Пойми, о чем молчу... (СИ) - Мезенцева Екатерина Юрьевна "Тринити". Страница 31

Крыть мне было не чем, поэтому я холодно на нее посмотрел.

- Все равно, - я снова повернулся к Саше и сел на стульчик, что стоял рядом с его кроватью. – Вы должны были спросить, - упрямо проговорил я, беря его за руку и смотря на его бледное измученное лицо. – Есть версия, почему он свалился в обморок? – спросил я у девушки.

Она прятала от меня взгляд, что ж, понимаю… Не хило я ее напугал.

- У него истощение организма, - неуверенно проговорила она. – И недостаток сна… - она кинула на меня взгляд и тут же отвела его.

- И почему это могло произойти? – зло спросил я у нее.

Она дернулась от моего тона, но все же ответила:

- Из-за недостатка пищи, сна, должного ухода, болезни… - перечислила она. – Пока диагноз не утвержден, нужно дождаться анализов, но… - она снова неуверенно посмотрела на меня, как будто ждала, что я сейчас брошусь ее убивать.

- Но врачи винят меня, – договорил я за нее. – Я морил его голодом, не давал спать и издевался, так? – я с усмешкой на нее посмотрел.

- Да… - пискнула она. – Такое очень часто случается… - попыталась она оправдаться.

- Верно, - покачал я головой. – Только тогда бы он шарахался от меня, как от прокаженного, а не хватался за руки и не просил остаться рядом с ним или увезти его туда, где я над ним так издевался, - ехидно, но с ноткой злости, проговорил я.

- Я тоже так подумала, - более уверенно проговорила она. – Саша пусть и шизофреник, но они как дети, они доверяют всем, но и видят всех насквозь. Если им кто-то причинил боль, они никогда не будут любить его…

- А Саша меня любит? – усмехнувшись, поинтересовался я.

- Очень, - уверенно кивнула она. – Когда доктор подошел к нему с иголкой у него в глазах был такой страх, этот страх я видела постоянно, когда ему привозили сюда, - ее взгляд наполнился болью. – Но при виде вас, он как будто оживает, - она неуверенно улыбнулась мне. – Он очень любит вас…

Я поспешно отвернулся от нее, чтобы она не увидела моего растерянного вида. Нет, я знал, что Саша что-то чувствует ко мне, что он тянется и доверяет мне, пусть по-своему, пусть не полностью, но намного больше, чем остальным. Но чтобы кто-то посторонний знал об этом, видел это в нем…

- Ты не могла бы нас оставить? – хрипло спросил я у нее. – Я обещаю, что не украду его и ничего плохого ему не сделаю… Просто хочу побыть с ним наедине, - попросил я.

Она кинула на меня неуверенный взгляд, но потом улыбнулась.

- Я не слишком люблю эту работу, - усмехнулась она. – Так что пусть увольняют, - пожала она плечами. – Главное, чтобы Саше стало лучше.

Она встала и вышла из палаты.

Я сильнее сжал руку Саши в своей руке, прижимая ее к своим губам.

- Я пытался… - прошептал я, по щеке скатилась слеза. – Саш, я так хотел тебе помочь, я даже себе никогда не хотел так помочь, как тебе, - прошептал я, перебирая его тонкие пальчики. – Но люди – дураки. Они хотят видеть только плохое… Мне так жаль, малыш… Скорее всего, я тебя больше не увижу. Когда приедет твоя мама и ей все расскажут, то она в лучшем случае просто выгонит меня, а в худшем меня посадят, за халатность.

Я положил голову ему на бедро, утыкаясь в него лбом.

