Букет полыни (СИ) - Романовская Ольга. Страница 14

Проверять, что там, с другой стороны, Стефания не стала: боль усиливалась от прикосновений ниже крестца.

Стефания перевернулась на бок, сжалась в комок, и заплакала. Она не понимала, за что с ней так поступили. Хлоя говорила, что это приятно, что ей понравится, ну хоть чуть-чуть - а вышло совсем не так. При мысли о том, что придётся проходить через этот кошмар снова и снова, к горлу подступали спазмы тошноты.

Что она им сделала, зачем её так опозорили? Её, жену! Будто продажную женщину, будто любовницу… Отец дал хорошее приданое, они обо всём договорились - не за что Ноэлю Сибелгу мстить ей.

Она была покорна, она улыбалась, она делала всё, чтобы понравится…

В голове не укладывалось, что высокородный дворянин, благородный человек, мог сотворить такое. В первую же ночь поделить её с братом, совершить богопротивное соитие и не единожды. Оставалось благодарить господа, что не избил, другого же насилия было в достатке.

И он даже не пытался быть нежным! Ему было всё равно, в глазах - только похоть.

Рыдания Стефании стали громче. Ей хотелось умереть. Да, именно умереть, прямо сейчас. Её измазали в позоре, прекрасно зная, что она никогда не отважится рассказать о нём.

Нет, ни за что на свете её не заставят добровольно снова лечь с мужчиной. Но, увы, Стефания прекрасно понимала, что предстоит ещё много ночей. Она будет лежать, считать, чтобы отвлечься, и молить бога, чтобы всё быстрее закончилось.

Видимо, Хлоя любит боль, раз её так тянет к мужчинам. Либо у неё там всё иначе устроено. Может, есть женщины порочные и непорочные от природы, и занятие любовью доставляет удовольствие только последним? Извращённое удовольствие.

Если бы могла, Стефания бы так и пролежала весь день, уткнувшись лицом в подушку, но в дверь постучали. Подняв опухшее от слёз лицо, молодая женщина затихла, а потом с головой нырнула под одеяло: она боялась, что это муж.

Но это оказалась горничная. Она принесла госпоже умыться.

- Уходи, я не встану. Потом… потом сделай мне ванну.

Быть может, вода смоет с неё всю эту грязь? И болеть должно меньше.

- Милорд ждёт вас к обеду. Он просил вас неукоснительно быть.

- Сколько сейчас времени?

Сквозь копну спутанных волос Стефания смотрела на то, как служанка готовит всё для умывания и распахивает портьеры. Яркий свет резанул по глазам, заставив зажмуриться.

- За полдень, миледи, вы долго почивали. Оно и неудивительно, - улыбнулась горничная.

Стефании хотелось крикнуть, что не с чем её поздравлять, что это был ад, но она промолчала: перед слугами тем более нужно держать лицо. Вместо этого Стефания приказала:

- Задёрни портьеры обратно: не желаю, чтобы меня кто-то видл.

- Да кто, миледи? - рассмеялась горничная. - На внешней стене в этой части бойниц нет, так что разве какой глазастый мореход углядит.

Смирившаяся с тем, что даже служанка ей командует, Стефания, обернувшись одеялом, встала, кинула взгляд на простыни и тут же отвернулась - кровь.

В голову закралась шальная мысль: а не броситься ли вниз? Забыть, вычеркнуть из памяти события прошлой ночи она не сможет, а на небесах не будет боли и унижений. Там её будут судить по поступкам и мыслям, и уж лучше суд божий, чем жизнь с Ноэлем Сибелгом.

Пока горничная аккуратно складывала грязную простыню: её должны были торжественно вывесить на надвратной башне, Стефания подошла к окну и глянула вниз.

Страшно. Страшно умирать. Но там ведь покой, там с ней не станут обращаться, как со шлюхой.

У Стефании дрожали колени, когда она мокрыми от пота пальцами потянулась к оконной задвижке.

Холодный поток воздуха, заставил служанку поднять голову и в ужасе вскрикнуть:

- Миледи, побойтесь бога! Что же вы творите такое?

Стефания не слушала её. Стояла в проёме окна, смотрела вниз, подставив лицо студёному ветру, и всё никак не могла сделать шаг.

- Миледи, ради всего святого, не пугайте меня! Сойдите с окошка, я его закрою. Ещё оступитесь ненароком или простудитесь. Что милорд скажет?

