Букет полыни (СИ) - Романовская Ольга. Страница 88
В конце ночи виконтесса чувствовала себя разбитой. Она уже не желала, а Ивар всё продолжал, будто мучимый жаждой путник, добравшийся до вожделенной воды. Стефания пробовала сказать, что ей уже больно, но маркиз не слышал, методично вгоняя в неё своё достоинство. Когда он угомонился, виконтесса молчаливо возблагодарила бога.
Лежала, вслушиваясь в сопение разом заснувшего маркиза, и думала, что представляла себе всё несколько иначе. Удовольствие, хоть и было, большей частью перепало Ивару. Потом вспомнила, как это происходило с мужем, с принцем, и отругала себя. Разве что Сигмурт Сибелг мог лучше. Но требовал за это плату задним соитием.
Не в силах заснуть, Стефания думала о помолвке, о герцоге, и почему-то всплыл в памяти поцелуй на свадьбе с Мишелем Дартуа. Она будто вновь ощущала его на губах, даже приоткрыла рот и провела языком по зубам. Опомнившись, виконтесса встала, затушила почти догоревшую свечу и легла, уткнувшись лицом в плечо Ивару. Свиток 21
В связи с появлением в замке Ивара перед Стефанией стал насущный вопрос о предохранении от беременности. Она не желала произвести на свет ещё одно внебрачное дитя или омрачить свадебное торжество сознанием, что согрешила, осквернила белый покров. Не желая действовать самостоятельно, виконтесса послала горничную, прибывшую с ней в Лагиш из Ородонии, на розыски знахарки.
Маркиз не отходил от неё ни на шаг, не стеснялся обнимать при слугах, называл: 'Моя леди'. Стефания вела себя сдержаннее, не позволяя ничего, кроме улыбок. Ей казалось, что она замужем: Ивар с энтузиазмом занялся хозяйством, нашёл пару ошибок в смете, сумел сторговаться с купцами, чтобы продать вино и сыр дороже. Ночи он проводил в постели виконтессы, с упоением не давая спать. Стефания уставала от его страсти, как-то робко, намёком, попробовала унять: Ивар оскорбился.
- Это всего лишь выражение моей любви, - засопел он, демонстративно отстранившись.
- И я очень благодарна за него, просто не привыкла к такой страсти, - смутилась виконтесса и поспешила загладить свою вину.
Она стыдилась сказать, что, по её мнению, маркиз уделял больше внимания себе, нежели ей. И ещё больше разговоров на тему, что именно не так - это непристойно для леди, о таком только шлюхи говорят. Да и что сказать? И слов-то не подберёшь, чтобы не покраснеть, и путного ничего не добьёшься, когда сама не знаешь, чего хочешь. Вот Стефания и молчала, довольствовалась тем, что есть, неизменно изображала удовольствие, хотя таковое испытывала далеко не всегда. Но если не изображать, то Ивар решит, будто не хорош, и начнёт снова доказывать мужскую состоятельность. А это совсем не так, у виконтессы и в мыслях не было. Другие бы позавидовали, что с таким постель делят.
Зато поцелуи вызывали неподдельные чувства. Стефании нравилось, когда её целовали, и с благодарностью целовала в ответ. Тоже было с ласками. Не вина маркиза в том, что её так трудно растормошить - ведь он пытается, а не сразу заваливает на спину. И ведь со второго раза ведь лучше, а первый… Наверное, нужно и самой стараться, а не валить всё на мужчину. Вот Хлоя же со всеми умеет - значит, этому учатся. С другой стороны, не всем, наверное дано, а мучить любовника своей нерасторопностью нельзя. Бог создал женщину для мужчины, желание мужчины превыше всего.
Горничной удалось раздобыть искомое - пахучую зеленоватую жидкость. Виконтесса безропотно приняла её: из двух зол выбирают меньшее.
В начале октября, на третью недели жизни маркиза в Каварде, прибыл нарочный из Амарены с письмом от герцога. Тот в категорической форме требовал возвращения сына, добавляя, что в случае необходимости заберёт его силой.
Ивар ответил гонцу в резкой и категоричной форме: либо вернётся с невестой, либо останется здесь. Закончил тем, что давно уже вырос, чтобы отец им командовал, и напомнил об ородонском подданстве.
