Чжуан-цзы (перевод В.В. Малявина) - Чжуан-цзы. Страница 20

Ну как тут не подивиться? Но разве дано тебе и мне познать искусство Хаоса?

Цзянлюй Мянь повстречал Цзи Чэ и сказал ему: «Правитель Лу просил меня дать ему наставление. Я отказывался, но безуспешно, так что пришлось мне дать ему совет. Не знаю, попал ли я в цель. Прошу вас оценить мои слова, а сказал я лускому царю вот что: «Нужно следовать за почтительными и бережливыми, выдвигать справедливых и преданных, отвергать корыстолюбивых и льстивых. Тогда в народе никто не посмеет нарушить порядок»».

Цзи Чэ рассмеялся и сказал: «Вы, уважаемый, с вашими увещеваниями перед царем — все равно что богомол, преграждающий путь повозке: разве сможете вы добиться желаемого? Ваши советы только навлекут на государя беду, ведь башни его дворца заполнены сокровищами, и, куда бы он ни направился, за ним всюду следует толпа».

Цзянлюй Мянь задрожал от страха и сказал: «Мне, уважаемый, слова ваши непонятны. Прошу вас, учитель, пояснить их смысл».

— Когда великий мудрец правит Поднебесной, — ответил Цзи Чэ, — он воодушевляет сердца людей, желая, чтобы они обратились к просвещению и исправили свои обычаи, подавили свои разбойничьи помыслы и прониклись возвышенными устремлениями, словно такова их природа и они сами не знают, почему они таковы. Такого человека следовало бы считать старшим братом Яо и Шуня. Сколь велик, сколь беспределен он! Он хочет соединиться с полнотой жизни в себе и вовек пребывать в ней сердцем!

Чжун Ман отправился к Восточной Пучине и там встретил Юань Фэна.

Юань Фэн спросил:

— Куда вы направляетесь?

— Я лечу к Восточной Пучине.

— Для чего?

— Хочу там погулять. Ведь Великий Океан не переполняется, сколько бы в него ни вливалось, и не мелеет, сколько бы из него не вытекало.

— Не уделите ли вы внимание нам, «людям с глазами, посаженными вдоль»? Хотелось бы услышать о мудром правлении.

— При мудром правлении служилые люди воздают каждому должное, выдвигают каждого, не упуская его способностей, видят все с одного взгляда, так что все дела сами собой делаются, все слова сами собой произносятся, а Поднебесная благоденствует. Достаточно одного взмаха руки — и люди стекаются со всех сторон. Вот что такое мудрое правление.

— Позвольте спросить: что такое человек жизненной силы?

— Человек жизненной силы в покое не думает, в движении не размышляет, не следует мнениям об «истинном» и «ложном», «красивом» и «уродливом». Он находит радость в том, что приносит пользу всем. Он обретает покой в том, что приносит удовольствие всем. Не будь его — и народ растеряется, как ребенок, потерявший мать, или путник, сбившийся с дороги. Всякого добра у него будет в избытке, а откуда — неведомо; еды и питья будет вдоволь, а от кого — неизвестно. Таким выглядит человек жизненной силы.

— Хотелось бы услышать о человеке духовном.

— Человек духовный мчится с лучом света и исчезает вместе с вещами.

Это называется «осветить беспредельное». Он до конца претворяет свою судьбу и исчерпывает свои чувства, радуется Небу и Земле и возвращается к сущности всех вещей. Это называется «первозданным хаосом».

Любящий сын не льстит своим родителям, а преданный подданный не обманывает своего государя. Таковы достоинства сына и подданного. Если же соглашаться с каждым словом родителей и одобрять любой их поступок, то даже самые заурядные люди сочтут тебя недостойным сыном. А если соглашаться с каждым словом правителя и одобрять любой его поступок, то те же заурядные люди назовут тебя недостойным подданным. Но понимают ли те люди, что и к ним самим следует относиться таким же образом? Если соглашаться с каждым словом заурядных людей и одобрять каждый их поступок, то они сами не назовут тебя никчемным человеком. Значит ли это, что люди в миру имеют больше влияния, чем родители, и больше власти, чем правитель?