Стефания села на подоконник, закрыла лицо руками и зарыдала. Горничная смотрела на неё и всё не могла понять причину этих слёз.

Всё ещё всхлипывая, Стефания встала, побрела обратно к кровати. Нет, никуда она сегодня отсюда не выйдет. Муж может избить её, но изображать счастье перед гостями не заставит.

Служанка тут же поспешила закрыть окно, причитая, что в такой холодный денёк негоже было его открывать.

Одеяло сползло. Жгучий стыд краской залил лицо Стефании. Нет, вовсе не потому, что горничная видела её обнажённой, а потому что та видела следы позора на её теле. Только сейчас Стефания заметила красные пятна и синячки на коже - следы от грубых поцелуев и свидетельства её борьбы за честь. Но схватка, увы, заведомо была неравной.

- Что ж вы всё рыдаете, миледи? Веки опухли, глаза красные…Давайте я вас умою, а потом одену?

- Уйди прочь! - пробормотала Стефания, потерянным взглядом обведя комнату.

- Воля ваша, но милорд…

Пришлось подчиниться. Как там говорилось в брачной клятве - жена да пребудет в воле мужа.

Несомненно, горничная заметила, что с госпожой что-то не так, и предложила позвать врача. Стефания испуганно замотала головой и заверила, что всё само пройдёт. Чем меньше людей знают о её позоре, тем лучше, а боль как-нибудь перетерпит, кровь же не идёт. Если уж будет совсем плохо, не пройдёт до вечера, то да.

Выровняв дыхание, Стефания заставила себя улыбнуться: не хватало ещё, чтобы по замку поползли сплетни! Муж-извращенец - это одно, а когда прислуга судачит об этом - совсем другое.

Она утёрла слёзы, усилием воли удерживаясь от всхлипов, постоянно напоминала себе о долге, о необходимости принять всё это как испытание. Может, всё и образумится, может, муж был просто пьян? Стефания поговорит с ним, попросит уважать себя. Только как, какими словами? Она же не решится обсуждать такое. Да и супругу нельзя перечить… Оставалось только письменно вежливо попросить его поступать, как положено дворянину. Да, именно так Стефания и напишет: 'Ваша милость, выражаю робкую надежду, что впредь вы будете исполнять свой долг, как честь велит столь знатному дворянину'.

Видя, что прикосновения к некоторым частям тела неприятны госпоже, горничная решила, что той лучше вымыться самой. Стефания не возражала: руки служанки напомнили бы о руках братьев Сибелгов, которые отныне вызывали дрожь и отвращение.

Одевшись и причесавшись с помощью горничной, Стефания попросила принести письменный прибор и немного льда для опухших век. Время до обеда ещё оставалось, она успеет привести себя в порядок.

Написав записку мужу, Стефания велела передать её ближе к вечеру, сама же занялась своим лицом. Что могла, замаскировала и припудрила, и со сжимающимся сердцем проследовала за посланным за ней слугой в зал, надеясь, что её оставят в покое, ограничатся лишь парой вопросов. Если придётся молчать и сидеть, ковыряясь в тарелке, как и все остальные, держать лицо она сможет.

На правах хозяйки Стефании надлежало командовать слугами. До этого ей ни разу не приходилось этого делать, лишь наблюдать за тем, как пристально, внимательно наблюдает мать за тем, чтобы всё было в порядке. Признаться, было страшно: она боялась, что не справится. Замок - такой огромный, разве за всем уследишь? Подумала и решила, что сегодня же начнёт его осматривать, выяснять местные порядки.

Стефания, увлечённая своими мыслями, вздрогнула, когда слуга с поклоном отворил перед ней дверь и объявил: 'Виконтесса Сибелг'.

Все взгляды тут же обратились на неё.

Гости уже заняли свои места, ждали только Стефанию.

Со всё нараставшим волнением, но улыбаясь, она медленно прошла во главу стола, временами останавливаясь, кивая и благодаря за поздравления. Ей казалось, будто все знают о том, что произошло ночью, шепчутся за её спиной, смакуют подробности, и щёки поневоле залились румянцем.

Смущение молодой виконтессы не осталось незамеченным и вызывало понимающие усмешки. Если мужчин интересовали причины столь долгого сна Стефании и связывали его с умениями виконта, то женщины обратили внимание на её припухшие глаза и губы, да и синячки на шее тоже заметили.