сопротивлялся вяло и вновь пропустил мощную серию ударов. Рефери остановил поединок, зафиксировав победу Бориса техническим нокаутом.

Карьера шла в гору, и в 1998 году в Америке планировался бой Сомова за звание чемпиона мира. Апокалипсис был в отличной форме, и мало кто сомневался в его победе. Но неожиданно, за неделю до намеченного события, он отказался от участия и ушел в подполье.

Что тогда случилось, никому не известно. В прессе бродили слухи, но внятной версии никто так и не озвучил. В расцвете своей карьеры Иваныч все бросил, отказался от перспектив и вернулся на малую родину. Устроился учителем физкультуры в школу, открыл секцию экстремального бокса. Занятия проводил для всех возрастов: и для детей, и для подростков, и для взрослых. Тренировал не для соревнований. Главной задачей ставил крепкую физическую форму и умение постоять за себя.

Крутой характер тренера выдерживали не все, он и прикрикнуть мог, и по шее дать, если кто-то из старших борзел. С малышней он, конечно, деликатничал, и те его обожали. А со взрослыми ребятами не церемонился, хотя без причины никогда не ругал.

– Санек, здорово! – Широкоплечий парень тряхнул рыжей шевелюрой и остановился рядом.

– Привет, Мэджик, – откликнулась Саша. – Что, рука зажила?

На прошлой неделе Артем ушиб запястье, и даже грозный Иваныч разрешил ему пропустить пару тренировок. Мэджик на такую «доброту» не повелся, угадал, что это проверка. От щедрого предложения отказался. «Вот и правильно, – похвалил его тренер. – Вышли из строя руки – переключи внимание на ноги».

– Да нормально все. – Мэджик уселся рядом, достал из кармана эластичный бинт и принялся перевязывать запястье. – Про Артурчика слышала?

– Конечно.

Они многозначительно переглянулись и замолчали.

Во взрослую группу Саша перешла два года назад, когда ей исполнилось шестнадцать. Иваныч сделал для нее исключение. Несмотря на то что занимались здесь в основном парни от восемнадцати и старше, вписалась она хорошо. Половину ребят знала давно – вместе занимались сперва в детской, затем в подростковой группе. А со второй половиной познакомилась по ходу тренировочного процесса.