Memow, или Регистр смерти - Д'Агата Джузеппе. Страница 8

— Наши жизни — моя и Астаротте Маскаро — какое-то время шли параллельно, хотя и с противоположным знаком. Моя — с положительным, его — с отрицательным. Так, если я хорошо успевал в школе, был честным, дисциплинированным, почитавшим авторитет семьи и общества, то Астаротте, напротив, был самым плохим учеником, был подвержен порокам и всегда проявлял себя как неукротимый скандалист. Когда мы повзрослели, стало ясно, что передо мной открывается будущее, которое принесет мне благополучие и успех, тогда как Астаротте — это нетрудно было предвидеть при его распутной жизни — после того как он растранжирит состояние Нумисанти, ожидает неминуемый социальный крах. И действительно, когда скончался Джерофанте и исчезла старая Мириам, единственная из всех Нумисанти, у кого была хоть какая-то деловая смекалка, он очень быстро опустился до нищеты. Сначала пекарня, а затем и вилла перешли к кредиторам. Я же, блистательно закончив учебу и получив диплом, открыл юридическую контору, женился на девушке из очень богатой семьи и занялся политикой, проявив в этой области настоящий талант, настолько яркий, что мои приверженцы в либеральной партии — в моей партии — видели во мне своего будущего лидера.

— В Риме вы стали бы депутатом, — заметил врач.

— Вот тогда-то — а было это в тысяча девятьсот десятом году — наши дороги и разошлись. Хорошо помню тот день. Я увидел Астаротте на вокзале, где он ожидал поезда. Он выглядел изгнанником, который уезжает навсегда. Небритый, в поношенном старом пальто и с дешевым чемоданчиком, Астаротте походил на нищего, готового протянуть руку за подаянием. Увидев меня, он слегка приосанился, и в словах его вновь зазвучали ирония и сарказм, какие были присущи ему на протяжении всей нашей долгой дружбы. «Пришел попрощаться со мной? — спросил он. — Порадоваться моему поражению?» — «Я не знал, что ты уезжаешь, — солгал я, — а зашел сюда купить газету». — «Поздравляю. Слышал, ты делаешь прекрасную политическую карьеру. Ты словно родился для успеха и готовился к нему с самого детства». Он торопливо пожал мне руку, поскольку подошел поезд. «Я еще вернусь, вот увидишь. И тогда одну из площадей в Баретте назовут моим именем». Я засмеялся, не сомневаясь, что больше никогда не увижу его. Я не знал, что он отправился в ад, но с обратным билетом в кармане.

Слушая этот диалог в пересказе Ривоццини, Аликино не мог избавиться от ощущения, будто слышит голос отца, словно сам Астаротте говорил все это. Но еще поразительнее было другое — все это он уже знал, все ему было известно еще прежде, чем сообщил адвокат.

— Далее я был избран членом муниципального сонета, потом мэром. Достигнув таким образом вершины своей политической карьеры, я практически не имел противников, даже в соперничающих партиях.

Чувство гордости, заставившее адвоката выпрямиться, внезапно схлынуло, и голова его поникла.

— В двадцать пятом году Астаротте вернулся и тотчас вызвал всеобщее восхищение, удивление и зависть, потому что выставлял напоказ богатство, такое огромное, какого в Бареттте никогда и не видели. Он стал дельцом. Если говорить точнее, строителем. Он немедленно, причем за наличные, выкупил виллу Нумисанти, которую переименовал в виллу Маскаро. Однако ничего невозможно было узнать о происхождении его богатства, которое казалось поистине безграничным. Ничего не могло выяснить даже тайное расследование, которое я поручил полиции, священникам и частным сыщикам. Вот тогда у меня и возникло подозрение, что тайна, окружающая его богатство, уходит в нечто сверхъестественное и связана с дьяволом. Астаротте сразу же начал кампанию против меня и не скрывал намерения занять мое место мэра. Чтобы заручиться поддержкой избирателей, он прибегнул к самой приторной демагогии: пообещал построить в Баретте новую школу и больницу, обязуясь таким образом разрешить две проблемы, которые с незапамятных времен были непреодолимы для города. После выборов — будь проклят этот год! — Астаротте не только стал новым мэром, но и в невероятно короткие сроки — едва ли не за одну ночь — построил больницу и школу.

