Чжуан-цзы (перевод В.В. Малявина) - Чжуан-цзы. Страница 41

— Поднебесный мир нужно оставить таким, какой он есть. Что с ним еще делать? — отвечал пастушок. — Я с детства скитался по свету, и вот зрение мое омрачилось. Один старец наставил меня: «Броди по равнине вокруг Сянчэна подобно колеснице солнца». Ныне свет мира вновь воссиял для меня, и я опять пойду скитаться за пределами шести углов вселенной. А Поднебесную надо оставить такой, какая она есть. Зачем что-то делать с ней?

— Управлять Поднебесным миром и вправду не ваше дело. Но все-таки позвольте спросить, как мне быть с ним?

Мальчик не захотел отвечать, но Желтый Владыка повторил свой вопрос, и тогда мальчик ответил:

— Не так ли следует управлять Поднебесной, как пасут лошадей? Устранять то, что вредит лошадям, — только и всего!

Желтый Владыка низко поклонился мальчику, назвал его «небесным наставником» и смиренно удалился.

Если любители знания не видят перемен, которые предполагает их ум, они печалятся. Если любители споров не могут выстроить своих суждений по порядку, они печалятся. Если те, кто приставлен надзирать, не имеют дел, заслуживающих разбирательства, они печалятся. Все эти люди связаны вещами. Мужи, славящиеся в свете, процветают при дворе. Мужи среднего положения славят начальников. Силачи жаждут показать свою силу. Храбрецы ищут случая показать свою храбрость. Воины, облаченные в латы, ищут сражения. Мужи, уподобившиеся высохшему дереву, утешаются своей известностью. Мужи законов пекутся о правильном управлении. Знатоки ритуалов и музыки следят за своей внешностью. Любители человечности и долга ценят общение с другими людьми.

Земледельцы, не выпалывающие сорняков на своем поле, не соответствуют своему званию. Купцы, не торгующие на рынке, не соответствуют своему званию. Когда у простых людей есть занятие, они усердно трудятся от зари до зари. Ремесленники, научившиеся обращаться со своими орудиями, работают с еще большим рвением. Если богатство не возрастает, жадные печалятся. Если могущество не увеличивается, тщеславные горюют. Приверженцы силы и выгоды радуются изменению обстоятельств — в каждый момент времени они найдут, чем воспользоваться. Они не могут не иметь дел. Вот так они живут круглый год, меняясь вместе с вещами. Они дают волю своим прихотям, погрязают в вещах и до самой смерти не могут вернуться к истине. Как это прискорбно!

Чжуан-цзы сказал:

— Если того, кто попал в цель, не целясь, считать отличным стрелком, то все люди в Поднебесной оказались бы меткими, как стрелок И. Возможно ли такое?

— Возможно, — ответил Хуэй Ши.

— Если бы в Поднебесной не было общей для всех истины и каждый считал истиной только свое мнение, то в Поднебесной все оказались бы мудры, как Яо. Возможно ли такое?

— Возможно.

— Последователи Конфуция и Мо Ди, Яна и Бина [119] составляют четыре школы, а вместе с вами, уважаемый, — пять. Кто же из них прав? А может быть, истиной обладает Лу Цзюй [120]? Его ученик сказал: «Я постиг Путь учителя. Я могу зимой приготовить горячую пищу в треножнике, а летом делать лед». Лу Цзюй сказал: «Это означает посредством силы Ян притянуть Ян, посредством силы Инь притянуть Инь. Мой Путь вовсе не таков. Я покажу тебе, что такое мой Путь». И тут он настроил два инструмента шэ [121], один положил в главном зале дома, а другой — в боковой комнате. Тронул струну гун на одном — та же струна зазвучала на другом инструменте, тронул струну цзяо — откликнулась струна цзяо, и так все струны обоих инструментов звучали в согласии. Но можно ли изменить тон одной струны, не нарушив строй пяти тонов, а потом, тронув эту струну, вызвать отклик всех двадцати пяти струн? Такой звук был бы настоящим государем всех тонов. Вот какова должна быть истина!