Стефания сумела втайне от маркиза подловить нарочного: тот уже садился в седло. Оглянувшись - не видит ли Ивар, просила передать, что попробует разубедить маркиза, просила герцога не слушать его дерзких речей. И, замявшись, передала слова благодарности за Мишеля Дартуа.
Тем же вечером виконтесса завела разговор с Иваром насчёт помолвки и дальнейшей жизни. Аккуратно намекнула, что желала бы присутствия на церемонии Лагиша, его благословения. И попросила не ссориться с отцом из-за неё.
- У вас есть долг перед герцогством и семьёй, а для всякого благородного человека долг превыше всего. Вы же благородны, Ивар, этим и привлекли…
Она улыбнулась и поцеловала его, пресекая возможные возражения.
Однако маркиз заартачился, заявив, что намерен поселиться в Каварде, а герцог выводит его из себя беспричинным упрямством и желанием сосватать какую-то принцессу из заморского княжества.
- Поступает, как мой дед: тот тоже силком женил отца на восточной принцессе. Только у меня уже есть наречённая, и я пойду в церковь только с ней.
Ивар поцеловал Стефании руку, принялся шептать комплименты на ухо. Виконтесса вырвалась из его объятий, увлечённая тягостными мыслями. Значит, у маркиза есть невеста - а он сбежал к ней? Если так, то герцог рвёт и мечет, проклиная разлучницу. Значит, ей заказана дорога в Амарену.
Нет, Стефания жалела вовсе не о столичных развлечениях, а о том, что больше никогда не переступит порог резиденции Лагишей. И не увидит её хозяина. А увидеть хотелось. Вовсе не презрение и злобу желала бы она видеть на его лице.
Задумавшись, виконтесса стояла на кухне, у большого чана с водой. Мельком глянула на себя, поправила чепец, а потом, будто девочка, воспользовавшись тем, что кухарка вышла, принялась вертеться перед естественным зеркалом.
Голова полнилась суетными мыслями: хороша и свежа ли кожа, не появились ли морщинки, пухлы ли губы, красивы ли глаза и блестящи ли волосы? Способна ли она нравится, удержать взгляд? И всё казалось, что другие краше, ухоженнее… А потом подумалось, что неплохо бы платье новое сшить и чепец сменить, чтобы цвет лица оттенял. Притирания, маски всякие делать, за телом следить и волосы долго-долго расчёсывать: от этого они силой наливаются, превращаются в струящийся шёлк.
Дерзкое поведение Ивара Дартуа привело к тому, что как-то утром обитатели Кавардийского замка проснулись от звуков трубы герольда.
Спросонья Ивар и Стефания поначалу не поняли, в чём дело, но испуганный крик служанки сквозь дверь: 'Его светлость!' расставил всё на свои места. Оба тут же соскочили с постели, принялись одеваться.
Встречать отца отправился маркиз, а виконтесса с помощью служанки спешно приводила себя в порядок, одновременно пытаясь умыться и избавиться от 'вороньего гнезда' на голове. На принятие ванны времени не было, Стефания просто ополоснулась в нужных местах и, на ходу завязывая ленты чепца и оправляя лиф платья, поспешила вниз.
Герцог, положив ногу на ногу, сидел в нижнем зале в окружении свиты. Перед ним, как нашкодивший ребёнок, стоял Ивар. Правда, выглядел он иначе - ни капли раскаянья, вызов в глазах. Но отец не давал ему открыть рта, загибая пальцы, перечисляя все прегрешения.
- Вы не имеете права жениться без моего дозволения. Вы Дартуа, и вы будете мне подчиняться, хотите вы этого или нет. Я ваш сюзерен. Учти, Ивар, я не шучу, говоря о тяжких последствиях. В первый и последний раз даю тебе шанс объясниться. В первый и последний раз приезжаю лично, а не посылаю офицера. Иногда мне кажется, что застенки пошли бы тебе на пользу.
- Я женюсь на Стефании Сибелг, и это не обсуждается. Вы хотели внуков - вы их получите. Она теперь свободна - чего вам ещё надобно?
- Достучаться до твоего разума.
Заметив Стефанию, Лагиш встал и направился к ней. Пытавшего преградить дорогу маркиза отстранил, велев ждать здесь. Ивар заскрежетал зубами, но подчинился.
Перепуганная виконтесса застыла в низком реверансе, боясь поднять голову. Она будто съёжилась, ожидая раскатов гнева герцога. Щёки пылали, сердце бешено колотилось - а в голове крутилась мысль о неряшливом внешнем виде.