Советские партизаны. Мифы и реальность - Пинчук Михаил Николаевич. Страница 51

Итак, главной причиной «поддержки» партизан местными жителями являлся страх. Большевики еще в начале 20-х годов усвоили главные принципы, согласно которым любое враждебно настроенное по отношению к советской власти село можно научить «любить» эту власть. «Возбуждение народной любви» занимало у «красных» всего… сутки. Как такое возможно? Очень просто. Вот пара примеров из практики подавления Тамбовского восстания 1921 года:

«26 июня, при занятии с. Туголуново, особо организованной политпятеркой были взяты заложники и населению предложено немедленно выдать бандитов и оружие. По истечении двухчасового срока на глазах населения было расстреляно пять заложников. Расстрел произвел на население сильнейшее впечатление, крестьянство приступило немедленно к выдаче бандитов и оружия. За 2 дня, 26 и 27 июня, явилось добровольно бандитов без оружия — 231, с оружием — 8, дезертиров — 99, выдано населением бандитов — 68, дезертиров — 88. При содействии населения была устроена засада, в которую попал и был убит известный бандитский главарь Богуславский» (Соколов Б.В. Тухачевский. М., 2008, с. 171–172).

«27 июня, по занятии дер. Остроуховка Васильевской волости, организованной пятеркой объявлено населению о сдаче оружия и выдаче бандитов, взято 30 заложников. В 19 часов за неисполнение приказа о сдаче оружия расстреляно 10 заложников. Расстрел произвел на граждан ошеломляющее впечатление. Все крестьяне в один голос заявили, что пойдут всем селом и представят все оружие: немедленно было выдано 5 бандитов. Операция продолжается. Крестьяне проявляют усердие в поисках оружия и бандитов.

Попробуй тут не проявить! Сразу или тебя самого, или кого-нибудь из близких к стенке поставят…

И цель была достигнута. Через 8 лет насильственная коллективизация и „год великого перелома“, добивший НЭП, прошли куда спокойнее, без восстаний масштаба антоновского…» (Там же, с. 172, 180).

Но то, что Тамбовщина изучала в 1921 году всего несколько месяцев, Беларусь (наследница BKЛ) проходила на протяжении последних 300 лет, и кровавые уроки усвоила на уровне подсознания. Например, будущий «партизанский край» — Полоцкий повет — в войну 1653–1667 гг. потерял безвозвратно 72 % населения (133.679 человек) и 70 % хозяйств (16.277 «дымов») — то есть практически обезлюдел [43]. А ведь были еще и шведы, и петровские стервятники, и «Отечественная война 1812 года», и расправы с повстанцами, Первая мировая, Гражданская, Советско-польская война…

Осознанная необходимость выживания — такова причина непротивления беларуского народа партизанам. А вот если бы немцы не позже осени 1942 года создали в Беларуси национальные вооруженные силы — специально для защиты сельского населения от партизан, не видать бы «мстителям» никакой поддержки.

О «любви» беларусов к советской власти

К июню 1941 года горожане и образованные слои Западной Беларуси успели «по полной программе» познакомится с такими «преимуществами» советской власти как массовые аресты, казни, ссылки, депортации, конфискация имущества и денег, запреты свободного высказывания мнений, свободного трудоустройства и много-много прочего в том же духе.

С сентября 1939 по 19 июня 1941 года из Западной Беларуси в Сибирь, на Север, в Казахстан было депортировано:

— военнослужащих польской армии — 46 тысяч;

— граждан (мужчин), обвиненных органами советской власти — 250 тысяч;

— членов семей польских военнослужащих, семей обвиненных, людей «под подозрением» — 990 тысяч;

— за тот же период было расстреляно 135 тысяч человек.

Всего — 1 млн 421 тысяча!

19 июня 1941 года, всего за три дня до нападения Германии на СССР, из Беларуси на Восток была отправлена партия беларусов в 22 тысячи человек. Это около 300 битком набитых товарных вагонов.

(Газета «Народная воля» от 4.08.1998 г.)