Назови заурядного человека льстецом — и он обидится. Назови его лжецом — и он рассердится. А ведь, возможно, тот человек и в самом деле всю жизнь был льстецом и лжецом. Когда он привлекает к себе толпу с помощью громких слов и напыщенных речей, начало у него не связывается с концом, цели не совпадают с результатом. Он изысканно одевается и вежливо держится, ловя восхищение света, а сам не считает себя ни льстецом, ни лгуном. Они довольствуются положением ученика, твердят об истинном и ложном, а сами не считают себя заурядными людьми. Вот верх глупости.

Тот, кто знает про свою глупость, уже не такой большой глупец. Тот, кто знает про свои заблуждения, заблуждается не так уж глубоко. От глубокого заблуждения не освободишься всю жизнь. От большой глупости не избавишься до конца дней. Если среди трех путников заблуждается лишь один, они все равно дойдут до цели, ибо заблуждающийся среди них в меньшинстве. Но если в заблуждение впадут два человека, то до цели они, как бы ни старались, добраться не смогут, ибо заблуждающиеся будут в большинстве. И сегодня, когда целый мир погряз в заблуждениях, я в одиночку ничего не сделаю, даже указывая всем правильный Путь.

Великая музыка [69] не трогает слух простолюдинов, но, слушая песенки, вроде «Ломаем тополь» или «Пышные цветы» [70], они приходят в восторг. Оттого же возвышенные речи не задерживаются в сердцах заурядных людей. А когда не звучат слова правды, торжествуют пошлые речи. Звон от пары пустых горшков заглушит благородный колокол, и тогда уже будет поздно ударять в него. Нынче же вся Поднебесная сбилась с Пути, и пусть я показываю верную дорогу — но кто услышит меня? Знать же, что тебя не слушают, и настаивать на своем — это еще одно заблуждение! А потому лучше всего предоставить жизни идти своим чередом и никого не подталкивать. Если я никого не буду подталкивать, никто не будет терпеть от меня неудобства.

После того как Яо уступил престол Шуню, а Шунь сделал своим преемником Юя, Бочэн Цзыгао отказался от своего удела и стал пахать землю.

Юй приехал к нему с визитом и застал его работающим в поле. Юй подошел к нему быстро, оказывая хозяину почет, и спросил его: «Прежде, когда Яо правил Поднебесной, вы владели уделом, а после того как Яо уступил трон Шуню, а Шунь передал его мне, вы отказались от удела и взялись за соху. Позвольте спросить, почему вы так поступили?»

— Прежде, когда Яо правил миром, люди старательно трудились, даже не надеясь на награду, и были послушны, даже не страшась наказания. А теперь вы награждаете и наказываете, но в людях нет доброты. Отныне нравы будут портиться, а наказания — множиться. Вот где сокрыты семена грядущей смуты! Отойдите, уважаемый, не мешайте работать.

И Бочэн Цзыгао продолжил пахоту, даже не глядя в сторону царя.

Мэн Угуй и Чичжан Маньцзи осматривали дружину царя У.

«Это войско не сравнится с дружиной царя Ююя, вот почему нам сегодня трудно!» — сказал Чичжан Маньцзи.

— Если бы в мире был порядок, смог ли Ююй водворить в нем спокойствие, или в мире должна была царить смута, чтобы Ююй навел в нем порядок? — спросил Мэн Угуй.

— Если ты мечтаешь о мире, в котором царит порядок, то зачем тебе нужен Ююй? — откликнулся Чичжан Маньцзи. — Когда Ююй лечил язвы мира, это было все равно что покрывать париком лысину или звать врача к умирающему. Любящий сын, который подносит лекарство больному отцу, выглядит растерянным. Мудрый человек этого стыдится. Во времена, когда жизненная сила не терпела ущерба в мире, никто не преклонялся перед «достойными» и не звал на службу «способных». Государь подобен верхушке дерева, простые люди подобны дикому оленю. Они стоят прямо, но не считают это своим долгом, любят друг друга, но не считают это человеколюбием, честны, но не считают это преданностью, верят друг другу на слово, но не считают это доверием. Полагаясь друг на друга и друг друга воодушевляя, словно рой насекомых в весеннюю пору, они не считают это благодеянием государства. А потому они живут, не оставляя следов, и созидают, ничего не передавая потомству.