- Я так привязался к тебе, - прошептал я. – Нет, - я поднял голову, чуть привстал, пропустил его волосы сквозь пальцы, рассматривая такие знакомы и любимые черты лица. – Я полюбил тебя, - прошептал я, утыкаясь носом ему в щеку. – Я так этого боялся, - меня как будто прорвало. – Зарекался, никогда больше не испытывать подобного чувства, потому что оно губит душу… - я снова пристально рассматривал его лицо, как будто хотел зарисовать у себя в воображении каждую деталь. – Но ты словно ветер ворвался и все перевернул с ног на голову в моем уже устоявшимся мирке, - выдохнул я. – Любить тебя – это прекрасно! И я больше всего на свете рад, что и ты выбрал именно меня, но… - пара слезинок упала ему на лицо, Сашка сквозь сон поводил глазами под тяжелыми веками, бровки его чуток нахмурились. Я поспешил стереть с его лица этот дефект – свои слезы. Не хочу больше видеть на его лице слез, ни своих, ни чужих! – Но меня нельзя любить, малыш, - прошептал я в его волосы. – Те, кто меня любят, обычно страдают… Родители, Андрей… А теперь еще и ты, - я закусил губу, чтобы громко не разрыдаться. – Родители вырастили меня, любили, а я так их предал, просто бросил. Андрей – спас меня, загубил 2 года своей жизни, чтобы поставить на ноги меня, в итоге его бросила девушка, которую он любил больше жизни, теперь он превратился в сволочь, которая меняет их как перчатки, - рыкнул я. – Я не тот, кто должен его судить, но так он не станет счастливым, понимаешь, малыш…? И ты… Я ведь только хотел помочь тебе, а сделал еще хуже, - всхлипнул я. – Рано или поздно тебе бы надоело жалеть себя, и ты бы сам поправился, тебе просто нужно было время, чтобы справиться с этим. А теперь ты в опасности, рядом с тобой тот, кто желает тебе смерти, жизнью не назвать то, что он или она для тебя приготовили, и ты уже, возможно, никогда не сможешь никому поверить. Ты доверился мне, а я тебя подвел… - я прижал его к себе, почти залезая к нему на кровать. – Прости меня, мой мальчик! – сейчас я могу его так назвать – он не слышит, а значит, не получит еще одну ложную надежду.

Сейчас он казался еще более беззащитным, чем обычно. Окружающие белые простыни, придавали еще больше бледности, чем обычно, под глазами залегли синие круги, он очень часто хмурился во сне, как будто ему снилось что-то плохое. Сильно отросшие волосы разметались на подушке, длинные ресницы бросали тени на щеки. Хоть он и поправился немного за то время, пока я был с ним, но скулы так и остались, по-прежнему четко видны, тонкие пальчики было страшно сжимать, появлялся страх, услышать их хруст. Ключицы остро выпячивали из ворота больничной рубашки.

Я всю ночь провел лежа рядом с ним, но, не сомкнув глаз, медсестра, что караулила его до меня, заглядывала в палату пару раз, но только улыбалась, смотря на нас. А я не обращал на нее внимания, я как будто знал, что нас скоро разлучат, хотел насмотреться на него, надышаться им, хотелось впитать его в себя, чтобы никуда не отпускать, чтобы он всегда был рядом. Мда, кажется, мне снова придется искать психоаналитика…

Утром в палату снова зашла медсестра и сообщила, что приехала мать Саши и что она у доктора в кабинете. Я нехотя поднялся с постели, бросив на Сашу последний прощальный взгляд, сжав его тоненькие пальчики в своей ладошке, а потом пошел к двери, его пальчики неохотно выскользнули, скользя по моим пальцам, как будто хотели задержать, схватить, но сил на это не хватало.

- Присмотришь за ним? – спросил-попросил я девушку.

Она кивнула мне, ее взгляд был тоже грустным, как будто и она понимала, что я его больше не увижу и искренне переживала из-за этого.

Сашка заметался на постели, его бровки снова нахмурились, он открывал рот, как будто хотел что-то сказать, но молчал. Как всегда – молчал.

Я вышел из палаты, прошел по коридору и остановился около дверей с табличкой «Главврач». Глубоко вздохнул, как если бы собрался прыгать в воду с головой, но услышал разговор из-за не плотно прикрытой двери:

- Татьяна Станиславовна, ваш сын в опасности! – убежденно проговорил доктор. – У этого человека нет медицинского образования. Он не может знать, что мальчику на пользу, а что во вред!

- Я брала его на работу, зная это, - возразила Татьяна. – Но он тоже наблюдался у врача, он понимает во всем этом, даже лучше их! Он сам прошел через это! – в ее голосе слышалась уверенность. – Здесь я доверяю ему, пожалуй, даже больше, чем вам…

- Очень даже зря, милочка, - в его голосе слышалось недовольство и затаенная злость. – Это может стоить жизни мальчику, вы, кстати, в курсе, что он отменил прием лекарств Саши? Так поступать категорично запрещается! – уже начал повышать он голос.

- В курсе, - ее мне было видно через щель, она независимо кивнула головой. – И я позвонила психологу Саши, сообщила ему, что я не против.