— Адвокат, — рискнул перебить его врач, — но больница и школа — это уже отнюдь не демагогия.

Адвокат разразился безудержным смехом, в котором слышны были гнев и досада. Потом, внезапно успокоившись, он продолжал:

— Эти два больших современнейших здания, одинаковые, как близнецы, вставшие рядом, казались мне мрачным памятником, воздвигнутым в ознаменование моего поражения. А на какие средства, если не на дьявольские, они были построены? Новый мэр хвалился своей победой с такой наглостью и с такой издевкой, что это не только злило, но даже пугало меня. Школа заполнялась учениками, приезжавшими даже из соседних городков. А больница, напротив, почти все время пустовала, никак не использовалась. Я и мои друзья утверждали, что ее строительство оказалось бессмысленным, что это типичное порождение мании величия. Но Астаротте и демоны, которые его окружали, прежде всего директор школы и главный врач больницы, были невозмутимы. Очевидно, им уже было известно, что именно произойдет там вскоре. Загадочная и опасная эпидемия распространилась среди детей, посещавших школу. Их всех пришлось отправить в больницу, и они заполнили ее. Все было подстроено превосходно. Дети вскоре поправились, слава врачей из новой больницы, которые так успешно справились с эпидемией, незамедлительно распространилась по стране, и отовсюду, даже совсем издалека, потянулись сюда пациенты. Школа и больница стали работать замечательно, в прекрасном симбиозе, словно поддерживая друг друга. Популярность Астаротте выросла невероятно. В том же самом году мой противник купил дом в Болонье, женился, и у него родился сын.

Аликино и врач вежливо помолчали, пока пациент переводил дыхание. Казалось, его снова охватили тревога и смятение.

— Все считают, что я брежу. Но кто мог тогда противостоять сверхмощным адским силам в Баретте, в моем городе, который, честно говоря, казалось, превратился в счастливый остров. Я вам скажу: большая часть населения сама была связана с дьяволом. — Взгляд адвоката словно созерцал какие-то скрытые, леденящие взор картины. Руки и ноги его затряслись мелкой дрожью. — Вот еще о чем хочу сказать вам, что действительно сводит меня с ума и гвоздем засело в моем мозгу: в этой проклятой школе всем учащимся было предоставлено бесплатное питание. В основе меню было мясо, которое ребятам, как выяснилось, особенно нравилось. Так вот, это мясо для школьной столовой не приобреталось ни в одной мясной лавке. Знаю это, потому что сам лично проводил расследование, и должен уверить вас, что все мои заявления ни к чему ни привели.

Врач и Аликино вопросительно посмотрели на него.

— Откуда же бралось это мясо, если не из операционных в больнице?

Адвокат Ривоццини принялся бить кулаками по кровати, словно барабанил в какой-то безутешный тамтам.

— Плоть дьявола! Плоть дьявола!

Врачу пришлось сделать ему инъекцию успокоительного — очень сильную дозу бромистого соединения.

6

Возвратившись тем же вечером из Имолы, Аликино заперся в кабинете отца.

Фотографии, на которой его отец был снят среди фашистских главарей, на столе уже не было. Чья-то услужливая рука позаботилась поместить ее в гроб, на мягкий белый шелк возле тела Астаротте.

Заложив руки за спину точно так же, как это обычно делал отец, юноша постоял перед распахнутым окном. Небо сияло звездами, и из сада веял легкий ароматный ветерок.

Потом, не зажигая лампы, Аликино подошел к одному из шкафов, и его рука легко отыскала том, который ему был нужен, — «Соответствия» Расула.

Включив свет, он сел за письменный стол и принялся просматривать книгу, задерживаясь на некоторых страницах. Тишина стояла такая, что возникало ощущение, будто время остановилось. Спокойствие нарушал лишь легкий шорох бумаги. Наконец Аликино начал записывать первые даты. 1845-1905.

Этот период времени — от рождения до кончины Джерофанте Маскаро — включал в себя смерть отца, Барко, и рождение его сына — Астаротте. Соответствия приобретали форму и логику закономерности.