— Ныне последователи Конфуция и Мо Ди, Яна и Бина спорят со мной, отрицая друг друга и соперничая друг с другом в славе, — сказал Хуэй Ши. — Но никто еще не смог опровергнуть меня. Разве не доказывает это, что я владею истиной?

— Некий житель Ци послал своего сына служить привратником в Ци, не предполагая, что ему могут там в наказание отсечь ногу. Он же, покупая колокола, обвязал их веревкой из опасения, что их поцарапают. Ради же собственного сына он не покинул пределы своего царства. Если житель Чу, странствуя как хромой привратник, затеет в полночь, когда вокруг никого нет, ссору с лодочником, он едва ли достигнет берега, и ему придется пожалеть о своей запальчивости.

Чжуан-цзы, стоя на похоронах перед могилой Хуэй Ши, повернулся и сказал сопровождающим:

— Среди иньцев был человек, который, посадив на нос пятнышко глины величиной не более крылышка мухи, просил плотника Ши стесать его. Плотник Ши начинал вращать над головой топор так, что поднимался ветер, и, улучив момент, сбривал пятно топором, не задев носа, а инец и глазом не успевал моргнуть. Услышал об этом сунский царь Юань, призвал к себе плотника Ши и сказал ему: «Попробуй стесать и у меня».

«Ваш слуга и вправду мог стесать пятно с носа, — ответил царю плотник, — но мой партнер умер, и теперь у меня нет подходящего материала».

Так вот, с тех пор как умер учитель Хуэй Ши, у меня тоже не осталось друга, с кем мог бы я оттачивать искусство беседы.

Гуань Чжун заболел, и Хуань-гун сказал ему:

— Болезнь у вас, отец Чжун, тяжелая, и я хочу спросить вас откровенно: если вам станет еще хуже, кому я могу доверить царство?

— А кому бы хотел государь? — спросил Гуань Чжун.

— Баошу Я, — ответил царь.

— Нет! — сказал Гуань Чжун. — Он — человек целомудренный и честный, но всех меряет по себе, а не себя по другим. Если он услышит хоть раз о проступке другого, всю жизнь ему не простит. Если доверить ему управление царством, то вверху он будет навязывать свою волю государю, а внизу — идти наперекор народу. Пройдет немного времени — и он совершит преступление против царя.

— Кому же можно? — спросил Хуань-гун.

— Если меня не станет, то можно Си Пэна, — ответил Гуань Чжун. — Это такой человек, что государь о нем забудет, а народ ему не изменит. Сам он стыдится, что не сравнится с Желтым Владыкой, но печалится о тех, кто не сравнится с ним самим. Тот, кто делится с людьми полнотой жизни в себе, зовется мудрецом. Тот, кто делится с другими богатством, зовется достойным мужем. Тот, кто свои достоинства обращает к вышестоящим, никогда не завоюет их расположения. Тот, кто свои достоинства обращает к нижестоящим, обязательно завоюет их расположение. Си Пэн не слишком известен в царстве и не слишком прославился у себя в роду, поэтому управление можно доверить ему.

Уский царь, плывя по реке, поднялся на Обезьянью гору. Завидев его, обезьяны бросились врассыпную и скрылись в непроходимой чаще. Только одна обезьяна беспечно прыгала вокруг, как бы показывая царю свою ловкость. Царь выстрелил в нее из лука, но она поймала стрелу. Тогда царь велел своим людям стрелять в нее из всех луков, и обезьяна в конце концов упала, сраженная стрелой.

Царь обернулся и сказал своему другу Янь Буи: «Эта обезьяна хвасталась своей ловкостью и в конце концов нашла свою смерть. Пусть это послужит тебе предостережением. Нельзя хвастаться своими достоинствами перед другими!»

Вернувшись домой, Янь Буи обратился к Дун У с просьбой отучить его гордиться своей красотой, веселиться и искать славы. Прошло три года, и люди царства стали хвалить его.

У Цзы-Ци было восемь сыновей. Выстроив их перед собой, он позвал Цзюфан Яня и сказал ему:

— Узнай по лицам моих сыновей, кого из них ждет счастье!

— Счастье уготовлено Куню, — сказал Цзюфан Янь.

— Какое же это счастье? — спросил изумленный Цзы-Ци.

— До конца своих дней Кунь будет делить трапезу с государем.