Сказки для парочек - Даффи Стелла. Страница 11

Королева откладывает рукоделие и пристально смотрит на рисунок — Мадонна с младенцем… Ну конечно! Ведь был еще один ребенок. Девочка, кажется. Совершенная во всех отношениях. Даже чересчур. Честолюбия многовато. Вот так королева и вспомнила о своем первенце. Она поделится этой проблемой с мужем. Он не будет знать, что делать, — он никогда не знает — но, возможно, в беседе с ним она сама найдет решение. Путешествие обратно в весну отнимает некоторое время, по пути королева целует набухшие майские почки. И куда запропастилась эта глупая девчонка? Королева не заметила, как она ускользнула. Потихоньку улизнула из-за стола за завтраком? Или сбежала перед полдником, когда пеклись булочки и мед томился в бочонке, готовый растечься по теплой корочке, смазанной маслом? А, может, исчезла месяц назад, или год назад, или десять лет? Вопросы встают неуклюже и выглядят странно во дворце, где обычно царят ясность и безмятежность. Противная девчонка нарушила идиллию. Это чересчур для короля, и корона на его голове съезжает набок — он не привык хмуриться и не знает, как хранить величие, когда ему не по себе. Когда в государстве назревает смута. И король засыпает.

У Ее Величества, разумеется, рождается план. Она проверит комнату дочери. Кто-нибудь из слуг должен знать, где эта комната находится. Ибо королева — женщина большого ума, и она помнит, что в толстом фолианте, стоящем на полке в библиотеке, приведено уравнение для измерения пыли: число непотревоженных пылевых частиц прямо пропорционально времени, в течение которого их не стирали. Если к полученному результату добавить пустые минуты, потраченные на размышления о пропавшем ребенке, то общую сумму можно принять за координаты того места, где девчонки нет. А дальше путем элементарных вычислений — с привлечением метода обратного преобразования — легко определить если не точное место пребывания беглянки, то хотя бы длительность ее отсутствия. Приоткрыв один глаз, король косится на безумные математические выкладки и радуется: какой же он умный, что женился на математическом гении. И весело бежит в осеннюю игровую комнату, чтобы втолковать трехлетнему сыну важность учета недвижимости и финансов. Или фунтов масла?

Спустя всего лишь полтора месяца Ее Императорское Величество завершает анализ. И все подданные, не смевшие в течение шести недель громко вздохнуть, узнают, что их принцесса отсутствует либо шесть часов, либо шесть дней, а, возможно, с тех пор, как ей исполнилось шестнадцать. Время нематериально, и его величина отныне не имеет значения, ибо королева обнаружила то, что мы уже давно знаем, — ее дочь в бегах.

Брожение и гвалт усиливаются. Народ шлет во дворец челобитные и парламентеров. На улицах королю грозят пугачами и рогатками. Монархия в опасности. Такое случается даже с самыми лучшими королевскими домами. Что-то нужно делать. Либо создать видимость деятельности. Так и происходит. Во дворец, расталкивая экипажи на дорогах, прибывает фея Сострадания. Вместе с сестрой Мудростью и братом Красотой, она стоит в старинной зале пред маленьким принцем. Фею Комедии на общий сбор не позвали, и без нее управились. Фея Комедии осталась дома — обновлять крючком гэги: кто знает, не пригодится ли в конце концов немая сцена. Троица визитеров — столь старых, что они ужене считают годы, и столь мудрых, что не ведают страха, — объявляет во всеуслышание о состоянии дел в государстве. Дрянная девчонка! Маленькая засранка сбежала из дворца и теперь пакостит, как может. Выход один — отрядить следом сына, чтобы он навел порядок. Маленького принца взращивают, собирают в дорогу и отправляют. На этот раз король и королева хотя бы не забывают помахать ему на прощанье и подарить элегантный дорожный будильник. Время с возрастом скукоживается и тает, и далекое королевство подбирается очень близко, его даже можно увидеть, если разучиться смотреть. Но мы продолжаем смотреть, и принцесса тоже.

Страна возвращается к работе, а король и королева на кухню — печь пирог к возвращению детей. Пирог, пожалуй, будет с черными во?ронами; дрозды мелковаты и потому их понадобится слишком много. Вероятно, пройдет немало времени, прежде чем мальчик вернется домой, но он не горюет, ибо в своей стране он лишь принц, тогда как в нашем мире он на голову выше всех. Здесь он король в каждом жесте и каждый его шаг — поступок.