В результате они возненавидели советскую власть всей душой. Жители западных областей БССР летом 1941 года осуществляли акты саботажа, диверсий и террора, направленные против партийно-советских функционеров, сотрудников репрессивных органов, отступавших частей Красной Армии.

Однако в новейших российских фильмах о войне доблестным красноармейцам и чекистам на территории Западной Беларуси вредят исключительно поляки. Общая картина создается такая: с одной стороны — славные красные бойцы с каким-нибудь красавцем-политруком Безруковым во главе, с другой — враждебное им польское население. А где же беларусы?

Многие сельские жители «крэсов» действительно с радостью встречали войска Красной Армии. Они наивно думали, что с этого момента начнется у них такая же «райская жизнь», как в БССР. Что ж, эта дурь прошла очень быстро. В качестве примера приведу слова одного из коммунистов Западной Беларуси:

«Дурные были польские суды — вместо присуждения длительных тюремных сроков им надо было высылать нас на несколько недель на работу в Советы, мы бы радикально излечились» (Бешанов В. Красный блицкриг. Москва, 2006, с. 167–168).

Очень скоро местные крестьяне просто обалдели от посыпавшихся на их голову «благодатей»:

«…Съездил в Минск и мой отец. Вернулся расстроенный. Увидел совсем не то, о чем читал в подпольных книжках, которым верил… А теперь он не мог понять, как это — колхозники работают целый год за „палочки“, а кормятся со своего огорода. Его вера в правдивость советской пропаганды пошатнулась…

А комиссар все ездил к нам. Начал агитировать отца стать инициатором организации колхоза. Но отец уже кое-что знал о колхозной жизни. Никак не мог понять, зачем надо объединяться с голодранцем и лодырем, имеющим 10 гектаров земли, но живущим гораздо хуже отца, у которого вместе с лугом было всего 7 гектаров… Не мог понять, почему надо отдать свою корову в колхоз, а потом брать оттуда какой-то литр молока для детей…

С приходом зимы началось раскулачивание. Комбед, который создали из „бедняков“ (точнее говоря, из лодырей, потому что в него вошли даже те, у кого было по 10 гектаров земли, но хлеба до нового всегда не хватало), под зиму пошел раскулачивать пана в Качановщине. Фактически это был арендатор, а не пан, арендовавший у князя Радзивилла фольварк (имение) в 40 гектаров…

„Пану“ оставили одну корову и одну комнату в его доме… Так за один день было разрушено хорошее хозяйство, которое давало заработок нашим сельчанам, — туда летом ходили на сенокос и на жатву. Панское сено они косили за каждую третью или четвертую копну себе. После в колхозе косили за одиннадцатую… Жницам пан платил по два злотых в день и рассчитывался за работу сразу. За два злотых тогда можно было купить пуд зерна, а то и больше. В каком это колхозе колхозница получала на трудодень 16 килограмм зерна?

…Селяне огорчились. Они не понимали такой политики Советов. А в деревню зачастили агитаторы. Читали лекции о счастливой и зажиточной жизни в колхозах… Когда после часового доклада лектор предлагал записываться в колхоз, мужчины старались незаметно „пойти покурить“…

Сельчан обложили такими поставками, которые им при поляках даже не снились. Пищали, но выполняли. Все были при хлебе и молоке. А соседние дроздовцы поспешили создать колхоз первыми в районе и работали уже за „палочки“, и молоко носили по литру с колхозной фермы.

…Кстати, ту поделенную рожь на панском поле нашим крестьянам жать не пришлось. Поле отдали колхозникам из Дроздов. Но засеять его осенью они не смогли и превратили в выгон для скотины!

От вывезенных в Сибирь стали приходить письма со слезными просьбами прислать хотя бы черных сухарей и сушеной картошки, которой у нас никто и сушить не умел. Тогда мы поняли: вот и пришла к нам та „счастливая и зажиточная“ колхозная жизнь, которая раньше не могла нам присниться и в самом кошмарном сне». (Тарас А.Е. Анатомия ненависти. Минск, 2008, с. 656–659).

Ожидать в такой обстановке ухода населения в партизаны было бы глупостью. Летом 1941 года местное население встречало части Вермахта с цветами, так же, как двумя годами раньше — части РККА.