Возможно, случится дуэль, и дуализм убьет соперников. Меньше чем за один солнечный денек принц из маленького мальчика превратился во взрослого мужчину.

Обычно так оно и бывает.

14

Джош и Мартин. Надо пошевеливаться. Что-то происходит, кто-то крадет у меня секунды. Не знаю, кто и что, а уж как — тем более выше моего понимания, но я чувствую, надо торопиться. И я начинаю.

Выбор не так уж прост. На ком из двух мужчин остановиться? Элементарный контраст «черное-белое» не работает. Хотя в данном случае и он важен, если рассуждать в абсолютных категориях. Взять хотя бы черного — в буквальном смысле слова — Мартина. Он черен по-разному — как подгоревший соевый творог, как теплый кофе; я имею в виду горькие звонкие арабские зерна, а не рыжеватые колумбийские. Он не похож на легкомысленную балладу Пегги Ли о черном кофе, простом и одинаковом, сколько его ни размешивай. Темно-коричневые лицо, руки и мускулистая грудь постепенно бледнеют до цвета растаявшего шоколада в жаркой витрине — по краям Мартин светлее и прозрачнее. Понятно, что речь идет об очень хорошем шоколаде, с содержанием какао минимум семьдесят процентов. Дорогом и особом. Оттенки черного у Мартина многообразны и изменчивы. Однако в разговоре нам следует придерживаться лондонского стиля: политкорректность требует аккуратности в словах.

Опять же белый: что это за цвет такой? Отражение всех цветов, поглощенная пустота. Белый — это все или ничего. Как бы возмутились те, кто объявил белый цветом совершенства и положил его в основу своих велеречивых пророчеств! Как Мартин не буквально черен, так и Джош не чисто бел. Но он и не розовато-белый, как кельты; и не серовато-белый, как бедняки, которыми нашпигованы бетонные башни; и не молочно-голубой, как пугливо хранимое от непогоды парниковое дитя. Кожа Джоша цвета темной слоновой кости — цвет этот достался ему от испанских евреев до-инквизиторского периода. Сефардский налет паленой, медной желтизны покрывает его плоть, проникает под кожу и светлеет на гладких мускулах. Зимой Джоша покрывает интересная бледность, летом он смуглый средиземноморский красавец.

Джош и Мартин знают, что их физическая красота — минное поле для политкорректных высказываний. К счастью, их взаимоотношения достаточно длительны, чтобы не требовать плясок на пуантах вокруг точных терминов и фраз. Они достаточно долго целовались, ласкались и трахались, а потому не нуждаются в деликатных оговорках. Мартин и Джош знают: они — разные и в то же время одинаковые. Генетическая этика играет крошечную роль в их партнерстве. Ибо у них любовь. Любовь, которая только обоняет, но слепа, как летучая мышь.

А иногда она вцепляется партнеру в волосы.

Прежде чем решить, кем стать, я должна выбрать, кого взять. Встряхнуть. Вывернуть наизнанку. «Просто женщина» здесь не справится. Я должна стать и «просто мужчиной» тоже. И «просто человеком». Словом, мечтой феминисток.

Превратиться в мужчину? Я оборачиваю взор внутрь — на яичники, матку, срединную полость, определяющие мой пол. Дышу через лунные изгибы кровотока. Моя кровь густа и богата минералами. От ее насыщенности у меня кружится голова. Нет, я не покину женщину. Это не по мне. Слишком привязана я к этой полости внутри себя, к пустому утробному пространству, залогу неопределенного будущего. Я бессердечна, но не бездушна. И, кроме того, мне страшно нравится быть девушкой.

Я взвешиваю все плюсы и минусы. С Мартином такое уже бывало, с Джошем нет. Следовательно, Мартину уже ведомо, что этого ему не надо, он попробовал — не получилось. Джошу ничего подобного не известно. Можно сказать, он дважды невежда. Неведомое не может причинить боль. По крайней мере, сильную. И — о да! — невежество равно блаженству. Кто я такая, чтобы лишать Джоша блаженства? И кто знает, возможно, девушка, с которой Мартин спал, ему не подходила. Ибо девушки столь же разнообразны, как и парни, разве нет? Вероятно, даже более разнообразны, если учесть огромный выбор маскировочных средств, доступных нам в каждом универмаге. Я мастерица от «Мастерс и Джонсон», максимальный фактор «Максфактора».